Take me home

Сквозь тонкие прожженные стены слышно, как она подходит к квартире. Хлоя поворачивает голову удобнее, прислоняя ухо к щели между стеной и дверным косяком. Опускает веки, вслушиваясь в неловкое переминание знакомых скрипучих кроссовок. Скользит пальцами по выступу, поворот которого должен открыть дверь. Никто из них не спешит открывать. Глухо лязгает ключ. Девятнадцать секунд, чтобы он вошел полностью, не сломавшись и не застряв. Хлоя отмечает, что Рейчел сегодня не столь пьяна, раз смогла выполнить первый этап открытия квартиры меньше чем за минуту. Придется потратить еще пару долларов на таблетки после похмелья. Почти закончились. Половину последней потратили на «празднование» закрытия сессии. Экзаменов. Когда умудрились не пустить пули пневмата в висок. Тупая привычка считать состояния в цифрах. По босым ногам ужом проползает холодок от открытия первой двери. Воспаленные веки болезненно пульсируют от облака табачного дыма. Хлоя давит всхлип и долго шмыгает, чувствуя болезненную отдачу в носоглотку от слишком резкого вздоха больным носом. Ну, нужно отметить, что слишком уж часто она курила в прихожей в три утра, чтобы запах не въелся в стены. Рейчел молчит. Не бормочет, не матерится, не дышит шумно, не мурлычет под нос спутанным языком услышанный в баре мотивчик. Не разговаривает сама с собой, описывая, успокаиваясь от собственного голоса вслух, а не пьяной галлюцинацией в голове. Хлое хочется выблевать все эти знания мелочных привычек, но лишь затягивается короче, смешивая моральную усталость с состоянием опустошенной батарейки. Не успела поставить на базу перезарядиться. Могла ведь выспаться. Стоит как дура в этой белой рубашке, серых брюках, пропахла дешевыми безымянными тонкими сигаретами и слушает, как ее девушка возвращается после веселого празднования дня рождения или чего-то еще (повод выпить будет всегда, особенно для личностей с вялотекущим расстройством жизни) и пытается открыть эту блядскую дверь. Хотя спокойно может улечься на пороге или сломать голову об острый выступ почтового ящика перед дверью. Никак смелости не наберется. Или же то, как Хлоя устало смотрит, подхватывает ее и ведёт на кухню, заспанную, в подсохшей крови, с гематомами на ребрах и с виноватым взглядом в пол, все еще является каким-то явлением, из-за которого она умереть права не имеет. Солнце светло-желтое и фетровое в луче пыльного света на отклеивающихся обоях. Холодные пальцы мягко подхватывают лицо за подбородок, пока влажная губка стирает со скул грязь, и вода мешается с пьяными слезами. В потрескавшейся эмали раковины играют солнечные зайчики и изредка очерчивают ободок от кружки с чаем на столе. Губы находят губы, и Хлое слишком хочется спать, чтобы оттолкнуть (она уверена) просто нашедшую новую точку опоры, чтобы не упасть, Рейчел. Так же, как та обвивает руками шею и упирается коленями в грудь присевшей перед ней на корточки Хлои. Ничего там нет из чистого желания дотронуться. Но Хлоя закрывает глаза. И вместе с мокрой губкой обхватывает лицо Рейчел руками. Так и живут.