***
Будильник звенит так, будто у самого уха Юнги стоит не это изобретение человечества, а целая колокольня. Мин путается в одеяле и сваливается с кровати только так. Следом, не поддавшись равновесию на ребре, падает подушка на невыспавшееся лицо. Раздражённый с утра пораньше мальчик откидывает в сторону мешок с перьями и тянется к противному будильнику, стоящему на высокой тумбе. Стоит посмотреть на часы, как Юнги вспоминает, что сейчас вообще-то понедельник, учебный год в самом разгаре, и по-хорошему надо бы мчаться в школу, иначе закроют ворота. «Там досплю». Верный вывод, Мин Юнги. Он наспех надевает форму, хватает на кухне тосты с джемом и бежит в коридор натягивать всё те же сраные найки, но только изношенные уже до дыр. Ещё бы. На улице уже зима, достаточно сыро, а этот всё ходит в одном и том же. Эх, мальчики. Путь от дома до школы очень лёгок, не то что наоборот. Крутой склон так и толкает Мина прямиком в «ад». А всё дело в том, что дом Юнги в традиционном корейском стиле, и стоит он на внушительной такой возвышенности. Да, семья не из бедных, однако сей дом достался по наследству от предков, но уже по линии матери. Жить на нехилом пригорке с плотной застройкой и туго затянутыми электрическими проводами над головой — то ещё удовольствие, а ведь правда (всё познается в сравнении, господа). Где-то там, на горизонте виднеются горы, но до них, как до луны. Да, это вам не бескрайний лес, открытый взору только так. Лишь внутренний личный садик, высаженный по всем канонам былых времен, немного напоминает ту самую природу, к которой в последнее время Мин часто стремится. Пока Юнги бежал до места досыпа, он изрядно вспотел. Пар так и валил изо рта, словно это дым из печи, которой закрыли доступ к кислороду. Но бежать, как оказалось, не так уж и долго (просто тело подростка слегка драматизирует). Ворота уже близко, поэтому можно спокойно привести своё дыхание в норму, но Мину мешают. Как всегда всё не по плану. — Чё встал? Катись дальше, колобок. Юнги хотел было показать факушку, как это принято среди мелких подростков, но сдержал себя и просто махнул рукой, проходя мимо. Собственно говоря, этим персонажем был Чон Чонгук, знаменитый хулиган на районе. С ним лучше не общаться и стараться не пересекаться на одной дороге. Но угораздило же отличнику Мин Юнги оказаться с Этим в одном классе. Поговаривают, что Чонгук с кликухой «Стэн-Большой Кроль» обладает немыслимой физической силой и, что он возглавляет мелкую банду хулиганов. Ещё ходят слухи, что после уроков Стэн со своими братанами преследует прилежных учеников, силой заводит их за угол и вытрехает из бедных детишек всю мелочь, что дали им родители на учебную неделю. Миновав бандюгана, Юнги из последних сил своих делает финишные шаги к заветной аудитории их класса, что распологается аж на третьем этаже. Успел. Мин стаскивает с себя рюкзак и плюхается, как обычно, за последнюю парту у окна. С ним мало кто здоровается, да и вообще, многие ребята достаточно холодно реагируют на Юнги. Вероятно, это из-за грозного выражения лица. Тем не менее, его никто особо не сторонится, да и страха, как Большой Стэн, тоже не вселяет, ибо дохлая глиста. Правда в небольшом учебном коллективе всё же нашёлся один экземпляр, который прилип к мальчику с лицом-кирпичом. Раздвижная дверь вдруг распахивается с такой силой, что кажется, сейчас все винтики-шпунтики, на которых она держится, отлетят к чертям. — Вот горилла, ненавижу его! Почему он там всё время ошивается? Скотина такая, лучше бы за ум уже взялся. Знаешь, что он сделал? Эта тварюга… Юнги весьма «приличным» жестом головушку свою, мирно лежащую на парте лицом ко входу, быстренько отвернул в сторону окна. Он моментально абстрагируется от источника шума, лишь краем уха улавливает что-то про дубняк на улице. А ведь правда, на улице так холодно, как там этот пёс? Этот самый вспыльчивый персонаж, Пак Чимин, каким-то неведомым образом заделался другом Мина, но не лучшим, конечно. Ведь лучший друг — это Тузик. О каком уме говорил Пак, можно только догадываться, потому что сам он — тот ещё двоечник, правда добряк, каких Свет не видывал. Ещё и состоит в сообществе по защите и охране дикой природы. Тут-то нужно отдать ему должное. Вообще, Чимин довольно-таки яркая личность, но не только своим вспыльчивым характером обиженного щеночка померанца, но и внешне. Ходить в средней школе с рыжими волосами — это же уму непостижимо. Как его такого бунтаря ещё не прижала школа, можно только догадываться. Когда Юнги показалось, что он уходит в любимую дрёму под аккомпанемент несмолкающего друга, с другого конца класса чуть не отлетела вторая раздвижная дверь. Это пришла классная руководитель, она же учитель по математике, она же госпожа Ким ДжинА. Госпожа Ким — убеждённая холостячка-феминистка. Однако навык готовки ей присущ. На всех светский праздниках гвоздём программы становится именно её стряпня. Самый большой поклонник её — физрук Чон Хосок. Но, как бы не был жесток этот мир, Ким ДжинА терпеть не может таких угловатых мужиков, да ещё и периодически отращивающих щетину. Когда он приступает к поеданию её блюд, она только что не стискивает от злобы зубы и героически терпит, пока этот шкаф не оближет всю тарелку. Разве что вылизанная тарелка немного смягчает госпожу Ким, и она уже не так сильно сердится. Но вернемся к профессиональной части её жизни. Ким ДжинА — одинокая независимая женщина. Детей, на самом-то деле, не очень жалует, но однажды она бросила одному профессору математических наук, Ким Намджуну, вызов, сказав, что станет легендарным учёным в сфере точных наук, на что профессор скептически усмехнулся, — «Да чтобы бабы что-то в этом понимали». Эта фраза до сих пор горит синим пламенем в её сердце, а стать больше, чем учителем математики средних классов, госпожа Ким так и не смогла. Но старость пока что за горами, поэтому в её душе всё еще теплится надежда дописать диссертацию и утереть нос этому профессору, по совместительству бывшему любовнику. Взял и охмурил однажды молодую, красивую, высокую и стройную студентку. Безобразие.***
— Обманул. Я же верил тебе, глупая псина. — Чтобы сблизиться, иногда нужно лгать. Тэхён заводит другую руку за спину и сжимает вторую обнажённую половинку. — Отпусти. Я сказал, отпусти! — Я тебе не пёс, чтобы слушаться. Я, вообще-то, хоть и дух, но больше на человека смахиваю. — Ну хорошо-хорошо! Отпусти меня…пожалуйста. — Как можно было меня оставить? Я верил, что ты вернешься. — Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил, а? — Не знаю. Но этим летом, боюсь, я уже не смогу тебя простить. Тэ отпрянул от Мина, драматично развернулся и медленными шагами пошёл прочь. «Вот видишь, ты даже за мной не идёшь». Так и слышит Юнги чужие мысли в своей голове, а шагу сделать не может. Будто ноги отнялись. Мальчик посмотрел под ноги и увидел, что его замерзшие костлявые конечности начали растворяться. — Так значит, это я должен был исчезнуть? Что ж, Мин Юнги, покойся с миром.***
То ли Юнги сам проснулся, то ли его разбудили, но сон имел логическое завершение. Что уж там рассказывать, действий почти нет, одни ощущения и атмосфера, о которых можно долго сказывать, но лень. Мин бы ещё чуток полежал под этими чувствами сонного царства, но указка, приземлившаяся на его плечо, уверила, что будет лучше немедленно поднять свою репу. Что наглый юнец и делает. — Сколько можно, вы ничего не понимаете! Почему из всех учеников только вы двое вызываете у меня такую бурю отрицательных эмоций?! Госпожа Ким немного романтичная натура. Совсем чуть-чуть. Поэтому, если люди слышат подобные высказывания, то уже давно не удивляются. Ещё немного вспыльчивая, потому-то похлопывает Мина указкой по спине, рефлекс чтоль? Ох, женщина. — И да, Чон Чонгук! Почему от Вас опять несёт табаком? Я как классный руководитель должна предотвратить Ваше социальное падение. Это уже перебор, госпожа Ким. — Но учитель! Всегда ж курил, че вдруг сейчас привязались? Вон, сделайте лучше выговор этому конопатому! — У меня нет веснушек, горилла! Где ты их увидел?! Иди сюда и посмотри! — Щас я их тебе набью. Чонгук берёт в руки красный маркер и идёт на рыжего. Чимин вскакивает с места, пятится назад и тут же спотыкается о чей-то портфель. Чон не упускает возможности и тут же тычит в щёки Чимина фломастером. Пак пытается выжить от такого унижения, поэтому хватается за волосы бесстыжего хулиганья и тащит, что есть сил. — Ащщщ… — Чон Чонгук! Пак Чимин! Что за цирк вы тут устраиваете?! Учитель Ким ДжинА хватает Чонгука за шкирку и лёгким движением оттаскивает его от пострадавшего. Да, госпожа Ким ещё и сильная. Всё-таки женщина независимая и одинокая, а таким, всем без исключения, надо иметь силы богатырские. — Защищаешься, как девчонка ахахахахах, — заливается смехом маленький нарушитель покоя. А Чимин только что не плачет, он сжимает кулачки и уговаривает себя проглотить всю обиду. Только глаза чуток прослезились, но надеется, что никто не видел. — Нет, вы только посмотрите на него! Когда Вы научитесь себя прилично вести? Уверяю Вас, моё терпение на грани. Ещё немного, и я звоню Вашим родителям, Чон Чонгук! Хулиган смиряется, даже враждебный огонёк притух. Он стряхивает с себя сильную независимую руку и, прихватив свои так и не разложенные вещи, направляется к выходу. Чимин тоже понял, что не сможет досидеть до конца урока, поэтому собрался топить обиду в туалете. Но тут, учитель Ким вдруг делает контрольный хлопок по спине отличника Мина. — Я еще не закончила, господа, — голос размеренный, спокойный, — Раз вы думаете, что уйдёте отсюда безнаказанными, то сильно ошибаетесь. Раз вы не хотите выполнять домашнее задание и писать контрольные хотя бы «на удовлетворительно», а Вы, Мин Юнги, продолжаете спать на моих уроках и всем видом показывать своё всезнайство, то я придумала для вас троих прекраснейшее наказание. В воздухе повисла тишина. Казалось, даже в соседних аудиториях слушают, о чём идёт речь в этих стенах. — С этого дня, Вам, Мин Юнги, будет поручено проследить за успехами в математике Чимина и Чонгука. И если я узнаю, что вы трое избегаете этого, будет только хуже. Вот это дела. Жил себе, никого не трогал, домашку делал почти всегда, на уроках не шумел (спал, но так это на пользу организму!) — и тут на тебе. Получил за компанию. И не кого-нибудь там, а Чимина (против него Юн ничего не имел), так еще и Чона припаяли. И за что ему так везет? Но злить госпожу Ким — подписать себе смертный приговор. Сразу на все оставшиеся жизни. А посему кару небесную надобно принять и уповать на девичью память классной. Что, собственно ребята и делают, пока тащатся к Мину на чай. Дома как на зло никого не оказалось. Видимо, родители на работе, а значит, будут ближе к вечеру. Время есть, и ползет оно крайне медленно, как беременная черепаха через кусты. — Юнги-и, — тянет по-детски Пак, дуя и без того пухленькие губки, — я не понял, откуда здесь три. — Потому что в рыжей башке твоей только куриные перья, — язвит Гук, уткнувшись носом в тетрадь. — Сам-то ты не шибко блещешь. Мин просто закатывает глаза и украдкой на часы глядит. Прошло всего полчаса, а силы — как физические, так и душевные — уже на пределе. Хоть бы отделаться поскорее. Вообще, Юн привык относить себя к разряду гениев, а те, как известно, народ ленивый. Так что сложить два плюс два — проще простого. Ленивые делают работу быстро, чтобы скорее от них отстали, и качественно, чтобы переделывать не заставили. И Мина такой расклад вещей вполне устраивал, но тут появились два бездаря, которые как титаны пробивают стену его терпения и начинают медленно выжирать нервную систему. Еще раз объяснив настолько доходчиво, что, кажется, понял бы даже фарфоровый кот, стоящий на шкафу, Юнги пригрозил проверить своих подопечных по всей строгости и на секунду закрыл глаза.***
Снежинки вальсировали в воздухе, как на каком-нибудь балу, плавно опускаясь на землю, прямо под ноги мальчика. Некоторые из хрупких танцовщиц оседали на кожу и тут же превращались в прозрачные капельки воды. Прохладно. Вокруг вырисовывались угольно-черные очертания деревьев в белом, как молоко, одеянии. На берегу застывшего ручья сидит фигура, такая же неподвижная, как и вода. Юнги ступает вперед, ощущая легкое покалывание в ногах. Он шел, но при этом оставался на месте. «Я сплю», — понял он. Тузик обернулся и посмотрел так, словно и не Мин Юнги перед ним стоял. В глазах его читалась то ли тоска, то ли это просто солнечные лучи так играли бликами. — Ну, рассказал бы хоть, — над самым ухом прозвучало. И как он только так быстро очутился у Юна за спиной, — какая она? — Кто? — Та девчонка, на которую ты променял меня. Человек замер. Что ему сказать? Что не было никакой девчонки, прошла любовь, завяли помидоры? Или что не предавал он Тузика, леший его пни. Не послушает же. — Мне очень жаль, правда. Дух дернул ушами-локаторами и отстранился. Еще и мордашку состроил, словно только что ему открылось вселенское зло. — Мне холодно, согрей меня, — прошептал Тэ.***
— Юнги! — проныл Чимин, кажется, готовый то ли зареветь, то ли стукнуть от души по тыкве хулигана, — Ну, скажи же ему! — Скажи ему! — передразнил его Чон — Расплачешься, может? Мин моргнул пару раз, отгоняя дрему, зевнул и постарался понять, что вообще происходит в его доме. Чимин пытался выхватить из крепких рук младшего товарища свою шапку-ушанку. Единственную в своем роде, между прочим. Где он ее раздобыл — загадка человечества. Чонгук держал шапочку высоко над головой и широко улыбался, видя, как Пак, который ниже был на полголовы, все никак не мог дотянуться до нее, разделенный какими-то десятью сантиметрами. Чимин покраснел жутко, пыхтел, как паровоз, но от своего не отступал. «А ведь действительно холодно, » — подумал Юнги, наблюдая за возней детей. — На улицу валите, там и копошитесь, — проворчал он, отворачиваясь, — сейчас еще разобьете чего, а мне убирать за вами. «Согрей меня!» А ведь точно! Юнги резко вскочил и вылетел из гостинной на второй этаж, в свою комнату. Дверцы шкафа жалобно заскрипели, но открылись-таки. Не отвалились, красавцы. Вещи с полок полетели на пол, создавая ковер. «Где же он? — от увлечения Юнги аж губу прикусил, — Есть!» Крупный вязаный шарф красного цвета, который когда-то подарила Юнги бабушка. Кто бы мог подумать, что эта вещица, бережно оставленная пылиться в шкафу, так скоро понадобится. Мин прижался носом к шарфу и втянул носом воздух. Летом пахнет. Лесом. Тузиком. — Эй, мелкие, — важно объявил Юнги, хотя сам-то был выше разве что Чимина, да и то на пару сантиметров. Но, как говорится, сантиметры решают все, — у вас деньги есть? Тогда собирайтесь. Мы едем на вокзал. Отговорки, мол, мама ругаться будет или что холод собачий на улице, юный генерал отмел, пригрозив спалить госпоже Ким их петушиные бои, да еще и приукрасить их «заслуги» в царице наук. А ведь ему всегда говорили, что Юнги тот еще шантажист, а он еще верить не хотел. Талантливый человек талантлив во всем. На вокзале было не так много народу, как летом. Ну, оно и понятно — разгар рабочей недели, какому умнику в голову придет мысль тащиться в глухие дебри? Правильно, Мин Юнги. Кассирша смотрит на горстку детей слегка с неверием, но билет продает все же. Чимин думает, что им повезло, Чонгук — что к лешему оно все, а Юнги уже совсем ни черта не думает. Он стоит чуть поодаль, не вмешиваясь в разборки братьев своих меньших, и сжимает в руках пакетик. Погода отвратная, но что поделать. Когда они вернутся, вряд ли родители похвалят их. Если вернутся, конечно. Плоский зад уже чувствует «ласковый» ремень на нежной коже и мешок неприятностей впридачу. «Может, ну его?» Чтобы какие-то сны заставили выползти из теплого дома на мороз, да еще и в лес — да, здравствуйте, с вами Мин Юнги. Однако отступать некуда — за ним два мальчугана, верные (или не очень) приспешники. Оплошать нельзя. В поезде тепло. Во всяком случае теплее, чем на улице. Уши Чона покраснели и почти отваливались, и Чимин все хотел за них потаскать одноклассника, мол, карма, друг мой, носи шапку. Чонгук оборонялся стойко, уповая на подкрепление в лице Юна, но тому как-то до лампочки, не маленькие уже, пусть сами разбираются. За стеклом плыли сугробы и провода. Хотелось спать так, что глаза сами слипались, как пельмени в кастрюле опытного повара Гука. Единственное, что стимулировало не спать, — страх проехать свою остановку. Ну, и Тузик еще. Юнги, конечно, во всякое сверхестественное не верит почти, но это самое «почти» еще как доказывает обратное. Обиженный на весь мир Чонгук притих и уши свои спрятал от чиминьих цепких лапок. Не сейчас он начистит этому мелкому старшему лицо. Будет еще время. Авторитет авторитетом, а в незнакомых местах нужно держаться вместе. Пак, прекративший атаки на органы слуха Чона, сначала тоже молча смотрел в окно. И на Гука заодно — тот как раз у стены сидел. «И правда отморозил», — подумал Пак и шустро стянул с себя ушанку. Видно, доброта в нем вперед родилась. — Чего это ты делаешь?! — сжался весь Чонгук, вновь прикрывая ладонями голову. — Цыц, — теплая шапка натянулась на макушку хулигана. Своей-то у него не было, — грейся пока что. Когда ребята приехали, было уже далеко за полдень. Зима и все такое — темнеет раньше. Солнце, кажется, уже собиралось укатиться за горизонт, но почему-то мешкало. В здании вокзала было пустынно и холодно, почти как на улице, разве что все-таки теплее. Юнги велел младшим сидеть там и ждать его возвращения, но, казалось, его слова утонули где-то в их возне. Снега по колено, но Мин упрямо полз вперед. Легкие облачка пара вылетали из его рта и оседали на пушистом воротнике куртки, застывая и превращаясь в лед. Глаза привыкали к сгущающимся сумеркам. Про себя мальчик несколько тысяч раз назвал слово, точно его описывающее. «А если не придет?» — Явился-таки, — заледенелый, Тузик восседал на ветке, как ледяной принц — такой же хрустально-прекрасный и холодный. Темно-синие глаза глядели отдаленно. И разве не карие они были? Мохнатые тапки на ногах практически не изменились — разве облезли слегка, — полгода тебя не было. — Я знаю, прости. Я хотел тогда попрощаться, но… — А сейчас зачем вернулся? Мин вздрогнул. Голос Тэхена эхом носился вокруг него, повторяя слова духа. Ледяные глаза выжигали изнутри, но пробуждали новое чувство в самом Юнги. Колкое, непонятное, его хотелось выцарапать, но руки не подчинялись. — Я подумал, что тебе холодно, поэтому, — человек протянул свой подарок, — вот, это тебе.