Освобождение ведьмы

Кайл набрал чернил и продолжил выводить рисунок на руке девушки. Судя по документам, она отправлялась в самый дорогой публичный дом столицы — «Нежные лепестки». Там редко кто оставался дольше года. Потерявших первоначальную красоту и свежесть девушек потом продавали в бордели подешевле, типа «Майской розы» или «Бархатной звезды», а те, в свою очередь, сплавляли некондицию в совсем непотребные места вроде «Раненой азалии», где клиентам чуть ли не самим доплачивали за посещение. Рука девушки вздрагивала каждый раз, когда инструмент касался ее кожи, и Кайлу это уже порядком надоело. Он посмотрел на нее: по ее лицу катились слезы. Возможно, она слишком чувствительна, и поэтому обезболивающее заклинание плохо подействовало, хотя таких случаев у волшебника еще не было. К сожалению, он не мог ее усыпить: клеймо нужно было ставить на бодрствующего человека, чтобы под действием специального заклинания оно проникло не только в кожу, но и в сознание, и даже если проститутка захотела бы притвориться честной женщиной и, допустим, отрубила себе руку или свела магическую татуировку у подпольщиков на черном рынке, заплатив за это десятью годами своей жизни, любой, кто владеет минимальными магическими навыками, сразу смог бы понять, кто перед ним находится. Кайлу не нравилась эта работа, но она была не так проста, чтобы доверить ее подмастерьям. Да и продержаться ему осталось совсем немного. Через неделю он станет официальным учеником мастера Зея, а значит пять лет, проведенных за выполнением различных заданий и поручений, были прожиты не зря. Место ученика почти гарантировало успешную карьеру и место в гильдии магов, и теперь его родители и сестра смогут навсегда забыть про голод и страх остаться без крыши над головой. Рука девушки в очередной раз дрогнула, и это взбесило волшебника. За три месяца освоения этой техники он не допустил ни одной ошибки и не мог все испортить сейчас, когда его мечта была совсем рядом. Молодой волшебник пытался сообразить, что же делать. Взглянув в глаза девушки, он бесцеремонно проник в ее сознание и стал брезгливо, как в ворохе мусора, искать нужные образы. Ему нужно было что-то, что успокоит ее и, возможно, слегка припугнет, вроде воспоминания о наказании или строгой учительнице, но куда бы он ни смотрел, везде видел не то. Вот огромное озеро с каменистым берегом, серые валуны покрыты мхом, слышен стук копыт и свежий ветер колет холодом руки и лицо. Вот большое небо раскинулось огромным черным полотном, и падающие звезды пересекают его, оставляя за собой долгие, мерцающие следы. Вот бескрайнее золотое поле. Ладонь скользит по колосьям спелой пшеницы, заставляя их наклоняться. Освобождаясь от руки, они распрямляются и на прощание чуть щекочут пальцы. Кричат тревожно птицы, а на горизонте стоят тучи — успеют ли косари собрать такой нужный нам урожай? «Черт, какой урожай?!» — в шоке от себя, он вынырнул из сознания девушки и попал обратно, в душную каморку, пропахшую эликсирами и едким запахом заклинаний. Девушка, сидящая перед волшебником, смотрела прямо на него своими огромными синими глазами. Глазами, которые помнили мшистые камни на берегу, падающие звезды, спелую пшеницу и тяжелые от воды тучи. Вряд ли у нее будет возможность увидеть это опять: проститутки никогда не возвращались домой, в Арджерию. Почти все они кончали свои дни отдаваясь за наркотики, умирая от истощения и болезней. Кайл поклялся себе никогда не допускать жалость в сердце, тем более он никогда не пожалеет арджерийцев. Не они ли разорили и сожгли его дом, превратив благополучную когда-то семью в нищих скитальцев? Не из-за их ли безграничной злобы его сестра каждую ночь заходилась кашлем, от которого не спасали никакие заклинания? Но полные синевы глаза продолжали смотреть прямо на него, а в них были поля, горы с белыми шапками, высокие, до небес, деревья. Все эти картинки как будто были знакомы Кайлу, и тут он понял: да она же дикарка из Ньярбора! Ньярбор — безумный по красоте, дальний и труднодоступный район Арджерии. Он единственный не платил дань после большой войны, в то время как остальной остров послушно отдавал на материк трех девушек из десяти. Из-за этого ходили анекдоты, что женщин в Ньярборе вообще не водится, или они такие страшные, что торговцы не могут отобрать из них хоть сколько-нибудь годных к обслуживанию руворийских мужчин. И вот одна из этих женщин попала к нему. Он не мог назвать ее откровенно некрасивой: ее светло-рыжие волосы крупными волнами спадали на плечи, которые показались ему широковатыми, но не лишавшими ее ощущения какой-то хрупкости и беззащитности. Конечно, в Рувории такой типаж не считался идеалом красоты, и в борделе ее волосы выпрямят и покрасят в черный, но и на заросшее шерстью чудовище из анекдотов про Ньярбор она тоже была не похожа. Теперь ему стало понятно, почему на нее так плохо подействовало обезболивающее заклинание: она была дикой женщиной с примитивным мышлением, наверняка поклонялась деревьям или каким-нибудь каменным истуканам, типа тех, которых они проходили на уроках истории в школе. Интересно, она хотя бы понимает его речь? — Как тебя зовут? — громко и по слогам произнес Кайл. — Ния, — ответила она на его родном руворийском, с небольшим акцентом. — Послушай меня, Ния, ты же сильная девушка, потерпи немного, тогда я смогу закончить все быстро. — Мне страшно, — жалобно сказала она, и слезы хлынули из ее глаз, а плечи затряслись. «Мне тоже было страшно смотреть, как горит мой дом, страшно идти зимой по темному лесу и убегать от злых собак, принадлежащих людям, к которым я пытался проситься на ночлег. Такова плата за преступления твоего народа, ничего с этим не поделаешь.» Он смотрел на ее опухшее от плача лицо и казавшиеся бесконечными слезы. Такую трусиху ни запугать, ни ударить не поможет: будет истерить и дрожать еще больше. Он решил поменять стратегию: — «В конце концов, это моя последняя татуировка, больше я никогда не буду заниматься этой работой. Осталось разобраться лишь с этой дурочкой.»  — Ладно, давай передохнем чуть-чуть, — стараясь говорить ласково, он незаметно убрал инструмент под стол. — Сейчас я сделаю чай. С мятой или чабрецом? — он говорил с ней нарочито дружелюбно, как с душевнобольной. — А есть монарда? Или котовник? Я их больше люблю, — сразу оживилась девушка. — Да ты привередливая, смотрю, но тебе повезло. Я — волшебник, и всякой дряни у меня завались, — он мысленно представил тонкие жесткие цветоносы монарды с пурпурными цветами, а потом белые, как будто маленькие пушистые облачка, цветки котовника, и сразу понял, где искать пакетики с этими травами. Тем, кто специализировался на примитивной материальной магии, не пришлось бы делать такие усилия, да и ставить чайник на огонь, чтобы вскипятить воду. Предметы и субстанции слушались их, как мячики — опытных жонглеров. Им не нужно было учиться так долго, как ментальным магам, достаточно было закончить трехгодичные курсы в любом провинциальном городке и сразу же начать работать на благо страны и народа, принося не большой, но зато стабильный доход своей семье. Волшебникам с талантом воздействия на сознание людей было куда сложнее. Их боялись, не любили: кому понравится иметь под боком человека, способного прочитать мысли или завладеть твоим телом? (Хотя на деле это удавалось лишь единицам, но у страха глаза велики). По понятным причинам все ментальные маги стояли на учете у государства и проходили периодические проверки. Между мастером и учениками всегда царило недоверие и страх, а сама гильдия страдала от вечных интриг, но зато эти волшебники никогда не нуждались в деньгах, были уважаемы и могли брать большие деньги за обучение талантливой молодежи. Свисток чайника прервал размышления Кайла. Он залил водой сухие цветки, и они как будто в благодарность стали распространять летний аромат по комнате. Девушка улыбнулась и, держа чашку двумя руками как ребенок, сделала глоток. — Ммм, вкусно, как у бабушки. А где вы берете травы? На рынке, или заказываете у торговцев пряностями? Торговцы говорят, что собирают в горах, но я думаю, они обманывают. Может, купить тот и тот, и сравнить? — не умолкала она. Кайл едва не удержался, чтобы не закатить глаза: она еще и болтушка, наивная и глупая. Сколько ему сегодня придется с ней возиться? Вдруг ее глаза опять наполнились слезами. — Мне страшно. Я боюсь. Боюсь, что это, — она показала пальцем на начатую татуировку, — будет некрасиво! — ее голос перешел в рыдания. О Боги! У Кайла начинала раскалываться голова. Он напряг воображение и представил себе рисунок, в котором будут зашифрованы все сведения о девушке: цветок белокрыльника, обвитого вокруг вязи из рун. Затем взял лист и быстро, за две минуты нарисовал точную копию будущей татуировки. — Вот, смотри, — едва сдерживая раздражение, он положил лист с рисунком перед девушкой. — Тут красивый цветочек и буквы вокруг, все очень мило, — стараясь, чтобы его голос не звучал издевательски, сказал он. Кайл сделал глоток чая из своей чашки, чтобы успокоиться, и вдруг почувствовал слабость. Уже понимая, что происходит, последним усилием он попытался проникнуть в сознание девушки, но там узрел только бездонное синее озеро с каменистыми берегами. Теряя сознание, он успел увидеть, что она берет в руки инструмент для татуировки и, глядя на рисунок, который он ей дал, прикасается иглой к незаконченному стеблю белокрыльника на своем предплечье.