Сколько ты стоишь?

Глава 11. «Я только что видел моих родителей», - глаза широко распахнулись, когда смысл этой фразы словно щелочь, въелся в мозг, сильно ударив по нервной системе, и только безупречное самообладание и выработанное до автоматизма холоднокровие позволили Учихе придушить подступившую к горлу истерику. Однако его выдержки не хватило на то, чтобы сдержать жар, вдруг охвативший все его тело, и подавить чувство страха, разраставшееся груди. Ужас накрыл его с головой, вытесняя воздух из легких, заставляя сердце неистово биться, а его и без того бледное лицо стало приобретать сероватый оттенок. Ощущение времени и пространства стерлось, ему казалось, что пролетели часы, дни, недели, что он находился в этом состоянии вечность, когда на деле же прошло всего несколько секунд. Очнулся он лишь, когда его легкие обожгло огнем из-за нехватки кислорода. Судорожный вдох принес лишь острую боль, вытолкнувшую Саске из состояния полного оцепенения, в котором он пребывал. Но вместе с оцепенением исчезла и та дымка, что застилала разум Учихи, и картины двух обгоревших людей ярко вспыхнули у него перед глазами. Ему хотелось одного: оказаться как можно дальше отсюда, от этой больницы, от этих людей, кого он называл отцом и матерью, от этой жуткой, страшной реальности. Саске понимал, что если еще раз увидит их в таком состоянии, теперь уже зная, что эти несчастные незнакомцы на самом деле его собственные родители, он может не сдержаться и потерять свой рассудок. Ведомый страхом, он сорвался с места и стремительно направился к выходу. *** Наруто с недоумением смотрел, как Учиха вдруг резко сорвался с места и чуть ли не бегом бросился к выходу. Узумаки не мог понять, что случилось за те несколько секунд, пока Саске находился в другом конце комнаты. Сначала Учиха, казалось, был слишком заинтересован новостями о каком-то разбившемся самолете, а затем вдруг заметно побледнел и весь сжался. Его лицо вдруг приобрело совершенно пустое выражение. Он словно спрятался от внешнего мира за маской отрешения, и Наруто не мог понять, что же могло вызвать у обычно невозмутимого Учихи такую реакцию. Когда силуэт его одноклассника скрылся за дверью, Узумаки приблизился к телевизору в надежде узнать, что же все-таки случилось. - … таким образом, судьба одного из самых влиятельных предпринимателей в Японии Фугаку Учихи и его жены Микото зависит от врачей и удачи. Это были все новости на сегодня, с вами была Токай Юки, приятного вам вечера, - услышал последние слова диктора Наруто, но и этого обрывка было достаточно для него, чтобы понять, что случилось. Происходящее ему решительно не нравилось. Совершенно не нравилось. *** - Итачи, я слышал, что произошло… - начал Какаши, быстро заходя в кабинет Итачи, но тут же осекся, встретив взгляд темных глаз. - Ни слова Хатаке, ни слова, - прошипел Учиха, при этом с силой сжав ручку, которую держал в руках. Пластмасса тихо хрустнула и сломалась. Какаши лишь тяжело вздохнул и опустился на стул напротив Итачи. - Где Саске? Хатаке вдруг вздрогнул. «Как он мог забыть?!» - В больнице. - Что? - Какаши никогда не видел выражения такого беспокойства на лице Итачи. Хатаке видел его реакцию на многие вещи: неудачные сделки, погибшие компаньоны и он был уверен: даже весть о возможной гибели родителей не вызвала таких эмоций. - Он в порядке, просто немного повздорил с Узумаки. Отделался парой ушибов и сломанным носом. Важно другое: скорее всего, он в той самой больнице, куда отвезли ваших родителей и… - Его необходимо немедленно забрать оттуда. Саске слишком любит нашу мать, для него это будет сильным ударом. - Я не думаю, что это следует делать. Саске вместе с Узумаки, и если он узнает о новостях в его присутствии, то это может положительно сказаться на нашем плане. Итачи смотрел на своего первого помощника так, словно видел его впервые. Из них двоих Учиха всегда был более жесток и расчетлив, но когда дело касалось здоровья и состояния Саске, то единственное, о чем он мог думать, это как поскорее помочь брату. - Я всегда знал, что ты манипуляторная сволочь, - негромко произнес он. - Если с Саске что-то случится, отвечать за это будешь ты, и мне плевать на план, а также на все, что с ним связано. - Я понял, Итачи. Беру полную ответственность за него. К тому же, ты тоже пока не готов видеть их, - негромко заключил Какаши, взяв руку своего босса в свою и крепко сжав его ладонь. Другой рукой он схватил бутылку коньяка, которую Итачи уже успел достать из бара и ловко налил жидкость в две рюмки. *** На улице было прохладно и несмотря на то, что на дворе было уже практически лето, небо было затянуто серыми тучами. Похоже, надвигалась гроза, но Учиха этого не замечал. Он лишь резко, рывками вдыхал прохладный воздух, стремительно шагая прочь от больницы. Сейчас ему нужен был Итачи. Несмотря на все их разногласия, показную ненависть и отчужденность, Саске понимал, что сейчас нет никого кроме брата, кто смог бы понять его лучше. Он вдруг с невероятной ясностью осознал, что они с братом могут… остаться вдвоем. Это открытие заставляло его идти еще быстрее. Он боялся, боялся не успеть, боялся потерять и его тоже. Ему понадобилось больше двух часов, чтобы достичь своей цели. Ноги безумно болели, черные лаковые туфли потеряли весь свой блеск, но Саске было не до этого, он, наконец, дошел до резиденции Учих, и теперь ему было необходимо найти Итачи. Его ни разу не посетила мысль о том, что можно было вызвать одного из личных водителей или взять такси, все, что ему было необходимо в тот момент - движение вперед. Он был уверен, что если остановится хоть на секунду, реальность догонит его и раздавит своим весом. Он не хотел этого и поэтому бежал от настоящего, отвергал его, не признавал, пытаясь скрыться в будущем, и это у него практически получалось. Резиденция была полна охраны, носившейся туда-сюда, и встревоженной прислуги, но Учиху пропустили без лишних вопросов и только глаза, полные жалости выдавали то, что они были в курсе происходящего. Саске игнорировал их взгляды, не позволяя своей маске соскользнуть. Нет, он не позволит им увидеть его страх. Пусть он разрывается на мелкие кусочки изнутри, но он будет истинным Учихой до самого конца, он просто не может вести себя иначе. Дом, казалось, был пуст. Видимо, вся прислуга была снаружи, и ничто не мешало Саске в минуты добраться до кабинета брата. Дверь была немного приоткрыта, и Учиха заглянул, прежде чем войти или постучать. Заглянул и замер. Он опоздал. Итачи сидел за столом, в руке у него была рюмка, в которой, судя по цвету, плескался коньяк. Он был бледен, бледнее обычного, но это было единственным признаком его волнения по поводу судьбы родителей. Однако брат был не один, перед ним сидел Какаши. Хатаке не говорил никаких слов сочувствия, не пытался заключить Итачи в утешающие объятья, он просто крепко держал ладонь Учихи в своей, не позволяя тому сорваться, и время от времени свободной рукой, ловко наполнял быстро пустеющие рюмки. Да, Саске действительно опоздал… Какаши был, пожалуй, единственным человеком, которого к себе в такой момент подпустил бы Итачи. Младший Учиха прекрасно знал о глупой привязанности брата к Хатаке и в детстве всегда ревновал Итачи к нему. Даже сейчас, когда он нуждался в брате, как никогда прежде, Какаши забирал его у него, занимал место, которое по праву принадлежало ему – Саске. Ни один из мужчин, сидевших в комнате, не заметил, как парень бесшумно отступил назад в полумрак коридора и, развернувшись, медленно направился прочь. Младший из братьев понял, что старший сможет обойтись без него, что Хатаке, скорее всего, будет лучшей компанией. - Я не могу поверить, что они… мертвы, - вдруг донесся голос Итачи, и Саске, не успевший отойти достаточно далеко, все четко услышал. Нет, этого быть не могло, да, безусловно, их состояние было тяжелым, но Саске был точно уверен, что они живы. - Я тоже, Итачи, я тоже, - тяжело выдохнул Какаши. Резкий отрывистый вдох - и жуткая усталость обрушилась на него, высасывая все силы до последней капли. Чувство обреченности, безысходности и какой-то тягучей пустоты окутали Саске, сотворив тугой кокон эмоций, из которых не было ни сил, ни желания вырваться. Было ли ему больно? Нет. Грустно? Нет. Жалко? Нет. Одиноко? Нет. Только пусто от осознания, что ничего больше нет, ее нет, его – нет, их – нет. Дверь из красного дерева со старинной антикварной ручкой вела в комнату его матери. Учиха и сам не помнил, как оказался в этом крыле здания, но это уже не имело значения, он был здесь и это главное. Тихий щелчок и дверь неспешно отворилась, повинуясь воле его руки, открывая взору самую элегантную комнату их резиденции. Здесь все напоминало о ней: аромат ее духов, чуть различимый в воздухе, расческа возле зеркала, с длинным черным волосом, застрявшим меж зубцов, ониксовые серьги, что так походили под цвет ее глаз, небрежно брошенные на туалетный столик, и портрет во весь рост, занимавший четверть стены – ее портрет. Саске медленно подошел к полотну и кончиками пальцев коснулся изящной нарисованной руки. Его мать для него была идеальна во всех смыслах этого слова. Она была идеальной женой, матерью и женщиной, идеальным собеседником, другом, советчиком и, бесспорно, была идеальна и неподражаема в своей красоте. Она была его идолом, опорой. Саске вскинул голову и посмотрел в черные глаза, которые, несмотря на все мастерство художника, казались лишь бледными точками в сравнении с сиянием оригинала. Он вдруг отчетливо, всем своим естеством, осознал, что больше никогда не увидит этих подлинных сверкающих глаз, ее мягкой ласковой улыбки, не почувствует тепла ее рук и не коснется ее шелковистых волос. Обрывки фраз, кусочки разговоров и целая буря воспоминаний вдруг заполнили сознание Саске, путаясь и извиваясь, словно в неистовом танце, они дразнили его своей ясностью и четкостью, давая понять, что больше такого не произойдет, что теперь ему остается лишь вспоминать. Саске больше не мог этого терпеть, эту безумную режущую боль в груди, это чувство безысходности и бесконечную пустоту. Ему нужно было уйти отсюда как можно скорее, иначе он просто сойдет с ума. Дверь громко хлопнула, но Саске этого не заметил, он в который раз за сегодняшний день пытался убежать прочь от воспоминаний, от боли, от реальности. Его пытались остановить, задержать, но он лишь грубо расталкивал всех, кто вставал у него на пути. Жестокими фразами и голосом, полным ненависти, обрывал говоривших на полуслове, унижал, оскорблял их, прекрасно зная, что никто ему не возразит. Ему было плохо, а это значит, что все вокруг должны были чувствовать то же самое. Он пытался выплеснуть на других свои эмоции, но все, что он делал, так это еще больше ухудшал свое состояние. Когда Саске наконец оказался за воротами резиденции, он почувствовал себя еще хуже прежнего. На улице уже было очень темно, темные грозовые тучи плотно скрывали луну и несмотря на то, что в округе было довольно светло из-за фонарей, Саске все же ощутил свободу. Казалось, что в этой темноте можно убегать вечно. Он шел прочь от роскошных улиц богачей в сторону бедных районов, пытаясь отыскать темноту, которая поглотила бы его полностью. Ему очень хотелось напиться и затушить чувства дымом сигарет, нет, не просто хотелось, это ему было необходимо. Сигареты и алкоголь должны были хоть немного успокоить его нервы. Пачка «Treasurer» отыскалась в одном из его карманов, но с алкоголем было хуже. Приметив неподалеку супермаркет, он вошел туда и сразу же направился к отделу с алкоголем. Схватив первую попавшуюся бутылку, что оказалась низкосортным саке, он, быстро оглянувшись, отошел в сторону стеллажей с приправами, где не было никого и, на всякий случай встав лицом к стене, быстро вскрыл бутылку и припал к ней губами. Пил из горла, большими глотками, практически захлебываясь при этом. Горло обжигало, в груди пекло, а на глаза наворачивались слезы, но он упрямо продолжал заглатывать жидкость, понимая, что если остановится, то больше не сможет выпить и капли. Он не задумывался о том, что нарушает закон, что здесь есть камеры и что у него из-за этого могут быть проблемы. Просто ему было плевать. Он оторвался от бутылки только тогда, когда начал уже задыхаться и захлебываться. Голова кружилась из-за резких движений и нехватки воздуха. В животе зарождалось какое-то тошнотворное чувство. Возможно, пить так резко и так много на голодный желудок было не лучшей идеей. Саске поставил изрядно опустевшую бутылку на полку рядом с какими-то приправами и быстро вышел из магазина, проталкиваясь через очередь людей. Снаружи уже было довольно темно, но это только подталкивало Учиху идти вперед. С каждым новым поворотом улицы становились все менее опрятными и ухоженными. На стенах домов стали появляться различные непристойные записи, количество бездомных кошек и собак увеличивалось, в то время как количество фонарей уменьшалось. Трущобы Токио были уже близко. Ему оставалось лишь два квартала. Однако это расстояние давалось Саске нелегко, его вдруг начало качать и тошнить, он чувствовал, что готов вырвать в любой момент и ,что еще хуже, мог упасть на землю рядом. Его организм все никак не хотел мириться с той большой дозой алкоголя, что была так резко влита в его глотку. Однако, по какой-то невразумительной причине, пьяным Саске себя не чувствовал. Его мысли все еще были полны картин происшедшего, вперемешку со старыми воспоминаниями, и сосущее чувство одиночества и потери не хотело заменяться опьяненным спокойствием. После очередного, особо сильного, помутнения в глазах, Саске подошел к ближайшему дому и ухватился за серую стену, чтобы удержать равновесие. Когда головокружение немного отступило, он спиной привалился к зданию и стал рыться в карманах в поисках сигарет. Достав пачку, он вытащил сигарету, умудрившись измять и изогнуть ее, зажигалка сработала лишь на третий раз, а прикурить вышло на четвертый. Серый дым устремился от огонька вверх, но подувший ветер направил его прямо в лицо Саске. Глаза резануло, а от запаха сигарет желудок совершил кульбит, намереваясь вывернуться наизнанку. Учиха закашлялся и выпустил сигарету из губ. Раздраженно взглянув на тлеющий огонек, Учиха продолжил идти, держась за стену. В голове лишь мелькнуло: «Мало мне смерти родителей, я еще и себя отравить решил… хотя, я думаю, Итачи и не заметит…». Злость на брата вдруг накатила неожиданно сильной волной, вытеснив все остальные мысли и чувства, Саске готов был обвинить во всем Итачи: в своем жутком состоянии, в своем одиночестве, в своем отравлении и даже в смерти родителей. Ведь в их семье это было обыденностью, когда сын подставлял отца, чтобы занять его место. К тому же, еще совсем недавно Итачи упоминал, что было бы неплохо, если бы он был главой клана, потому что, по его мнению, отец начал сдавать. Ко всему этому, у Итачи с Фугаку были натянутые отношения с того времени, как старший сын вдруг резко изъявил желание учиться за границей. Так что ему стоило подстроить их крушение? Саске понимал, что все это глупости, что он просто очень зол на брата, но все же, где-то глубоко внутри, у него зародилось сомнение, что возможно, лишь возможно, его версия имеет право на жизнь. Под ногами что-то противно чавкало, запах, витавший вокруг, принадлежал скорее помойке, чем жилым улицам и Учиха уже мало что видел в темноте, поэтому, когда под ногой громко стукнула жестяная банка, он вздрогнул и замер от неожиданности. - Что это было?! - услышал вдруг чей-то голос Саске. На улицах было пустынно и ему это нравилось, но сейчас судя по всему, он был не один. - Успокойся ты, параноик, наверно это просто крыса, - отмахнулся от первого голоса второй. - Что-то это было слишком громко для крысы, она наверно размером со свинью, - не унимался первый мужчина. - Заткнись! - в разговор вступил третий, хриплый и властный голос. - У нас есть дела поважнее, чем крыс ловить. Саске облегченно выдохнул, услышав, что эти слова сопровождаются звуком удаляющихся шагов. Людей, судя по всему, было больше трех, что было не очень хорошей новостью. Подождав для верности пару минут, Учиха снова отправился в путь, но стоило ему завернуть за поворот, как он нос к носу столкнулся с неопрятно одетым мужчиной, позади которого стояло еще пятеро, также бедно одетых. - Большая крыса все-таки, - с усмешкой сказал мужчина перед Саске, и Учиха узнал его голос, он был тем самым параноиком. - А он неплохо одет для нашей местности… Лаковые туфли, кожаный пояс… это что, часы у него на руке? - внимательно осматривая парня с ног до головы, бурчал он себе под нос. - Похоже, мальчик заблудился, мальчик из хорошей богатенькой семьи, который жаждет поделиться с нами… Саске сжал кулаки. Он был совершенно не в форме для драки, но и обворовать он себя не даст. - Ты что, намека не понял? Давай бумажник гони, и часы снимай, и пояс… что там у тебя еще есть дорогого, телефон мобильный, например, - встрял в разговор еще один. Учиха лишь покачиваясь, принял боевую стойку. - Он драться, похоже, собирается, ты с ним поаккуратней, Аой, а то вдруг мальчонка тебе накостыляет, - загоготал третий, его поддержали все остальные. - Слышь… это, может его того… раком поставить? Чтоб не ерепенился, и его же пояском потом и отходить… От такой перспективы желудок Саске резко сжался, и он почувствовал новый сильный приступ. - Все, парень, кончай строить из себя героя. Деньги гони, и телефон, и мы оставим тебе твою задницу. Учиха лишь сплюнул и фыркнул. - Сам напросился, - пожал плечами мужчина и занес руку для удара. Саске удалось уклониться от первого удара, но в этот момент его голова закружилась, и он, не удержав равновесия, упал на землю. Его не жалели: первый удар пришелся в солнечное сплетение, второй по почкам, третий в челюсть, лишь немного промазав мимо сломанного носа, дальше Саске не выдержал: он застонал, попытавшись сжаться в комок. - Ну что, сбили мы с тебя спесь, парень? Отдашь все добровольно? Он снова застонал. Да, он отдаст все что нужно, ему было слишком плохо, чтобы думать о своей гордости. Поэтому он позволил мужчинам обшарить свои карманы, снять со своей шеи толстую золотую цепь, снять дорогие туфли, пояс, часы, но когда чужие руки коснулись перстня, он стал сопротивляться: - Оставьте перстень, - прошипел он, пытаясь зажать руку так, чтобы они не могли его снять. - Тебе было мало, парень? Еще хочешь? Или ты нам свою задницу подставить хочешь? - раздраженно спросил один из мужчин. Саске лишь с ненавистью посмотрел на грабителей и разжал руку. Он найдет их, обязательно найдет, только чуть позже. Найдёт и тогда отомстит. Они ушли, а Учиха все лежал на грязном асфальте не в силах двинуться, он вдруг вспомнил, как сам избивал Узумаки и как оставлял его так же валяться на полу. Воспоминания о Наруто вдруг разбудили в нем желание двигаться, встать и идти дальше, ведь, черт возьми, Узумаки всегда вставал, что бы с ним не приключилось, и он, Саске, был ничуть не хуже него! Медленно, с долгими перерывами, он все же поднялся на ноги, а затем так же медленно побрел вперед, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть. Он шел босиком, в одних лишь носках, чувствуя всю шероховатость асфальта и камушки, больно впивавшиеся в ступни. Он завернул за очередной угол, и вдруг улица показалась ему знакомой. Он был уже здесь. У Саске была замечательная зрительная память. Он вспомнил, когда. Он был здесь, когда заезжал к Узумаки домой, он сейчас находился возле квартиры этого идиота. Ноги сами понесли его вперед к подъезду. Пять этажей давались ему тяжело, он поднимался около часа, потому что каждая ступенька требовала немереных усилий, и парень постоянно ловил себя на мысли, что из-за него Узумаки приходилось взбираться наверх в таком же состоянии чуть ли не каждый день. Он не знал, зачем взбирается наверх. Наверно, алкоголь наконец начал свое действие, потому что парню стало гораздо спокойнее на душе, да и вообще все стало казаться проще. Он не знал, что скажет Наруто, когда тот откроет дверь, он только знал, что Узумаки сможет его понять. Он почему-то вспомнил Какаши с Итачи и представил на их месте себя с Наруто. Картина была странная и глупая, но все же, успокаивающая и ободряющая. Помотав головой в попытке выкинуть все пьяные мысли из головы, он остановился возле двери. Звонка не было, да и насколько он помнил, электричество у Узумаки тоже отсутствовало, поэтому Саске, недолго думая, стал барабанить в дверь. - Узумаки, открывай мать твою! - завопил во весь голос парень. Дверь почему-то оставалась запертой, и он стал барабанить сильнее. Дверь открылась, но в проеме был не Узумаки, вместо него на Учиху злобно смотрела пожилая женщина в потрепанном банном халате. - Ты что орешь? Я уже спала! Нету Наруто, нету! На работе он еще! Вали отсюда, покуда кости целы, а то я тебя сковородкой отхожу!!! - потрясая кулаком, пригрозила она, прежде чем захлопнуть дверь. Саске смотрел на дверь несколько долгих секунд, ему требовалось время, чтобы в своем пьяном состоянии понять смысл сказанного. Узумаки не было, он тоже предпочел его бросить. Именно такой вердикт вынес мозг Саске. Он медленно снова побрел вниз, крепко держась за перила, чтобы не упасть, почему-то чувствуя себя совершенно разбитым. *** Наруто, не торопясь, брел домой. В клубе было много работы и у него не было времени на размышления о Саске и его родителях, но сейчас, в два часа ночи, он наконец смог позволить себе эту пытку. Ему было жаль Учиху и его родителей, он действительно надеялся, что в итоге все будет хорошо, что они выживут и что Саске снова станет заносчивым ублюдком с богатеньким, влиятельным папочкой. Узумаки чувствовал себя эгоистом, он точно не мог сказать желает ли он этого из-за сочувствия Учихе, или же из-за того, что слова, сказанные ранее, нависли над ним тяжелым грузом вины. Он ненавидел себя за эти слова, чувствовал себя последней дрянью, раз смог пожелать кому-то такое. Пусть Саске был сволочью и эгоистом, но даже он не заслуживал потери близких. Наруто изводил себя этими мыслями, все больше погружаясь в вязкое чувство вины. Он даже представить себе не мог, как больно должно быть Учихе, он был уверен, что тот хоть и притворяется холоднокровным отморозком, на самом деле так же чувствует и так же переживает за своих родителей, как любой другой человек в его ситуации. Это еще больше волновало Наруто, ведь он привык к тому, что Учихе все нипочем, что он бессердечен и хладнокровен, но тот человек, что выбежал тогда из больницы, явно не подходил под это описание. Что и говорить, у Узумаки было паршиво на душе. От грустных и неприятных мыслей его отвлек собачий лай. Он и не заметил, как дошел до своего квартала, где его уже поджидал дворняга, которую Наруто иногда подкармливал. Сегодня у парня с собой был громадный пакет с костями, что остался после банкета в вип зале. Наруто лично собирал кости с тарелок, почему-то именно сегодня ему хотелось сделать хоть какую-то благородную мелочь, чтобы хоть как-то облегчить тяжесть на душе, ведь человеку свойственно пытаться оправдать себя или облегчить свою вину, пытаясь перекрыть ее чем-то хорошим. - Привет, малыш, у меня сегодня большой улов, - потрепав собаку по голове, сказал Наруто, помахивая пакетом перед носом животного. Тот жадно схватил полиэтилен зубами, но вместо того, чтобы немедленно проделать дыру, он стал тянуть его, а вместе с ним и Узумаки куда-то в сторону парадной Наруто. Удивленный странным поведением пса, парень последовал за ним. Он раздраженно вздохнул, увидев темную безжизненную фигуру возле крыльца, что была прислонена к стене. Очередной бомж, напившийся вдрызг, которого придется стаскивать со ступенек, чтобы попасть в подъезд. Однако каково же было удивление Наруто, когда при ближайшем рассмотрении, фигура показалась знакомой, и через пару секунд ему стало ясно, кем был этот человек: - Какого черта ты здесь делаешь, в таком состоянии, Учиха?! - Наруто не скрывал раздражения в своем голосе, сейчас ему меньше всего хотелось возиться с пьяным и разбитым Учихой, когда он сам чувствовал себя паршиво, а теперь имея доказательство своей вины прямо у себя под… ногами, он не мог перестать думать о своих словах. Саске, как ни странно, был в сознании и поэтому он, подняв свой замутненный взгляд на фигуру, нависавшую над ним, произнёс: - У-маки? Алкогольное опьянение накатило резкой волной, он только выбрался из подъезда, как почувствовал, что ноги его больше не держат, а мысли окончательно потеряли связность и четкость. Он лишь расплывчато помнил происшествия последних нескольких часов. Вроде сначала он просто валялся здесь на земле, размышляя о жизни и прочей мировой белиберде, так как именно в таком состоянии эти размышления давались ему лучше всего. Размышлял он пока что-то мокрое и теплое не начало касаться его руки, тем самым выводя его из этого состояния. Теплым и мокрым оказался язык собаки, и следующие полтора часа Учиха провел в обнимку с грязным и полным блох животным, рассказывая ему о том, какой он ужасный человек и как много всего плохого сделал. Пес подвывал, но слушателем был хорошим, и Саске нисколько не стеснялся изливать ему душу, ведь собака все равно никому ничего не расскажет, хотя в том состоянии, в котором он находился, это было уже неважно. - Да- да, это я, Учиха. Ты можешь встать? Здесь холодно, а ты… где, черт возьми, твои туфли?! - За-б-ли ук-ук-рли убь-юу-ки!- пробубнил Саске, при этом пытаясь подняться с земли. Голова работала отвратительно, и к тому же нещадно болела. Видимо, он ударился при падении. Наруто, так и не понявший, что ему хотел сказать одноклассник, наблюдал за его бесплодными попытками до тех пор, пока тот не свалился в пятый раз. Тяжело вздохнув, он наклонился и практически взвалил Учиху себе на плечи. - И какого хрена я тебе помогаю? Ведь после всего, что ты сделал, логичнее было бы бросить тебя здесь, - недовольно проворчал Узумаки, при этом еще крепче перехватывая свою ношу. Он прекрасно знал, что не оставил бы его на улице даже если бы Саске избил его днем раньше. Он слишком хорошо знал, что такое быть брошенным и беспомощным и не желал такого даже своему врагу. А теперь в свете прошедших событий Наруто не мог поступить иначе. Узумаки вдруг почувствовал невероятную ответственность за этого парня у себя на плечах. И что странно, эта ответственность ему не была неприятна, наоборот, она словно искупала его вину. Идти по лестнице было тяжело, да и Саске весил немало, но Узумаки всегда отличался особым упрямством и поэтому, крепко сжав зубы, преодолевал пролет за пролетом. Учиха молчал и вообще не подавал никаких признаков жизни, и у Наруто не было ни сил, ни желания проверять, что с ним не так до тех пор, пока он не свалил недвижное тело на свою кровать. Долго возле одноклассника парень не стал задерживаться. Он только убедился, что тот дышит, прежде чем стал искать свечи, чтобы хоть при их свете рассмотреть, что не так с Учихой. Язычки огня на кончиках трех свечей освещали комнату отрывочным, прыгающим светом, он аккуратно поставил два подсвечника по разные стороны кровати, а один держал в руке, медленно приближаясь к Саске, чтобы его рассмотреть. Как оказалось, Учиха не был в отключке, он, не моргая, смотрел на Наруто, и что-то в его взгляде заставляло Узумаки нервно вздрагивать, словно от холода. - Тебе что-нибудь принести? - тихо спросил он после нескольких минут молчания. - Во-ды, - выдохнул Саске. Наруто тут же сорвался с места и исчез за дверью, быстро налив воды из-под крана, так как кипятить было некогда, он так же быстро вернулся обратно. Поставив подсвечник на пол, он приблизился к Учихе и помог ему привстать, чтобы тот мог пить. Саске глотал жадно: после горечи саке вперемешку с привкусом крови, вода казалась чем-то невероятно приятным и сладким. Чашка была пуста через несколько секунд. Наруто сел возле него, то и дело неловко ерзая. Он не знал, что сказать, да и вообще не был уверен, что разговор сейчас уместен. Если бы Саске был его другом, то он, наверно, обнял бы его или просто сжал его руку, показывая, что он не один, что есть люди, которым он может довериться. Но Учиха не был его другом. Более того, он был его врагом, человеком, которого он ненавидел, и что с ним делать, Узумаки не знал. И все же Наруто решил рискнуть, попробовать сделать хоть что-то, чтобы отвлечь Саске от неприятных мыслей. Он легонько, лишь кончиками пальцев коснулся руки одноклассника и тихо, чуть слышно сказал: - Я, наверно, не смогу понять, что ты чувствуешь… у меня никогда не было родителей, но… - Учиха не дал ему закончить, он вдруг крепко схватил руку Узумаки и тихо, слишком чётко для пьяного человека, произнес: - Т-ты сможешь понять, у-у меня их теперь тоже нет. Наруто замер, грудь вдруг резко, с невероятной силой сдавило, он сам не знал, почему на глаза навернулись слезы, почему весть о том, что чьи-то родители скончались так сильно подействовала на него, почему он вдруг схватил Саске и крепко прижал его к себе или почему сам прижался к нему. Он ненавидел смерть. Он ее не боялся, не пытался избежать, он лишь люто ее ненавидел за то, что она отобрала у него близких людей. Сейчас, чувствуя чужую боль, настолько схожую с его собственной, Наруто просто не мог сдержать себя. Учиха не сопротивлялся. Пусть Узумаки и не вел себя как Какаши, но и Саске был не Итачи, поэтому он с нескрываемым облегчением уткнулся головой в плечо Наруто, вдыхая его запах. Он впервые за этот вечер почувствовал, что ему не нужно никуда бежать, что ему не нужна темнота, что он не один. Он ощущал спокойствие, находясь в убогой комнате, освещаемой теплым светом свечей, и чувствуя чужое тепло так близко. Он был не один, и это главное.