Первое дело Анны Штольман

      За окном громко прогрохотали обитые железом колеса телеги. Яков Платонович вздрогнул и очнулся от сна. Он глубоко вздохнул – казалось воздух в спальне пропитан едва ощутимым ароматом женской прелести, от которого у него постоянно кружилась голова, и неохотно открыл глаза. В гостиной мерно тикали "комодные" часы, а с улицы доносились обычные для субботнего утра голоса и звуки. Он улыбнулся и осторожно посмотрел на соседнюю подушку – Анны Викторовны рядом не было. Штольман привстал на локте – серенького домашнего платья на кресле, куда он сам его положил (откровенно говоря – безжалостно швырнул) накануне вечером, тоже не оказалось. Он нахмурился и сел, прислушиваясь – ему показалось, что кто-то разговаривает на кухне. Яков начал быстро одеваться.       Выйдя в гостиную, он услышал, что Анна Викторовна что-то негромко говорит но, второго голоса слышно не было. Он вышел в прихожую и остановился на пороге кухни – его супруга сидела на скамеечке перед раскрытой дверцей печки, рядом на полу валялся пустой спичечный коробок, больше на кухне никого не было. Яков замер, прислушиваясь.       – Ну почему вы не хотите гореть? – спросила Анна, очевидно обращаясь к дровам. – Я уже целый коробок спичек на вас извела...       Она тяжело вздохнула.       – Вот проснется Яков Платонович,.. – она замолчала, потом несколько раз произнесла на разные лады: – Яков,.. Яша,.. Яшенька,.. – потом снова вздохнула, видимо называть его иначе, чем "Яков Платонович", ей пока было сложно: – ...Яков Платонович, а у нас даже чая нет...       Яков улыбнулся, покачал головой и шагнул к жене. Он осторожно положил руки ей на плечи, нагнулся и шепотом спросил:       – Не слушается?       Анна вздрогнула от неожиданности, но потом нежно потерлась щекой о его руку и грустно вздохнула:       – Нет... Совсем не слушается.       И снова тяжело вздохнула:       – Яков Платонович, вы женились на неумехе, которая даже печку не может растопить...       Яков удивленно взглянул на жену – она определенно была расстроена – и произнес:       – Давайте-ка, Анна Викторовна, я вам помогу.       Штольман подал Анне руку и помог подняться, отодвинул скамеечку и присел перед печкой на корточки. Он осторожно взял из ее рук спички, вытащил из печки успевшие местами обгореть и все еще дымящиеся дрова, потом снова – уже по другому – их сложил. Яков Платонович огляделся, обнаружил возле дровницы несколько кусков бересты, заботливо принесенной Михеичем на растопку, взял один из них подложил его под нижний рядок поленьев и, чиркнув спичкой, поджег. Анна, как завороженная следила за мужем. Пламя разгорелось быстро, и уже через пару минут Яков закрыл тяжелую чугунную дверцу печи, и они оба с Анной услышали, как громко гудит в ней огонь. Анна налила воды в очищенный от копоти чайник, с которым провозилась все сегодняшнее утро, и поставила его греться.       – Я обязательно всему научусь, – произнесла она, подошла к мужу и уткнулась носом в его плечо.       – Аня, если бы мне была нужна горничная или кухарка, я бы ее нанял, – он посмотрел ей в глаза и улыбнулся, – но мне нужна жена.       – Я знаю, – вздохнула Анна, – но ведь и есть что-то надо...       Неожиданно в прихожей раздался стук. Штольманы переглянулись.       – Мы кого-то ждем? – нахмурился Яков. Анна покачала головой и удивленно пожала плечами. Яков вышел в прихожую. Анна Викторовна услышала, как щелкнул замок и чуть скрипнув открылась входная дверь.       – Михеич? – услышав удивленный голос мужа, Анна быстро вышла следом и выглянула из-за его спины: – Что-то случилось?       В дверях стоял Михеич – который когда-то давно, еще в Турецкую компанию, был денщиком Виктора Ивановича, недавно овдовел и поддавшись на уговоры согласился переехать к Мироновым – детей им с женой Бог не дал, и в деревне его больше ничего не держало. В одной руке у него была прикрытая полотенцем корзинка, из-под которого высовывалось горлышко бутылки с молоком, в другой – мятый картуз.       – Доброго здоровья, барин! – кивнул Михеич Штольману, а, увидев Анну, добавил: – Анна Викторовна! Все у нас хорошо! Я вот письмецо принес – Мария Тимофеевна передать велели.       Михеич подал Якову корзину, указывая на нее картузом:       – Там оно.       – Спасибо, – кивнул Яков, принимая тяжелую корзину.       – Ну, я, значит, пойду? – уточнил Михеич.       – Ступай, спасибо, – кивнул Штольман. Михеич потоптался, кивнул и, тяжело ступая, начал спускаться по скрипучей деревянной лестнице, надевая картуз. Яков закрыл дверь и поставил корзину на кухонный стол. Анна сняла с нее полотенце и взяла в руки конвертик. В нем лежала коротенькая записка, написанная рукой Марии Тимофеевны, которую Анна Викторовна прочитала вслух:       " Дорогая Аннушка! Напоминаю тебе и Якову Платоновичу, что сегодня мы ждем вас на ужин, посвященный вашему бракосочетанию. Прошу вас, приезжайте к обеду, мне понадобится твоя помощь. Мама."       Закончив читать, Анна свернула записку и положила ее обратно в конверт. Потом заглянула в корзину – кроме письма и бутылки с молоком, в ней обнаружилось несколько пирожков, две баночки: с вареньем и с медом и небольшая связка баранок.       – Ну вот видишь, – усмехнулся Яков, глядя на образовавшееся на столе изобилие, – твои родители не позволят мне уморить тебя голодом.       – Не так! – Мои родители не позволят мне уморить тебя голодом, – поправила его Анна Викторовна и упрямо прошептала: – все равно всему научусь.       Она разложила пирожки на большой тарелке и, взяв в руки полотенце, подхватила уже успевший закипеть чайник. Часы в гостиной пробили полдень.       Спустя час, как только Штольманы вышли из парадной, Анна Викторовна сразу же ощутила порыв ледяного, пробирающего до костей ветра, и прищурившись от яркого весеннего солнца огляделась: дух – мальчик лет десяти, одетый совсем уж не по погоде – в овечий полушубок и валенки, с заячьим треухом на голове – стоял в тени на противоположной стороне улицы и пристально на нее смотрел. Анна резко остановилась, глядя на ребенка и, заставляя Якова Платоновича налететь на нее.       – Анна Викторовна! – укоризненно воскликнул Штольман, но видя, что его жена смотрит куда-то на другую сторону улицы замолчал, стараясь понять, что она именно она там увидела. Но, не заметив ничего особенного, он осторожно взял ее за руку и спросил:       – Аня, ты что-то видишь?       Женщина вздрогнула и, словно очнувшись, взглянула на мужа, потом снова перевела взгляд туда, где только что видела дух мальчика, но там уже никого не было. Анна посмотрела по сторонам, но дух исчез. Она мотнула головой и вздохнула:       – Наверное, показалось...       Штольман посмотрел на нее задумчиво, но ничего не сказал, а только покачал головой. Анна тем временем взяла мужа под руку, и они неспеша пошли по улице. Пользуясь теплой и солнечной весенней погодой Штольманы решили прогуляться до Царицынской улицы пешком, тем более, что до обеда в доме Мироновых оставалось еще около двух часов. Некоторое время оба молчали, погруженные в свои мысли: Анна размышляла о том, что видела – духе мальчика в странной для конца апреля зимней одежде; а Яков о том, как Анну сегодня расстроила упрямая печь. Он, человек, который почти не помнил, что такое "дом", теперь был просто обязан создать его для Анны, да что для Анны? – Для них обоих! Наверное, он только теперь понял, как ему всю жизнь этого не хватало.       Весь вчерашний день его супруга старательно разбирала привезенные из дома вещи. Что-то напевая, она бродила по квартире с тряпкой – мыла, протирала, наводила порядок. Обнаружив в своих огромных сундуках новые занавески, она потребовала немедленно поснимать все, что висели в квартире, для чего был приглашен дворник, и отправила их прачке. С его же помощью Яков Платонович с трудом передвинул шкаф и кровать в спальне – Анне Викторовне не нравилось, как они стояли; потом повесили новые, привезенные из дома Мироновых, занавески. Та же участь постигла все обнаруженные в квартире покрывала – все они были безжалостно отправлены в стирку и заменены новыми. После этого дворник позвал свою дочь, и она, подоткнув подол платья, вымыла во всей квартире полы, кроме того, она приняла предложение Анны Викторовны и обещала дважды в неделю проводить в их квартире уборку. Видя такое дело, дворник принес откуда-то чистые коврики, которые были немедленно расстелены в спальне, гостиной и прихожей.       А поздно вечером Анна Викторовна добралась до кухни, и Якову с большим трудом удалось убедить ее, что ни посуда, ни скатерти никуда не денутся из ее сундуков, а время уже позднее. Кроме того, у него нашлись и другие весьма веские аргументы, воспоминание о которых вызвало на его губах довольную улыбку, заставившие его юную супругу забыть о делах. Яков Платонович вздохнул, чувствуя, что у него самого даже теперь перехватывает дыхание.       В итоге, спустя всего два дня после женитьбы, Штольман с трудом узнавал свою маленькую квартирку – казалось, что в ней изменился даже сам воздух. Яков покачал головой – несмотря на то, что он прожил в этой квартире больше полутора лет, в настоящий дом она начала превращаться только теперь – и ему это ужасно нравилось!       Взявшись за руки Штольманы неторопливо брели по залитым солнцем улочкам Затонска, слушая нескончаемое чириканье будто бы оттаявших после зимы воробьев. Супруги не обращали никакого внимания на удивленные и любопытные взгляды прохожих, многие из которых знали их в лицо, когда внезапно до них долетел звонкий мальчишеский голос:       – Где скрывался известный петербургский сыщик, таинственно исчезнувший в конце декабря? Зачем он вернулся в Затонск? Состоялось ли уже его тайное венчание с медиумом Анной Мироновой? Читайте "Затонский Телеграфъ"! Покупайте "Затонский Телеграфъ"!       – Я убью Ребушинского! – процедил сквозь зубы Штольман и прошептал: – Статью он написал – "хвалебную"...       Он решительно направился к мальчишке бойко продававшему на углу газеты. Анна, вцепившись в его руку, старалась не отставать. Яков Платонович сунул в руку мальчика монетку и взял из его рук желтоватый листок. Остановившись неподалеку, Яков, мрачнея с каждой прочитанной строчкой, пробежал глазами передовую статью, потом скомкал газету и попытался ее бросить, но Анна Викторовна осторожно взяла листок из его рук.       – Яков Платонович, мы же не делали из нашего венчания тайны, – примирительно сказала она, расправляя газету, и добавила: – тем более, что после сегоднешнего вечера, уверяю вас, о нем узнают все... Бог с ним! Не стоит волноваться.       Штольман покачал головой и махнул рукой:       – Наверное, ты права... Нет! Но как он пронюхал?       – Так ведь все управление знало о нашем венчании, – пожала плечами Анна и улыбнулась: – Удивительно, что он не выяснил, где мы венчались и не добрался до батюшки. Представляешь, что было бы, если бы он приехал брать у него интервью? Яков Платонович посмотрел на Анну и весело рассмеялся:       – Знаешь, пожалуй, я даже жалею, что Ребушинскому не пришла в голову такая простая мысль!       Анна вновь подхватила мужа под руку и они неспеша двинулись дальше.       В доме Мироновых царила страшная суета. Мария Тимофеевна командовала небольшой армией приглашенных официантов, которые выносили и устанавливали на веранде столы для закусок, а на лужайке – стулья для оркестра, состоящего из музыкантов-любителей, которые частенько зарабатывали игрой на балах и званых вечерах у состоятельных жителей Затонска. Анна Викторовна, которая почему-то решила, что пришла на званый вечер для близких друзей и соседей, с изумлением узнала, что если придут все, кого пригласила Мария Тимофеевна, то гостей должно получиться человек сорок, не меньше. Яков Платонович, который всегда ожидал чего-то подобного, решил сразу же присоединиться к мужской части семьи Мироновых, которая скрывалась от предпраздничной суеты в кабинете Виктора Ивановича в компании графинчика рябиновой наливки и с радостью встретила новоиспеченного зятя.       Анна Викторовна, которая оказалась немедленно мобилизованной в помощь Прасковье, пристально следящей за тем, как несколько официантов накрывают вынесенные на веранду и накрытые белоснежными скатертями столы, с тоской посмотрела вслед мужу, который ободряюще махнул ей рукой и скрылся в кабинете.       Несмотря ни на что, к шести часам вечера все было готово, и Анна Викторовна с Марией Тимофеевной, передав бразды правления мужчинам, которых все-таки удалось выманить из кабинета, отправились приводить себя в порядок.       Анна поднялась на второй этаж и распахнула дверь своей комнаты. Ей показалось, что с того момента, как она вышла отсюда три дня назад, направляясь в церковь, здесь ничего не изменилось, даже книга, которую она пыталась читать все последние дни – сочинение графа Льва Толстого "Война и мир" – так и осталась лежать на столе. Анна Викторовна прошлась по комнате и вздохнула. Конечно же, она была счастлива с мужем в его маленькой, но уже такой уютной квартирке, но сейчас ей почему-то стало грустно. Анна распахнула шкаф – большая часть ее гардероба все еще оставалась здесь. Как только она узнала о том, что родители собираются устроить званый вечер, то сразу решила, что наденет платье, которое когда-то сама нарисовала портнихе - в таком платье она танцевала с Яковом Платоновичем во сне, в том самом, который приснился ей, когда тот расследовал дело об убийстве кулачного бойца, и который так ее напугал.       Когда Штольман постучал в дверь ее комнаты, Анна сидела перед зеркалом. Она была уже почти готова, оставалось только украсить шею бусами из двух ниточек речного жемчуга, которые так подходили к ее атласному розовато-бежевому платью.       – Входите, Яков Платонович, – улыбнулась она, поправляя длинные белоснежные перчатки.       – Вы готовы, Анна Викторовна? – Яков остановился за ее спиной, восхищенно глядя на на нее в зеркало.       Она улыбнулась и разжала ладонь, подавая ему жемчужные бусы:       – Поможете, Яков Платонович?       – С удовольствием, Анна Викторовна.       Он осторожно застегнул хитроумный замочек на ее шее, потом нагнулся и нежно коснулся губами обнаженного плеча – Анна почувствовала, что ей не хватает воздуха...       – Анна, Яков Платонович! Вы готовы? Уже первые гости подъехали! – раздался из прихожей голос Виктора Ивановича.       – Уже идем! – ответил Яков, любуясь румянцем на щеках Анны Викторовны, и давая ей возможность перевести дыхание.       – Ты самая красивая женщина на свете, – прошептал он, подавая ей руку.       Она заглянула в его потемневшие глаза и благодарно улыбнулась.       Следующие четверть часа Мироновы и Штольманы приветствовали подъезжающих гостей, а Виктор Иванович еще и представлял своего зятя тем, кто не имел удовольствия быть с ним знакомым раньше, таких, надо сказать, среди приглашенных оказалось немало. Когда, наконец, все гости прибыли, а оркестранты, после короткого разговора с Петром Ивановичем, заиграли вальс, сердце Анны Викторовны замерло – ей столько раз снился этот их с Яковом свадебный вальс, что все происходящее сейчас казалось ей чудом. Когда Яков Платонович с улыбкой подал ей руку и под аплодисменты окружающих закружил по вымощенной кирпичом площадке перед верандой, которую с самого утра выравнивали речным песком – она почувствовала тот же восторг, который ощущала во сне. Яков, которому она рассказала только часть этого сна – ту, где его убивают на ринге, смотрел на нее с некоторым удивлением, и ей ничего не оставалось, как поведать ему о первой его части. Выслушав супругу, он улыбнулся, пожал плечами и сказал, что несмотря на его шутки, сон, похоже, и в правду оказался вещим – а вещие сны, как известно, должны сбываться. Анна Викторовна согласно кивнула.       – А знаете ли вы, Яков Платонович, что я видела Вас во сне и раньше – накануне нашего знакомства? – спросила она и уточнила: – Помните, как мы познакомились?       – Ну, пожалуй, то, что Вы, Анна Викторовна, едва не сбили меня на своем двухколесном механизме, трудно назвать знакомством, – рассмеялся Штольман и уже серьезно добавил: – А познакомились мы на другой день, когда Вы обнаружили тело утопленницы.       – Правильно, – кивнула Анна и лукаво улыбнулась: – но во сне-то я Вас видела до этого – до нашей первой встречи, и мы с вами танцевали вальс,.. – она задумалась и мечтательно продолжила: – я была в этом платье – я сама и нарисовала его для портнихи после того сна, а Вы – почти в таком же сюртуке, как сейчас...       Яков Платонович помолчал, осмысливая сказанное Анной и улыбнувшись уточнил:       – Выходит, Анна Викторовна, Вы с самого начала знали, чем все закончится?       – Выходит, знала, – вздохнула Анна и, покачав головой, добавила: – но Вы, Яков Платонович, заставили меня сомневаться...       Один танец сменялся другим, и никогда еще Анна Викторовна не получала от этого занятия такого удовольствия – все ее предыдущие кавалеры, с которыми она имела "счастье" пройти тур вальса на многочисленных затонских балах, по сравнению с Яковом Платоновичем казались медведями, танцующими на ярмарках. Она смотрела на мужа с таким восторгом, что он даже немного смутился – ведь он отлично помнил этот взгляд – а свой восторг барышня Миронова имела привычку выражать поцелуем. Яков покачал головой, улыбаясь нагнулся и, щекоча ее порозовевшее ушко, прошептал:       – Анна Викторовна, не надо так на меня смотреть, иначе, я за себя не ручаюсь...       – Яков Платонович, – гневно зашипела в ответ Анна Викторовна, – о чем это Вы говорите?       А он весело рассмеялся, наблюдая, как ее щеки покрываются румянцем.       Несмотря на то, что была только середина апреля, погода скорее соответствовала середине мая, а гости, разгоряченные танцами и шампанским, совсем не почувствовали, что с заходом солнца немного похолодало. Анна тоже была увлечена танцами настолько, что не сразу осознала, что порыв ледяного ветра, хлестнувший ее по обнаженным плечам, не имеет отношения к погоде. Полностью положившись на мужа, который уверенно вел ее в танце, она осторожно оглянулась, ожидая снова увидеть странного, одетого в зимнюю одежду мальчика, но вместо этого она вдруг разглядела среди гостей князя Разумовского, который смотрел на нее с укоризной. Опешив от неожиданности, она, следуя фигуре танца была вынуждена резко повернуться, а когда вновь оказалась лицом к тому месту, где видела Кирилла Владимировича – его там уже не было. Похоже, сегодня духи лишь дразнили ее, появляясь на мгновение, и исчезали, оставляя вопросы. Не будучи до конца уверенной в том, что ей все это не привиделось, Анна решила не тревожить мужа известием, что ей явился дух князя Разумовского. Однако, буквально через несколько минут она вдруг почувствовала, что Яков Платонович словно бы весь подобрался – она завертела головой, пытаясь понять, что происходит. Ничего особенного она не заметила, кроме того, что ее родители и дядя увлеченно беседовали с каким-то господином, лица которого она не видела, потому что он стоял повернувшись к ним спиной. Однако, как только закончился танец, Яков Платонович поцеловал ее руку и повел к родителям. К ее величайшему изумлению, неизвестным господином, с которым так мирно беседовали Мироновы, оказался Владимир Николаевич Варфоломеев – собственной персоной. Анна не имела понятия, как и почему он здесь оказался, но почему-то его неожиданное появление ее совсем не обрадовало. Тем временем, Владимир Николаевич тепло поздравил их с Яковом с "важнейшим событием в жизни" и попросил последнего о коротком разговоре наедине. Штольман нахмурился и вопросительно взглянул на тестя, тот с готовностью пригласил их воспользоваться его кабинетом. Яков улыбнулся встревоженной супруге, шепнул ей, что скоро вернется и жестом позвал Владимира Николаевича следовать за ним. Проводив встревоженным взглядом уходящих мужчин, Анна попыталась выяснить у родителей, что именно сказал им господин Варфоломеев, но отец и дядя хором уверяли ее, что ничего особенного тот не сказал, а только успел спросить когда произошло их с Яковом венчание. Видя, что племянница сильно взволнована, Петр Иванович подозвал официанта и предложил всем выпить по бокалу шампанского. Анна тоже взяла в руки бокал, но не нашла в себе сил сделать хотя бы глоток и так и стояла, держа его в руках. К счастью, беседа Штольмана с Владимиром Николаевичем действительно продлилась недолго – уже через несколько минут они присоединились к взволнованным Мироновым. Господин Варфоломеев с удовольствием выпил за здоровье молодых предложенный ему Мироновым-младшим бокал шампанского и поспешил откланяться, сказавшись тем, что должен успеть на следующий до Петербурга вечерний поезд – экипаж с двумя дюжими молодыми людьми ждал его у ворот. Как только он ушел, Петр Иванович обратился к зятю:       – Яков Платонович, ну не томи?       – И правда, Яков Платонович, – присоединился к брату Миронов-старший, – зачем он приезжал?       – Владимир Николаевич оказал мне честь, – улыбнулся Яков, – и соизволил лично привезти приказ о моем новом назначении, – и, глядя на застывшую Анну, закончил: – В приказе сказано, что я назначен на должность начальника сыскного отдела полицейского управления города Затонска.       – Ну, слава Богу! – обрадовался Виктор Иванович и, шагнув к зятю, протянул ему руку: – Поздравляю!       – По-моему, за это стоит выпить! – Петр Иванович подмигнул племяннице и замахал официанту.       Анна Викторовна вздохнула с облегчением и сжала руку мужа. Даже Мария Тимофеевна была обрадована новостью, постепенно осознавая, что Аннушка никуда не уезжает, как ее все время пугал Витенька, а будет жить здесь же в Затонске, хотя и не в их большом доме. Наконец, выпив глоток шампанского, Анна, услышала, что оркестр, слегка фальшивя, заиграл "весенний вальс" Шопена, поставила бокал и потянула мужа танцевать.       Ближе к полуночи гости начали разъезжаться. Как ни уговаривали родители Анну и Якова остаться и переночевать у них, Штольманы поблагодарили их за гостеприимство, но все-таки отправились домой. Они, не торопясь, долго брели по улицам спящего Затонска. Яков Платонович делился с супругой своими впечатлениями о гостях, и Анна Викторовна удивлялась точности его суждений о людях, многих из которых он видел в первый раз в жизни, а она, напротив, знала с детства. Потом она подробно расспрашивала мужа, где он научился так хорошо танцевать. А Яков, смеясь, рассказал, что уроки танцев были обязательным предметом и в гимназии, которую он закончил, и в Императорском Училище Правоведения, а, главное, что он терпеть их не мог ни в гимназии, ни в Училище. Сама же Анна все никак не могла задать вопрос, который мучил ее с того момента, как она увидела господина Врфоломеева – ну, не верилось ей, что всесильный глава службы безопасности самого Государя проделал долгий путь до Затонска только ради того, чтобы вручить ее мужу листок с приказом за подписью главы департамента полиции. Наконец, немного поколебавшись, она все-таки решилась:       – Яков Платонович, а зачем на самом деле приезжал Владимир Николаевич? Штольман посмотрел на нее серьезно и задумчиво и произнес:       – А я все думал, когда же ты спросишь. Он немного помолчал.       – Видишь ли, Владимир Николаевич предложил мне выбор, – продолжил он, – либо согласиться с назначением и занять должность в Затонске – либо немного подождать, когда он сможет предложить мне какую-нибудь должность в своем ведомстве, – он немного подумал, но все-таки добавил: – со всеми вытекающими последствиями...       – Что это значит? – не поняла Анна и нахмурилась: – Какие последствия?       – Это значит, что я должен буду переехать в Петербург и заниматься дворцовыми интригами и скелетами в шкафах императорской семьи, – поморщился Яков и, взглянув на жену, добавил: – я подумал – Затонск мне нравится больше. Анна молчала, обдумывая сказанное. Штольман нахмурился.       – Анна Викторовна, я был не прав? – спросил он, останавливаясь и разворачивая ее лицом к себе. – Вам бы хотелось жить в столице?       – Нет! Что вы! – воскликнула Анна и, помолчав, сказала: – Я говорила, что буду счастлива последовать за вами куда угодно – это не имеет для меня значения, но остаться в Затонске,.. – она вздохнула и покачала головой: – это лучшее, что могло быть.       – Ну, слава Богу! – вздохнул Яков Платонович и улыбнулся. Анна снова взяла мужа под руку, и они неторопясь двинулись дальше.       – Яша, а как Владимир Николаевич отнесся к твоему отказу? – нарушила молчание Анна.       – С пониманием, – усмехнулся Штольман и добавил: – Сказал, что если бы у него самого была такая возможность, он, пожалуй, тоже выбрал бы службу в каком-нибудь небольшом городе.       Анна Викторовна немного подумала и спросила:       – А вам, Яков Платонович, вам не станет скучно в Затонске? Здесь ведь не столица...       – Последние полтора года, проведенные "не в столице" были какими угодно, но только не скучными, – рассмеялся Штольман и вкрадчиво шепнул: – а потом, Анна Викторовна, вы же не дадите мне заскучать?       Анна почувствовала, как ее щеки снова начинают пылать и, взглянув на мужа, смущенно отвернулась. Некоторое время они шли молча, пока Анна, оглядевшись удивленно не произнесла:       – Смотрите, мы почти пришли. Внезапно она замерла и, повернувшись к мужу, прошептала:       – Яков Платонович, а как же мы в подъезд попадем? – Там ведь уже заперто, а дворника сейчас не добудишься.       – Не волнуйтесь, Анна Викторовна, у меня есть ключ, – сообщил Яков и усмехнувшись объяснил: – конечно, первое время он сам вставал чтобы отпереть дверь, но потом решил, что лучше дать мне ключ – уж слишком часто ему приходилось просыпаться посреди ночи. Пока Яков Платонович возился с замком, Анна вновь ощутила колючий холод, от которого ее не могла спасти даже пуховая шаль, накинутая на плечи – Мария Тимофеевна настояла а том, чтобы она хоть немного приоделась. Анна резко обернулась – мальчик, которого она видела днем, стоял на том же месте и требовательно на нее смотрел.       – Кто ты? – заговорила Анна Викторовна, обращаясь к ребенку. – Что с тобой случилось?       Видя, что происходит с женой, Штольман бросил свои манипуляции с замком и тихо позвал Анну по имени – она не ответила, возможно, даже не услышала, поглщенная своим разговором с духом, хотя разговором их общение назвать было сложно – мальчик молчал. Анна сделала к нему несколько шагов, тогда мальчик повернулся и пошел в сторону, противоположную той, откуда они с Яковом пришли. Анна Викторовна решительно двинулась за мальчиком, а следом поспешил Штольман. Он догнал жену на первом же перекрестке и осторожно, стараясь не напугать, взял за руку. Женщина словно очнувшись, удивленно на него взглянула, потом посмотрела на улочку, куда только что повернул мальчик, но там было пусто – дух снова исчез. Анна вздохнула и повернулась к мужу.       – Аня, кто это был? – спросил он и добавил: – Ты ведь и днем кого-то видела?       – Да, – кивнула Анна, послушно поворачивая к дому, – мальчика лет десяти, может, двенадцати... Он очень странно одет – по зимнему: валенки, полушубок, меховая шапка...       – Должно быть, он умер еще зимой, – кивнул Яков, запирая дверь в подъезд.       Они осторожно, стараясь не шуметь, поднялись по лестнице, потом Яков открыл дверь квартиры и щелкнул выключателем. Свет электрической лампочки показался таким ярким, что им пришлось на время зажмуриться. Чай решили не пить – ждать, пока закипит чайник пришлось бы до утра. Анна Викторовна сразу отправилась в ванную, чтобы переодеться и умыться, а Яков расположился в гостиной и задумался. С тех пор, как он вернулся в Затонск, духи не тревожили Анну Викторовну, и он уже стал надеяться, что она будет принадлежать ему безраздельно, но, как показало произошедшее, он ошибался. Штольман вздохнул и улыбнулся – угораздило же его – материалиста до мозга костей – полюбить девушку, которую души умерших выбрали своим проводником в мир живых. Он прислушался – в ванной комнате плескалась вода, а Анна что-то тихонько напевала, должно быть вспоминала, как они сегодня танцевали – и закрыл глаза.       Анна Викторовна тихонько подошла к креслу. Яков Платонович сидел с закрытыми глазами, положив голову на мягкий подголовник – ей показалось, что он спит. Она немного понаблюдала за его ровным дыханием и тихонько присела на подлокотник – Яков пошевелился, но не проснулся. Она покачала головой и улыбнувшись нежно коснулась его губ своими. Он вздохнул, просыпаясь. Анна серьезно смотрела на него бездонными васильковыми глазами, а он снова почувствовал, как тонет в них без единого шанса выбраться...       ... Анна из последних сил бежала, утопая по колено в снегу, казалось, еще чуть-чуть и она просто рухнет обессиленная и задыхающаяся, и вот тогда... Что будет "тогда" она точно не знала, но одна только мысль, что ее настигнет тот ужас, от которого она пытается скрыться, заставляла ее продолжать переставлять ватные ноги. Однако, несмотря на все нечеловеческие усилия, она чувствовала, что силы ее покидают, и опасность приближается – страх парализовал ее настолько, что она даже не могла заставить себя оглянуться... Наконец, ужас стал невыносим – она вскрикнула и... открыла глаза, просыпаясь.       – Аня! Аня! Что с тобой! – не на шутку встревоженный Яков тряс ее за плечи. Анна Викторовна медленно огляделась, постепенно приходя в себя, и слабо улыбнулась. Увидев, что она открыла глаза, он вздохнул с облегчением и приподнял ее, прижимая к себе.       – Кажется, мне приснился страшный сон, – неуверенно прошептала она и уткнулась лицом в его грудь.       Яков обнял жену, целуя ее волосы, а она замерла, слушая, как гулко стучит его сердце. Внезапно в гостиной начали бить "комодные" часы.       – Раз, два, три,.. – шепотом начала считать Анна.       – ... Одиннадцать, – произнес Яков Платонович, осторожно поглаживая ее растрепанные после сна волосы.       – Одиннадцать? – изумилась Анна, отстраняясь от мужа, и глядя ему в глаза, – Ничего себе!       – Ничего удивительного, – улыбнулся Яков, снова прижимая ее к себе, и прошептал на ухо: – когда ты заснула уже почти рассвело...       Чувствуя, как ее щеки начинают пылать, Анна снова зарылась лицом в его грудь и пробубнила:       – Яков Платонович, вы меня смущаете... Он покачал головой, улыбнулся и, нежно касаясь губами ее волос, прошептал:       – А ночью ты называла меня по-другому...       В полицейское управление Штольманы отправились сразу после позднего завтрака, ну, или раннего обеда – это кому как больше нравится: Яков Платонович хотел сообщить господину полицмейстеру о своем назначении лично, хотя и подозревал, что вчерашний короткий визит господина Варфоломеева не остался им незамеченным, а кроме того, Николай Васильевич имел обширные связи в санкт-петербургском департаменте полиции и узнавал новости достаточно быстро. Однако, Яков все же решил не тревожить Николая Васильевича известиями – хотя, с его точки зрения, и приятными – на званом вечере, а отложить разговор на завтра. Анна Викторовна собиралась побеседовать с Антоном Андреевичем, который временно исполнял обязанности начальника сыскного отдела – она никак не могла забыть мальчика в зимней одежде и свой сегодняшний сон, который тоже был странным образом связан с зимой, а, самое главное, ей совсем не хотелось куда-то отпускать мужа и оставаться в квартире одной попросила Якова Платоновича взять ее с собой. Штольман – который по опыту знал, что если уж в жизни Анны Викторовны появился дух, то она не успокоится, до тех пор, пока не исполнит его просьбу – разумеется, согласился. Он хотел быть рядом с женой в том случае, если она затеет какое-либо расследование, в чем Яков Платонович почти не сомневался.       По дороге в управление Анна Викторовна поделилась с Яковом Платоновичем своими планами относительно их дальнейшей совместной жизни. Штольман, который настоящего дома никогда не имел, точнее, тех воспоминаний, что сохранились у него о родительском доме, определенно не хватало для того, чтобы понять, что именно он должен делать, чтобы создать удобный и уютный дом – в самом широком смысле этого слова – где его юной супруге будет хорошо. Помня, как она расстроилась из-за их своенравной кухонной печки, он предложил ей нанять кухарку – теперь, когда его будущая служба приобрела конкретные черты – они вполне могли себе это позволить. Однако, Анна Викторовна отказалась – она хотела попросить Прасковью помочь ей освоить основы кулинарных премудростей и готовить сама. Яков Платонович – который о домашних обедах и ужинах знал, в основном, по почти ежедневным ужинам в доме Мироновых в последнее время, да нечастым приглашениям к знакомым, уже успевшим обзавестись семейным "гнездышком", да еще, пожалуй, по своему почти двухмесячному проживанию в доме полковника Варфоломеева – не видел никакой проблемы в том, чтобы заказывать еду в ближайшем трактире – сам-то он за полтора года проживания в Затонске кухонную печь ни разу не затопил, даже чтобы вскипятить чайник. Выслушав его сомнения в необходимости готовить самой, Анна Викторовна обиженно насупилась и спросила: " А вы, Яков Платонович, даже мысли не допускаете, что мне приятно сделать что-то для вас своими руками?" Штольман был потрясен тем, что его юная супруга, похоже, лучше, чем он знает, как превратить место их проживания в "дом" и сделать его комфортным для них обоих.       Все, кто находился в управлении: городовые, околоточные, дежурные и дознаватели встретили их с восторгом – все они, кроме полицмейстера Трегубова да временно исполняющего обязанности начальника сыскного отдела Коробейникова еще не имели возможности поздравить Анну Викторовну и Якова Платоновича с бракосочетанием, что с удовольствием делали теперь. Яков оставил супругу на попечение Антона Андреевича, а сам постучал в дверь господина полицмейстера.       – Яков Платонович! – обрадовался Николай Васильевич, – заходите!       – Здравия желаю, Николай Васильевич! – улыбнулся Штольман. – Вот, зашел представиться по поводу назначения на должность начальника сыскного отдела – Владимир Николаевич вчера лично привез приказ.       Яков подал полицмейстеру лист с синей гербовой печатью внизу и размашистой подписью начальника департамента полиции.       – О назначении вашем знаю, чему, не стану скрывать, рад, – кивнул Николай Васильевич, принимая приказ, и задумчиво добавил: – а вот, тому, что господин Варфоломеев для этого лично в Затонск пожаловал, удивлен – мне он вчера у Мироновых ничего не сказал, только поздоровался.       – Николай Васильевич, готов выйти на службу хоть завтра, если есть такая необходимость, – произнес Яков.       – Да, Господь с Вами, Вы, Яков Платонович, – махнул рукой Трегубов, – вот и в приказе написано – "по окончании отпуска", а отпуск у Вас когда заканчивается?       – В середине июня, – вздохнул Яков.       – Вот и отдыхайте, Яков Платонович, – Николай Васильевич пробежал глазами листок и убрал приказ в ящик стола, – у Вас же медовый месяц, а послужить еще успеете! Тем более, – добавил он, заговорщицки глядя на Якова, – сейчас и расследовать-то почти нечего, не то что прошлой осенью... Как, кстати, Анна Викторовна, здорова?       – Здорова, – улыбнулся Штольман, – к Антону Андреевичу зашла, повидаться. – Ну, вот и ступайте – не заставляйте супругу ждать, – Николай Васильевич протянул Якову руку и добавил: – Ну а будет необходимость – мы Вас из отпуска вызовем, не переживайте.       Распрощавшись с Николаем Васильевичем Штольман направился в свой – теперь это было уже точно – кабинет. Анна Викторовна с Антоном Андреевичем почти прижавшись друг к другу склоненными головами сидели за его – Штольмана – столом и так увлеченно что-то читали, что живо напомнили ему гимназистов накануне итоговых испытаний – они даже не заметили, что кто-то вошел в кабинет. Яков Платонович немного понаблюдал за ними, усмехнулся и громко постучал по столу, на котором традиционно стоял самовар. Коробейников подскочил от неожиданности, едва не уронив стул, а Анна Викторовна спокойно подняла голову и улыбнулась мужу, потом перевернула страницу и снова погрузилась в чтение.       – Здравствуйте, Яков Платонович! – с грохотом подвинув стул, вытянулся в струнку Антон Андреевич.       – Добрый день, Антон Андреевич, – усмехнулся Штольман.       – А я, вот, дело нашел, – Коробейников кивнул на стол, – о пропавшем мальчике – зимой еще пропал – сразу после Крещения.       – Даже не сомневаюсь, – усмехнулся Яков, – текущих-то дел нет.       – Да, – махнул рукой Коробейников, – один грабеж – грабитель уже задержан, да одна кража – не поверите, Яков Платонович, но с зимы ни одного убийства, прямо удивительно – как ножом отрезало.       – А мальчик? – удивился Штольман, – он же убит?       – Неизвестно, – Анна Викторовна подняла голову и закрыла папку: – Может быть – убит, а, может быть – несчастный случай... Тело так и не нашли. – Да, – согласно кивнул Антон Андреевич, – тело не найдено – мальчик находится в розыске.       – Рассказывайте, – кивнул Штольман и, подвинув стул, сел напротив Анны Викторовны.       Дело, как выяснилось, было в январе, на следующий день после Крещения. Вася Бусыгин – мальчик двенадцати лет от роду, сын скорняка Ивана Бусыгина гостил у бабушки в деревне. И Анна и Яков знали эту деревеньку, в ней жила молочница, которая каждый день приносила Мироновым молоко, творог и сметану – от крайних домов Затонска до первых домов этой большой зажиточной деревни было не больше версты по хорошей и всегда многолюдной дороге. Мальчик отправился домой в Затонск сразу после полудня, но так и не пришел. Родители решили, что он загостился у бабушки, но, когда он не появился и на следующий день, отец отправился за ним. Вот тогда и выяснилось, что ушел мальчик еще накануне днем. Перепуганные родители и дед с бабкой обежали всех знакомых, но, к сожалению, со вчерашнего дня Васю никто не видел. Вечером отец заявил в полицию об исчезновении сына. Поиски начали с рассветом – Николай Васильевич Трегубов подключил к ним всех не занятых на службе, однако к обеду повалил снег, и с наступившими сумерками поиски прекратили. Следующие два дня в городе бушевала метель, а когда она закончилась, никаких следов найти уже было невозможно. Несколько дней еще поиски продолжались, но постепенно сдались даже родители – шансов найти ребенка живым не осталось.       – С тех пор никаких подвижек или новых зацепок в деле не появилось, – заканчивая рассказ, сокрушенно развел руками Коробейников.       Спустя четверть часа, когда Антон Андреевич сообщил все, что знал о деле, в окно все-таки забарабанил дождь. На самом деле, погода начала портиться еще днем – сначала подул ветер и заклубил по дорогам хлесткий острый песок; солнце скрылось за облаками, которые прямо на глазах темнели и тяжелели, грозя вот-вот разразиться дождем; похолодало. Анна распахнула дверь на улицу и остановилась, глядя, на текущий по дороге поток, пузырящийся под дождем, и поджидая Якова Платоновича, который задержался, чтобы сообщить Коробейникову о своем назначении на прежнюю должность – надо заметить, что узнав новость, Антон Андреевич вздохнул с облегчением.       Тем временем по улице неторопливо проехал экипаж с зябко прижавшимися друг к другу пожилыми дамами под раскрытой кожаной крышей и сидящим на козлах кучером в черном плаще с капюшоном. Из-за шума дождя казалось, что экипаж движется почти бесшумно, только лошадь раз звякнула подковой о случившийся на дороге камешек. Анна Викторовна проследила за ним взглядом, поеживаясь от порыва ледяного ветра, и охнула от неожиданности, попятившись назад, хорошо, подошедший Яков Платонович подхватил ее под руку – мальчик в валенках и полушубке стоял в нескольких шагах от нее и теребил в руках свой заячий треух. Это было очень странное зрелище – призрачная фигура под проливным дождем, однако, находилась словно в каком-то ином мире – ни капли воды не упало на нее, даже мех на шапке был как новенький и лежал шерстинка к шерстинке.       – Аня, что случилось? – взволнованно спросил Яков, чувствуя, как Анна дрожит.       – Он здесь, – прошептала она в ответ и кивнула на мальчика. Штольман проследил за ее взглядом, но, разумеется, ничего не увидел, кроме проливного дождя, редких пробегающих прохожих, да пузырящихся потоков воды.       – И охота ему под таким дождем появляться, – недовольно пробормотал Яков.       Мальчик словно услышал его слова и мгновенно исчез.       – Ушел, – прошептала Анна и поежилась.       – Как же мы, Анна Викторовна, домой добираться будем? – озадаченно произнес Штольман, глядя на бушующую на улице непогоду .       – Да на нашей пролетке, – произнес у них за спиной голос Коробейникова, заставляя Штольманов обернуться, и добавил: – все равно стоит без дела.       Не прошло и нескольких минут, как промокшие Яков Платонович и Анна Викторовна, смеясь поднимались по лестнице на второй этаж, где располагалась их небольшая квартирка. А спустя еще четверть часа Анна сидела в специально для нее принесенном на кухню кресле, подобрав под себя ноги и кутаясь в теплую, прихваченную из дома родителей шаль, и слушала, как гудит пламя в их капризной печке и шумит стоящий на ней закипающий чайник. Яков Платонович взял на себя заботы об их мокрых весенних пальто и теперь аккуратно пристраивал их для просушки на кухне, та же участь ожидала и стоящую в прихожей обувь. Немного согревшись Анна Викторовна вытащила из прически шпильки, позволяя влажным волосам свободно рассыпаться по плечам, и заставляя Якова Платоновича судорожно вздохнуть.       – Яша, что ты думаешь об этом деле? – спросила Анна и мотнула головой.       – О деле? – не понял Яков, и спохватившись добавил: – Дело как дело...       Он с трудом оторвал взгляд от Анны, заставляя себя не вспоминать какие шелковистые у нее волосы, и как они нежно скользят между пальцев, когда он перебирает их, лаская...       – Яков Платонович, о чем вы думаете? – удивленно спросила Анна Викторовна, так и не дождавшись от мужа внятного ответа.       – О деле,.. конечно, – мотнул головой Штольман и усмехнулся.       – Что-то непохоже, – подозрительно глядя на него, проворчала Анна и уточнила: – Так что по делу?       Яков Платонович потер виски, окончательно прогоняя образ Анны в кружевной ночной сорочке со струящейся по спине и плечам волной вьющихся светло-русых волос, и сказал:       – Мальчик пропал на следующий день после крещения, хватились его еще через день; искали, но пошел снег, потом два дня мело, и только потом поиски возобновили; все следы к тому времени, разумеется, замело...       – Это я знаю, но что с ним могло случиться? – поторопила его Анна Викторовна.       – Господи, да что угодно! – пожал плечами Яков и начал перечислять: – Он мог свернуть с дороги, заблудиться и замерзнуть в лесу; на него могли напасть волки, зимой они часто подходят близко к жилью; мало ли что...       – Да, – задумчиво произнесла Анна, – одно мы знаем наверняка – в живых его нет, – она немного помолчала и предположила: – возможно, он хочет показать мне, где находится его тело? Или место, где он умер...       – Может быть, – пожал плечами Штольман.       – Тот сон,.. что я видела сегодня – возможно, он тоже имеет отношение к исчезновению мальчика, – вздохнула Анна Викторовна.       – Почему ты так думаешь? – удивился Яков.       – Потому, что дело происходило зимой; потому, что во сне я видела на "своих" ногах валенки, а валенки я не носила с самого детства, к тому же они были очень похожи на те, в которые обут Васе...       – Возможно, твой страшный сон и это дело – это просто совпадение, – пожал плечами Штольман.       – Возможно, – согласилась Анна и вздохнув добавила: – но мы же с вами, Яков Платонович, в совпадения не верим.       – Не верим, – вынужденно согласился Яков.       – Так значит, ты мне поможешь? – обрадовалась Анна и виновато добавила: –       Почему-то, когда я думаю об этом деле, мне становится жутко...       Яков Платонович подошел к Анне и осторожно приподнял ее лицо за подбородок, чтобы видеть глаза.       – Аня, я не могу запретить тебе общаться с духами, да и, вообще, не могу и не хочу что-то тебе запрещать, – махнул рукой Яков и очень серьезно продолжил: – но я прошу тебя никогда не заниматься расследованиями без меня, – он помолчал и настойчиво спросил: – обещаешь?       – Обещаю, – прошептала Анна, завороженно глядя в его вдруг ставшие темно-серыми глаза.       Дождь с небольшими перерывами шел до самой ночи, в один из таких перерывов Яков Платонович успел сбегать в ближайшую булочную и купить пирогов и булок. А Анна Викторовна, в очередной раз, раскладывая их на большой фарфоровой тарелке, пообещала себе, что завтра же сходит на Царицынскую к родителям и обо всем договорится с Прасковьей – пора уже было как-то налаживать их быт, тем более, что и мама с тетей Липой ей что-то об этом все время толковали – жаль, в те дни она была так поглощена своими отношениями с Яковом, что все эти разговоры пропустила мимо ушей. Анна вздохнула – на пироги из булочной у нее уже глаза не глядели.       Поскольку на улице стало холодно и мокро, пришлось затопить большую голландскую печь, топка которой располагалась в прихожей, а сама печь одним боком выходила в гостиную, а другим в спальню. Анна Викторовна переодетая в домашнее платье и с собранными в пучок волосами, надев принесенные дворником холщовые рукавицы, сама – под руководством Якова Платоновича, сложила в нее дрова и подожгла их, использовав только три спички. "Голландка", отличавшаяся куда более покладистым характером, чем маленькая печка на кухне, разгорелась быстро. Яков Платонович помог ей закрыть тяжелую чугунную дверцу и, улыбаясь, стащил с нее жесткие рукавицы.       За окном шумел дождь, но в квартирке стало тепло и уютно от нагревшейся печки. Яков Платонович, соскучившийся по работе, листал дело о пропаже Василия Бусыгина двенадцати лет – он надеялся, что ему удастся найти хотя бы какую-то зацепку, которую пропустил Антон Андреевич. Анна Викторовна, которая уже прочитала дело в управлении, старалась не мешать мужу, обнаружила в сундуке, который привезли из полицейского управления, книгу Ивана Тургенева "Отцы и дети" и с большим интересом читала ее, забравшись на диван с ногами. "Комодные" часы пробили восемь раз. Анна подняла от книги глаза и посмотрела в окно – на улице продолжал шуметь дождь и было совершенно темно. Яков поднялся и прошелся по их маленькой гостиной.       – Ну как? – Анна посмотрела на мужа. – Нашел что-нибудь новое?       – Нет, – помотал головой Яков, – к сожалению, ничего.       – Понятно, – кивнула Анна.       Яков Платонович подошел к ней поближе.       – Ну, Анна Викторовна, это ваше дело – проситель пришел к вам, – произнес он, – вам решать, что делать дальше, тем более,что полицейское расследование зашло в тупик, – Яков покачал головой и добавил, – сейчас шансов раскрыть дело нет. Анна Викторовна серьезно посмотрела на мужа и кивнула:       – Теперь, когда я знаю его имя, я могу вызвать дух, а дальше посмотрим – возможно, что-то прояснится.       – Хорошо, – согласился Яков и улыбнувшись добавил: – только, прошу вас, не сейчас – давайте дождемся, когда дождь закончится – ведь неизвестно куда поведет нас расследование – а, кроме того, нужно заручиться поддержкой Антона Андреевича, думаю, нам может понадобиться помощь полиции.       – Хорошо, – вздохнула Анна, – попробуем завтра, утром я схожу к родителям и поговорю с мамой и Прасковьей, а вы, Яков Платонович, тем временем попросите помощи у Антона Андреевич, и как только я пойму, что мне хочет сказать мальчик, мы сможем начать действовать...       – Ты совершенно уверена, что дух явится? – улыбнулся Штольман.       – Конечно, – кивнула Анна, – он ведь сам меня нашел и даже позвал куда-то, потом, правда, исчез, но он придет, – уверенно закончила Анна, – я знаю.       Она немного помолчала, потом улыбнулась мужу и сказала:       – Яша, я так тебе благодарна, что ты хочешь мне помочь, не могу понять – почему, но это дело наводит на меня ужас.       Анна поежилась. Яков нахмурился и сел рядом с ней, он обнял ее за плечи и, прижимая к себе, успокаивающе произнес:       – Когда жертвой оказывается ребенок – это всегда ужасно, к этому невозможно привыкнуть.       – Да, наверное, дело именно в этом, – послушно кивнула она.       Они долго сидели обнявшись, слушая, как гудит в печи огонь, и Яков Платонович подумал, что, наверное, именно об этом он и мечтал все последние месяцы – шум дождя за окном, гудящий в печи огонь и любимая женщина в его объятиях. Может быть, это и есть счастье?       К утру дождь перестал. Штольман осторожно встал, накинул на себя теплый стеганый домашний пиджак – подарок тещи на свадьбу, полюбовался на спящую Анну и пошел на кухню. Печка в этот раз не стала упрямиться, а разгорелась быстро. Он налил в чайник воды и поставил его на весело гудящую печь. Потом вышел в прихожую и дотронулся до "голландки" – та оказалась еще теплой –удовлетворенно кивнул и пошел умываться. На улице было солнечно, но как это часто бывает после ненастья – сильно похолодало. Яков Платонович стоял у окна с чашкой дымящегося чая и задумчиво смотрел на улицу. О вчерашнем ненастье напоминали редкие лужи на мощеной кирпичом улице, да не успевшие высохнуть влажные пятна на оштукатуренных фасадах домов. Редкие прохожие придерживали головные уборы, стараясь уберечь их от холодного порывистого ветра, а дамы кутались в платки и шали. Яков вздохнул, прижимаясь лбом к холодному стеклу – правильно ли он поступает, позволяя Анне вновь оказаться втянутой в такое неприятное дело, а он по опыту знал, насколько ужасными могут быть расследования связанные со смертью детей. Не является ли его желание раскрыть преступление важнее, чем безопасность Анны? – Ведь помогая ей, он сам подталкивает ее навстречу опасности. Но с другой стороны, разве хотя бы раз за все время их знакомства ему удалось убедить ее отказаться от расследования? С его помощью или нет, но она все равно будет искать убийцу, если, конечно, мальчик был убит – пока еще оставалась надежда, что произошел несчастный случай.       – Доброе утро, Яков Пла... Яша, – быстро поправилась Анна. Погруженный в свои размышления, он даже не заметил, как она вышла из спальни в накинутом на плечи пеньюаре. А в следующее мгновение, когда она обняла его и нежно прижалась к спине, он почувствовал, как у него перехватило дыхание.       – С добрым утром, – прошептал он, осторожно развернулся к ней лицом и посмотрел в васильковые глаза: – как спалось?       – Хорошо, – вздохнула Анна и улыбнувшись кивнула, потом ойкнула и виновато глядя на мужа прижала ладони к покрасневшим щекам. Яков улыбаясь покачал головой и прижал ее к своей груди, давая возможность спрятать смущение. Они немного постояли обнявшись, потом Анна осторожно отстранилась от него и, заглянув в изумрудно-зеленые глаза, спросила:       – О чем ты думал?       – О тебе, – серьезно ответил Штольман.       – Знаю, что обо мне, – кивнула Анна, – а что именно думал?       – Да, вот, – улыбнулся Яков и нежно поправил непокорный локон на ее виске, который никак не хотел держаться в прическе, – думал, что зря позволяю тебе участвовать в расследовании дела Васи Бусыгина...       – Яков Платонович! – Анна возмущенно уперлась руками ему в грудь, стараясь вырваться из объятий, – это нечестно! Ты сам сказал, что не будешь мне ничего запрещать. А теперь что же – передумал?       – Нет, не передумал, – он покачал головой, удерживая ее за плечи, – просто, я боюсь за тебя... Помнишь, я обещал, что отныне всегда и во всем я с тобой? Анна перестала вырываться и кивнула, глядя ему в глаза.       – Так вот, – продолжил Штольман, – я прошу тебя дать мне такую возможность – я всегда должен знать, что происходит – чтобы иметь возможность помочь и, если понадобится, защитить.       – Конечно, – согласно кивнула Анна, – я же обещала.       Яков с сомнением посмотрел ей в глаза и покачал головой. Анна вздохнула и, заглянув ему за спину на стоящую на подоконнике чашку, предложила:       – Яша, а пойдем чай пить – я даже согласна на пирожки из булочной.       – Пойдем, – рассмеялся Яков, – кстати, кроме пирожков есть бублики.       Холодный порывистый ветер на улице не располагал к долгим пешим прогулкам. Яков помог супруге забраться в пролетку извозчика, удачно подвернувшегося им, как только они вышли из дома, сам сел рядом и произнес:       – На Царицынскую, 5, братец.       – Яков Платонович, вы же собирались в управление? – удивленно спросила Анна.       – Решил, что провожу вас, – улыбнулся он в ответ и добавил: – а потом вместе поедем в управление, хорошо?       – Хорошо, – все еще удивляясь, кивнула Анна и взяла его под руку.       Все Мироновы в полном составе оказались дома и были очень рады видеть дочь и зятя. Даже Петр Иванович, услышав, что пришли Штольманы, покинул свою комнату задолго до обеда, что было для него совсем нехарактерно. Узнав, что Анна приехала поговорить с матерью и Прасковьей, братья Мироновы увлекли Якова в кабинет, где на столе сейчас же появился графинчик с вишневой наливкой и стопки.       Узнав, что Анна с Яковом Платоновичем собираются жить в той же крохотной квартирке и не хотят нанимать прислугу, кроме девушки – дочери дворника, которая должна помочь Анне с уборкой, Мария Тимофеевна не стала скрывать своего возмущения. Теперь, когда стало ясно, что Яков Платонович остается служить в Затонске, она ожидала, что он хотя бы попытается создать для своей супруги достойные условия жизни, и собиралась немедленно высказать зятю свои претензии, если бы не Анна.       – Между прочим, – твердо сказала Анна, – Яков предложил мне снять квартиру получше и побольше сразу же, как узнал, что его назначили на ту же должность, – она обижено посмотрела на мать и продолжила: – а кухарку он хотел нанять через день после венчания – это я не хочу.       – Аннушка, но почему? – удивилась Мария Тимофеевна. – Зачем тебе самой заниматься кухней? – она покачала головой и добавила: – И квартира у вас очень маленькая, конечно, пока вы вдвоем – это не имеет значения, но когда появится ребенок...       – Ребенок? – оторопело прошептала Анна.       Анна Викторовна безусловно была девушкой образованной и, как ей казалось, вполне современной – она отлично знала как и отчего рождаются дети, но мысль о том, что у них с Яковом Платоновичем может быть ребенок, почему-то никогда не приходила ей в голову. Она прижала холодные ладони к своим уже успевшим стать горячими щекам и упрямо произнесла:       – Вот когда появится, тогда и решим, что нам делать...       – Ну хорошо, а кухарка? – продолжала настаивать Мария Тимофеевна.       – Мама, я хочу и могу что-то делать сама и не хочу, чтобы в нашем доме появился чужой человек, – попыталась объяснить Анна, – Прасковья мне не чужая, а, кроме того, я уверена, что с ее помощью быстро всему научусь, – она вздохнула и продолжила: – К тому же, Яков Платонович скоро выйдет на службу, и его целыми днями не будет дома – нужно же мне чем-то заниматься...       – Это не так просто, как тебе может показаться, – пожала плечами Мария Тимофеевна, – к тому же у тебя может испортиться кожа на руках...       – Ну, – весело улыбнулась Анна и чмокнула мать в щеку, – с этим я как-нибудь справлюсь.       Как и надеялась Анна, Прасковья была счастлива помочь своей любимице всем чем могла и согласилась приезжать к ней через день столько, сколько потребуется, для того чтобы Анна Викторовна усвоила основы кулинарного искусства. Кроме того, Анна написала записку молочнице с просьбой привозить молочные продукты еще и по ее новому адресу. Разумеется, родители не отпустили Штольманов без обеда – в итоге, когда они прощались с Мироновыми в прихожей, часы в гостиной пробили четыре часа дня. Едва они оказались на улице и захлопнули калитку, Анна Викторовна замерла и вцепилась в руку мужа.       – Что случилось? – насторожился Яков.       – Он ждет нас, – сказала Анна, глядя в одну точку, где Яков Платонович, конечно же не увидел ничего интересного.       – Я знаю, что тебя зовут Вася Бусыгин, – произнесла Анна, обращаясь к мальчику, тот стоял на другой стороне улицы и мял в руках свой заячий треух, – что ты хочешь мне сказать?       Мальчик напялил треух на голову, махнул Анне рукой, приглашая следовать за собой, и пошел по направлению к кладбищу.       – Аня, что происходит? – встревожено спросил Яков, не имея возможности видеть всю эту пантомиму.       – Он приглашает нас следовать за ним, – не отрывая взгляда от мальчика, произнесла Анна и, взяв мужа за руку, потянула его за собой.       Анна с Яковом, взявшись за руки, шли за мальчиком, но поскольку видела его только Анна Викторовна, то окружающим казалось, что они просто прогуливаются. Тем временем они дошли до городского кладбища, пересекли его и по какой-то едва заметной тропинке углубились в лес.       – Надеюсь, цель нашего путешествия близко, – покачал головой Штольман и добавил: – все-таки надо было сначала заехать в управление, а уже потом идти за мальчиком.       – Но он пришел сейчас, и едва ли, стал бы дожидаться, пока мы съездим в управление и соберем команду, – пожала плечами Анна.       – То есть, Анна Викторовна, я правильно понимаю, что если бы я не поехал с вами к родителям, а вы, выйдя из дома, увидели бы поджидающий вас дух, то сразу последовали бы за ним? – спросил Яков. – Так ведь? Несмотря на то, что мы решили, что вы ничего не станете делать в одиночестве?       – Ну, я нашла бы способ сообщить вам куда иду, – пожала плечами Анна, – отправила бы посыльного, например.       – Интересно где бы вы нашли посыльного на кладбище или в лесу, – проворчал Яков, – и как бы вы описали место, где находитесь – слева береза, справа сосна? – Долго бы мы вас искали.       – Ну, Яша, – мягко произнесла Анна, осторожно пробираясь между набирающих почки кустов по едва заметной тропинке, – ты здесь, и ничего не случилось.       – Только потому, что я решил пойти к твоим родителям с тобой, – проворчал Яков.       – Кажется, мы пришли, – Анна остановилась и показала рукой на холмик земли под большим деревом в нескольких шагах от тропинки. Мальчик едва заметно кивнул и исчез. Яков подошел поближе и присел на корточки, рассматривая место, на которое показала Анна.       – Похоже, здесь действительно недавно копали, – задумчиво произнес он и посмотрел на жену. – Я провожу тебя до выхода с кладбища, посажу на извозчика и вернусь обратно, а ты приведешь сюда Коробейникова с командой.       – Но,.. – попыталась возразить Анна.       – Никаких "но", – покачал головой Яков, он вынул из кармана белый носовой платок и привязал его к ветке дерева над тем местом, что показал дух мальчика и посмотрел на Анну: – нам лучше поторопиться – скоро начнет темнеть, а у нас полно работы.       Анне показалось, что извозчик вез ее до управления полиции целую вечность. Слава Богу, Антон Андреевич оказался на месте и сразу откликнулся на ее просьбу помочь. Трое городовых и Анна Викторовна с Антоном Андреевичем, прихватив лопаты, фонари и прочие необходимые вещи загрузились в полицейскую пролетку и выехали по направлению к кладбищу спустя всего лишь четверть часа после того, как Анна Викторовна почти бегом вбежала в управление полиции. Она вкратце рассказала Коробейникову о произошедшем, хорошо, что ее объяснения его устроили. Пожалуй, уговорить Якова Платоновича, будь он на месте Антона Андреевича, последовать за ней в лес, куда ее привел дух покойного мальчика, было бы намного сложнее – вздохнула Анна Викторовна и покачала головой. Лошадка доставила их на кладбище настолько быстро, насколько смогла и остановилась тяжело поводя боками. Полицейские деловито выгрузились из пролетки и двинулись следом за Анной Викторовной, которая пошла по тропинке показывая дорогу. Чем ближе они подходили к тому месту, где должен был их ждать Яков, тем больше она волновалась – почему-то ей казалось, что с ним непременно должно случиться что-то нехорошее, и только когда он сам, увидев ее, помахал рукой – она вздохнула с облегчением и отступила в сторонку, пропуская городовых с носилками и лопатами вперед. Яков Платонович показал городовым, где копать, а сам отозвал Коробейникова в сторонку и, видимо, ввел его в курс дела. Потом взглянул на Анну и, кивнув Антону Андреевичу, подошел к ней.       – Аня, давай я отправлю тебя на полицейской пролетке домой, – произнес он, – думаю, мы здесь надолго.       – Нет, – мотнула головой Анна, и умоляюще посмотрела на мужа, – я подожду, можно?       Яков Платонович улыбнулся и покачал головой.       – Веревки вы из меня вьете, Анна Викторовна, – сказал Яков и добавил: – ждите, но тогда не жалуйтесь.       – Яков Платонович! Антон Андреевич! – наперебой закричали городовые, – кажется, нашли!       – Здесь ждите, Анна Викторовна, – кивнул Яков, чуть сжал ее руку и пошел к городовым, которые топтались вокруг неглубокой ямы.       Тело мальчика, обутого в валенки и, как одеялом укрытого грязным полушубком, закопали совсем неглубоко. "Удивительно, что звери не разрыли", – подумал Штольман. Лица ребенка видно не было, оно было прикрыто меховой шапкой, очевидно, тем самым заячьим треухом о котором говорила Анна.       Антон Андреевич послал одного из полицейских за подводой, для того чтобы перевезти тело в мертвецкую, а остальные продолжили осторожно его откапывать. Анна, которая наблюдала за происходящим издали, почувствовала тяжелый запах разлагающейся плоти и была вынуждена зажать нос шелковым носовым платочком и отвернуться. Однако, она почти сразу ощутила порыв ледяного ветра и оглянулась – дух мальчика стоял на краю ямы и, комкая в руках шапку, смотрел на свое тело.       – Скажи, что с тобой произошло? – прошептала Анна Викторовна.       Мальчик поднял голову – она почувствовала толчок в солнечное сплетение и... будто бы снова очутилась в своем сне, только теперь она точно знала, что видит мир глазами Васи Бусыгина. Она вновь ощутила тот ужас, который гнал задыхающегося, измученного мальчика вперед, но силы его все-таки иссякли, и зацепившись за что-то ногами он рухнул на утоптанный снег и оказался в кромешной темноте, – видимо, потерял сознание...       – Аня! – позвал ее Яков и слегка тряхнул за плечи: – Тебе плохо?       – Нет, – прошептала Анна, открывая глаза, – все в порядке.       Яков Платонович, не обращая внимание на любопытные взгляды окружающих, обнял жену.       – Не пугайте меня, Анна Викторовна, – прошептал он ей на ухо.       Она всхлипнула и замерла в его объятиях. Больше Яков от жены не отходил, а спустя четверть часа все было закончено и, взяв в руки фонари, они медленно пошли обратно в сторону кладбища, где их ожидали полицейская пролетка и подвода для перевозки тела, которое городовые осторожно несли на носилках.       Очутившись в квартире, Анна Викторовна позволила Якову снять с себя пальто, прошла в гостиную и без сил опустилась в кресло, закрывая глаза. Яков Платонович не спеша растопил "голландку" и подошел к жене.       – Аня, – позвал он и коснулся рукой ее щеки, – чаю?       – Если тебе не трудно, – кивнула она, открывая глаза, взяла его руку и прижала ее к губам. <      – Тогда я затоплю печку, – улыбнулся Яков и задумчиво добавил: – если она в настроении, конечно.       – А я пойду переоденусь – мне кажется, вся моя одежда пропахла тем ужасным запахом, – произнесла Анна, поднесла руку к носу и сморщилась. Яков подал ей руку, помогая подняться, приобнял и проводил до ванной комнаты.       Всего лишь через полчаса Анна Викторовна умытая с распущенными волосами в своем любимом сереньком платье сидела за столом и двумя руками держала большую дымящуюся чашку с чаем и смотрела на мужа, который с аппетитом ел слегка зачерствевший пирожок с капустой и запивал его чаем. Дождавшись, когда он поставит на стол пустую чашку, она спросила:       – Теперь мы должны дождаться, когда Александр Францевич проведет экспертизу тела?       – Ну, да, – кивнул Яков, – если повезет, он назовет причину смерти. Анна задумчиво кивнула.       – Аня, он ведь что-то показал тебе? – спросил Яков Платонович, – Там – в лесу.       – Ничего нового, все это я уже видела во сне, – пожала плечами Анна.       – Так, значит, сон все-таки был вещим?       – Наверное, – вздохнула она. – Вот только закончилось видение странно – мальчик упал и либо потерял сознание, либо... умер, – рассказала Анна и, задумчиво добавила: – и уж совсем непонятно, что его так напугало.       – Ну, мало ли,.. - задумчиво протянул Штольман, – Аня, ложись спать – утро вечера мудренее, а экспертиза будет завтра, в лучшем случае, после обеда.       – Это хорошо, что после обеда, – вздохнула она и устало прикрыла глаза, – а то завтра утром придет Прасковья – будем вам, Яков Платонович, завтрак готовить... Яков поднялся из-за стола и подошел к жене.       – Жду – не дождусь, – прошептал он и нежно поцеловал ее в губы.       Прасковья решительно постучала в дверь их квартиры в четверть девятого, когда Анна Викторовна едва успела умыться и причесаться. Яков Платонович распахнул входную дверь, пропуская в прихожую нагруженную двумя увесистыми корзинами женщину, помог ей снять с себя верхнюю одежду и показал, где кухня. Прасковья кивнула и, не расставаясь со своими корзинами, поплыла в указанном направлении. Поставив корзины на стол, она осмотрелась, что-то недовольно бурча себе под нос, и приступила к работе. Вначале она с помощью подоспевшей Анны Викторовны провела полную ревизию всей имеющейся в их распоряжении кухонной утвари. Потом, выслушав жалобы Анны на кухонную печь, открыла чугунную дверцу, заглянула внутрь, всплеснула руками и потребовала немедленно подать ей ушат для золы. Анна позвала мужа, а тот пожал плечами и отправился за дворником. Спустя несколько минут явился дворник с двумя перепачканными золой ушатами. Прасковья заставила его вычистить все имеющиеся в квартире печи, а потом заполнить дровницу дровами. Дворник безропотно выполнил все распоряжения женщины, которая живо напомнила ему незабвенную покойную тещу, и даже пообещал впредь самолично следить за чистотой печей и наличием дров, что, кстати, входило в его обязанности. После того, как с печами было покончено, Прасковья велела дворнику позвать дочь. Когда, наконец, та появилась, женщина окинула ее неодобрительным взглядом и велела перемыть все полы в квартирке. Сама же вместе с Анной, затопила кухонную печь и разогрела завтрак: мудрая Прасковья догадывалась, что ждать от Анны Викторовны кулинарных изысков еще долго, а Якова Платоновича нужно чем-то кормить и, желательно, каждый день, привезла все необходимое для завтрака, а заодно и для обеда, с собой. После завтрака Анна Викторовна с Прасковьей отправились на рынок за продуктами, а по возвращении приступили к приготовлению обеда – спустя всего два часа им удалось приготовить жаркое, поджарить картошку и напечь блинов. Кроме того, с завтрашнего дня молочница должна была привозить им молоко, творог и сметану. Довольная Анна от души поблагодарила Прасковью за помощь, попросила ее в следующий раз прийти через два дня и отправила домой на извозчике.       Штольман, привлеченный на кухню божественными ароматами жаркого и жареной картошки, уже собирался снять пробу с кулинарных экспериментов супруги, однако, его надеждам сбыться было не суждено – в дверь забарабанили – присланный из управления городовой сообщил, что Антон Андреевич приглашает их с Анной в управление и отправил за ними полицейскую пролетку.       Чтобы не заставлять кучера ждать, обед решили перенести на ужин и, быстро собравшись, вышли из дома. "Комодные" часы обижено пробили им вслед три раза.       В кабинете начальника сыскного отдела их с нетерпением ждал не только сам временно исполняющий обязанности, но и доктор Милц собственной персоной. Он только что закончил экспертизу тела Васи Бусыгина и теперь желал немедленно поделиться со следователями ее результатами. Когда после взаимных приветствий все, наконец, успокоились, Яков Платонович нетерпеливо произнес:       – Ну не томите, Александр Францевич, ведь не зря же вы нас пригласили?       – Мне удалось установить причину смерти мальчика, – кивнул доктор Милц и, помолчав, продолжил: – мальчик был задушен.       – Задушен? – нахмурился Штольман, он ожидал услышать все, что угодно, но, почему-то, не это, – Как именно? Чем?       – Представьте себе, Яков Платонович, – развел руками Александр Францевич, – повешен на веревочной петле... Простите, Анна Викторовна, – извинился доктор, увидев, как она побледнела.       – Аня? – тихо спросил Яков Платонович, накрыв ее руку своей.       – Все нормально, – мотнула головой Анна и, обращаясь к доктору, сказала: – Продолжайте, Александр Францевич.       – Но самое главное то, что мальчик умер не больше двух недель назад...       – Как?! – изумился Яков Платонович, – Мальчик пропал на следующий день после Крещения – значит, двадцатого января, тело мы нашли шестнадцатого апреля – прошло почти три месяца.       – Получается, что он был убит в первых числах апреля, – подсказал Коробейников и добавил: – Мне еще вчера показалось, что земля на могиле слишком рыхлая.       – Да, – подтвердил доктор Милц, – тело закопали не в мерзлую землю – вы же помните – в начале апреля было очень тепло, и земля растяла и прогрелась достаточно глубоко.       – То есть, вы хотите сказать, что все это время – с двадцатого января до первых чисел апреля – мальчик был жив? – уточнил Штольман.       – Получается так, – пожал плечами Александр Францевич.       Яков Платонович встал и заходил по кабинету, потом он остановился перед доктором.       – Александр Францевич, а ошибки быть не может? – тихо спросил он и добавил: – Может быть, тело закопали, в начале апреля? Могло оно где-то храниться все это время? На льду, например?       – Яков Платонович, – покачал головой доктор, – на теле нет никаких признаков того, что оно где-то долго хранилось, но есть следы, которые позволяют предположить, что мальчика долго держали в каком-то месте с земляным полом – вся его одежда, руки, ноги – всё в этой земле, но, главное, на запястьях у мальчика синяки и ссадины, которые бывают, если руки долгое время связаны или закованы в наручники, кроме того, все это время его кормили и поили, хотя и не разносолами, – доктор покосился на Анну и замолчал, очевидно, решив, что ей не обязательно выслушивать подробности того, как он это установил. Штольман снова сел за стол.       – Значит, что же получается? – начал рассуждать он. – Двадцатого января, после полудня, Василий Бусыгин выходит от бабушки и пешком идет домой в Затонск. По дороге он чего-то пугается и бросается бежать, это "что-то" или "кто-то" его преследует до тех пор, пока ребенок не падает и не теряет сознание...       – Простите, Яков Платонович, – удивленно спросил доктор Милц, – а откуда это известно? Конечно, на его теле есть синяки, но я не могу утверждать, что какие-то из них он получил за два с лишним месяца до смерти, все они, на мой взгляд, появились в разное время, но в течение последних четырех – пяти недель перед смертью.       – Да есть у нас один свидетель, – усмехнулся Штольман и посмотрел на супругу, – правда, в суд мы его пригласить не сможем...       Доктор Милц с Коробейниковым понимающе переглянулись и больше ничего не спрашивали, с интересом поглядывая на Анну.       – Так вот, – продолжил рассуждать Яков, – следующие два с половиной месяца он со связанными руками находился в каком-то месте с земляным полом и стенами – погреб? подвал?       – Возможно, – пожал плечами Антон Андреевич, – но как нам найти это место?       – Пока не знаю, – задумчиво произнес Штольман.       – А тот "свидетель", о котором Вы говорили, он не может нам помочь? – с надеждой спросил Коробейников и посмотрел на Анну Викторовну.       – К сожалению, нет! – нахмурился Штольман, а его супруга виновато покачала головой.       – Жаль, – вздохнул Антон Андреевич, – получается, что у нас снова нет ни одной зацепки...       – Антон Андреевич, если я Вам больше не нужен, я могу идти? – поднимаясь спросил доктор. – Мне еще в больницу нужно.       – Конечно, – подскочил Антон Андреевич, – спасибо!       – Яков Платонович, Анна Викторовна, если будут вопросы, и не только по делу, – доктор улыбнулся в усы и закончил: – милости прошу, обращайтесь.       Анна вдруг вспомнила, как Мария Тимофеевна, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала об их с Яковом ребенке, и ощутила, что ее щеки предательски краснеют. Она кивнула доктору и быстро отвернулась, делая вид, что увидела что-то в окне. Александр Францевич пожал руки мужчинам, поклонился Анне Викторовне и, вышел из кабинета.       – Яков Платонович, – произнес Коробейников, – но ведь это еще не все? После того, как мальчика продержали где-то два с половиной месяца, его убили, точнее, повесили... – Мы почти ничего не знаем, – пожал плечами Яков, – как ребенок попал с дороги в подвал или погреб? Сам пришел или его привезли, или принесли туда в бессознательном состоянии? Почему не убили сразу, а держали два с половиной месяца? И почему в конце концов убили?       – А главное, кто это сделал? – закончила Анна Викторовна и со вздохом добавила: – Бедный мальчик и бедные родители.       – Кстати, о родителях, – Штольман посмотрел на Коробейникова: – Родителей проверяли?       – Яков Платонович! – опешил Антон Андреевич, – но вы ведь не думаете, что родители держали собственного сына в подвале, а потом убили? Зачем?       – Помнится, Антон Андреевич, мы с Вами расследовали убийство дочери отцом, правда, как выяснилось, отцом он не являлся, но об этом мы узнали не сразу, – пожал плечами Штольман.       – Дело Евгении Григорьевой, – вздохнула Анна, вспоминая, как измучила ее та страшная история.       – Я понял, Яков Платонович, – кивнул Коробейников, – завтра же поговорю и с родителями, и с дедом и бабкой... Послезавтра похороны.       – Яша... Яков Платонович, – поправилась Анна, – но зачем родителям было поднимать шум, если это они... И еще – чего мальчик так испугался и от чего убегал?       – Не знаю, – покачал головой Штольман, – Антон Андреевич, вы один к родителям не ходите – когда дело касается убийства, нужно быть осторожнее..       – Конечно, – кивнул Коробейников, – возьму с собой Ульяшина.       – Попросите их показать вам подвал, погреб - все что есть, и обязательно возьмите оттуда...       – Землю? – догадался Антон Андреевич.       – Образцы грунта, – улыбнулся Штольман и, посмотрев в окно, обратился к Анне: – Анна Викторовна, идемте домой – похоже погода снова портится.       – Идемте, – вздохнула Анна.       Погода, и правда, снова начала портиться. Днем, когда Штольманы выходили из дома, было солнечно, хотя и прохладно – сейчас же небо снова заволокло плотными серыми облаками, порывистый ветер гнал по улице клубы пыли, дамы кутались в платки и шали, а мужчины придерживали шляпы. Антон Андреевич предложил Анне и Якову воспользоваться полицейской пролеткой, что и было с благодарностью сделано.       Всю дорогу до дома Штольманы молчали – Яков Платонович размышлял о деле, а Анна раздумывала, что без разговора с духом погибшего мальчика, раскрыть дело, пожалуй, не получится.       Едва оказавшись дома, Анна Викторовна запретила Якову прикасаться к кухонной печи и побежала переодеваться, а спустя несколько минут, в домашнем платье и холщовых руковицах сама без помощи мужа сложила в нее дрова, как учила Прасковья, и подожгла их всего одной единственной спичкой – похоже, характер печки после того, как ее вычистили, стал значительно лучше. Яков Платонович, который улыбаясь наблюдал за женой, восхищенно развел руками. После того, как ужин разогрелся, Якову все-таки удалось попробовать результат утренних стараний его супруги и, надо сказать, результат его впечатлил. Сидя за столом с чашкой чая в руках, он с удовольствием наблюдал за Анной, которая мыла посуду, и размышлял о том, что, должно быть, женитьба имеет еще много положительных моментов, о которых он раньше даже не догадывался.       Потом они снова сидели обнявшись и слушали шум дождя за окном и гудение огня в "голландке", и Анна, прижавшись к плечу мужа, подумала, что ей, пожалуй, начинает нравиться дождливая погода. Внезапно она почувствовала неприятный, пробирающий до костей холод, который заставил ее вздрогнуть, она резко выпрямилась, пытаясь увидеть гостя.       – Аня? – Яков посмотрел на жену и оглянулся: – ты кого-то видишь?       – Вася? – прошептала она, жестом заставляя мужа замолчать.       Мальчик стоял совсем близко и теребил в руках свою, должно быть, сшитую отцом, заячью шапку.       – Скажи мне, как ты умер? Тебя убили? Кто? – быстро заговорила Анна.       Мальчик поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза – женщина ощутила неприятный толчок в солнечное сплетение и мгновенно оказалась в полной темноте, было прохладно, сыро и отвратительно пахло человеческими нечистотами и плесенью; рядом с ней кто-то тихо плакал. Вскоре где-то наверху послышались шаги и металлический скрежет – кто-то отодвинул щеколду и со скрипом распахнул маленькую дверцу, в которую хлынул дневной свет, к сожалению, дверца была небольшая и находилась высоко, так что разглядеть что-либо за дверцей было невозможно. Она посмотрела вокруг: худенький и чумазый мальчик сжавшись сидел у стены – несмотря на испачканное землей лицо и размазанные по нему слезы, она без труда узнала в нем Васю Бусыгина. Он перестал плакать, а только всхлипывал и, как показалось Анне, тяжело и хрипло дышал. Какой-то человек начал медленно спускаться вниз по узкой отвесной лестнице. Анна приготовилась – оказавшись внизу он должен был повернуться к ним лицом. Когда он наконец медленно обернулся Анна вскрикнула и отпрянула назад – лица у человека не было... Однако, это было первое впечатление – приглядевшись, она поняла, что на голове у него надет какой-то черный мешок с маленькими прорезями для глаз. Человек подошел к испуганному мальчику и дотронулся до его головы – рука у него была обыкновенная, нормального цвета, но, к сожалению, как Анна ни старалась, ничего, по чему можно было бы узнать этого человека, она не видела. Коснувшись головы ребенка, он резко отдернул руку и, как показалось Анне Викторовне, недовольно покачал головой. Он поставил перед мальчиком кринку и собрался уходить, но тот схватил его за штанину, Анна увидела, что одна рука ребенка закована в железную колодку, от которой тянется цепь, и задыхаясь заговорил:       – Отпусти меня! Мне плохо... Я хочу к маме... Пожалуйста...       Человек раздраженно пнул его ногой и что-то прошипел. Обессиленный мальчик рухнул на кучу грязной соломы, и тоненько завыл, а его мучитель начал медленно подниматься по лестнице...       Видение исчезло – Анна почувствовала, что Яков Платонович отчаянно трясет ее за плечи, и с трудом открыла глаза.       – Ну, слава Богу, – переводя дыхание вздохнул Штольман и прижал ее к себе с такой силой, что она едва не задохнулась.       – Яша, ты меня задушишь, – прошептала она и завозилась, стараясь ослабить объятия. Яков с облегчением вздохнул и немного отстранил ее от себя, заглядывая в глаза.       – Как ты? – спросил он и добавил: – Лучше?       – Он показал мне место, где его держали, – прошептала Анна, – и своего похитителя, – и добавила, – но нам это не поможет...       – Не поможет? – нахмурился Яков.       – Нет, – покачала головой женщина и прижалась к мужу, – Вася не видел его лица – на похитителе был какой-то мешок с прорезями для глаз – в темноте мне даже показалось, что у него вообще нет лица... Если бы мальчик мог нам помочь – он бы это сделал. Анна снова прижалась к мужу и вздохнула. Яков не стал ее расспрашивать, давая возможность успокоиться. Однако, Анна Викторовна сама очень подробно рассказала о своем видении.       – Да, – подытожил Яков, – ничего нового нам это не дает, пожалуй, только то, почему мальчика убили...       – Почему? – удивилась Анна.       – Видимо, он был серьезно болен, – задумчиво произнес Яков и добавил: – надо спросить у Александра Францевича обнаружил ли он какие-то признаки болезни. Анна помолчала и спросила:       – Яков Платонович, может быть, я еще раз вызову дух Васи, вдруг он еще что-то расскажет?       – Анна Викторовна, – покачал головой Яков, – вы и так сделали все, что могли и даже больше – давайте дадим немного поработать Антону Андреевичу, к тому же, ты сама сказала, что если бы Вася мог помочь – он бы это сделал.       – Это правда, – вздохнула Анна Викторовна, позволяя мужу обнять себя – то, что показал ей мальчик, произвело на нее тяжелое впечатление, и она чувствовала как на нее наваливается усталость, и добавила: – Давайте дадим возможность поработать Антону Андреевичу...       Неожиданно раздался стук в дверь. Яков пошел открывать – на пороге стоял Коробейников в мокрой накидке и держал в руках не менее мокрый котелок. Заходить в квартиру он не захотел, сославшись на то, что время позднее, и сообщил, что – к сожалению или к счастью – все-таки подозреваемыми были родители – его расследование ничего не дало. У родителей Васи ни погреба, ни подвала нет; а у бабушки с дедушкой земля в подвале совсем не похожа на ту, что Александр Францевич обнаружил на теле мальчика – он сам помог Антону Андреевичу провести экспертизу. Передав привет Анне Викторовне, Коробейников откланялся, а Штольман вернулся в гостиную, присел с ней рядом и сообщил последние новости.       В это время часы в гостиной начали бить.       – Один, два, три,.. – начала шепотом считать Анна.       – ... Десять, – прошептал Яков с последним ударом и нежно коснулся губами ее макушки.       – Получается, что толку от меня никакого, – вздохнула Анна и добавила: – первое дело, которое ты позволил мне расследовать и ничего!       – К сожалению, некоторые дела так и остаются нераскрытыми, – произнес Яков, – а некоторые тянутся годами...       Анна отстранилась от мужа и спросила:       – Ты думаешь, это может повториться? Я имею в виду похищение ребенка – это ведь было похищение?       – Я очень хочу ошибиться, – сказал Яков и покачал головой: – но мне почему-то кажется, что это не конец истории...       – Почему? – тихо спросила Анна.       – Не знаю, – вздохнул Яков, – предчувствие...       Анна изумленно посмотрела на мужа:       – Ты же не веришь в предчувствия?       – Я и в духов раньше не верил, – улыбнулся Яков и добавил: – Но мы будем продолжать – еще есть вопросы на которые мы не получили ответы: мне, например, непонятно, как похититель доставил мальчика в эту яму или подвал – это было днем, значит должны быть свидетели...       – Вот только как их найти? – вздохнула Анна.       – Дадим объявление в "Затонский телеграфъ" – усмехнулся Яков Платонович, – хоть какая-то от него польза, да и Ребушинский будет счастлив.       Анна весело рассмеялась и прижалась к мужу.       Они снова сидели обнявшись, слушая шум дождя за окном и гудение огня в печи.       – Знаете, Анна Викторовна, – улыбнулся Штольман, – кажется, мне начинает нравиться дождливая погода.       – Правда? – счастливо улыбнулась Анна, глядя в изумрудно-зеленые глаза мужа.