Как выяснилось позже, начало декабря — очень популярное время года для свиданий. Гермиона не ожидала такого ажиотажа в любимом ресторане её родителей. Возможно, смысл скрывался в том, что никто не хотел встречать Рождество и Новый год в одиночестве. От этой мысли она скривилась. Её заочно «изгнали» из Норы, а родители давно запланировали поездку на какой-то горнолыжный курорт. Конечно, они звали её присоединиться, но она тактично отказалась.
Разговор с Ноттом не клеился.
Возможно, у неё было совершенно неподходящее настроение. Возможно, его присутствие напоминало ей о времени, когда Драко Малфой следил за ней из её же головы. Ничего из этого не помогало.
— Он недавно о тебе спрашивал, — нарушил неловкое и затянувшееся молчание Теодор. Гермиона не смогла даже притвориться, что не поняла, о ком он, — вилка слишком громко ударилась о тарелку. Она благодарила всех богов и Мерлина в придачу за то, что ей удалось подавить дрожь в руках.
— Мне кажется, в прошлую нашу встречу я ясно дала понять, что не хочу о нём ничего знать, — достаточно холодно ответила Гермиона, обрадовавшись тому, что голос не выдал волнения.
— Блейз сказал, что ему снятся сны с твоим участием.
Дыхание мгновенно перехватило. Мысли, заполнившие её разум, грозили бы ей истерикой, если бы она не сумела их тут же остановить. Если бы он узнал… Если бы он вспомнил… В словах Нотта определённо был подвох.
— Что это значит? — Гермиона подняла взгляд на внимательно наблюдающего за ней Нотта. — Если бы он видел меня во снах, он бы со мной уже связался, ведь так?
— Верно, — Нотт усмехнулся краешком губ и вновь вернулся к своей трапезе. — Ему снятся горячие сны с прекрасной незнакомкой.
Кровь прилила к её лицу. Теодор усмехнулся шире.
— Кажется, я понял тебя, — он отпил вина и принялся крутить в руках бокал. — Второе свидание меж нами невозможно не потому, что я тебя не интересую как мужчина. И даже не потому, что я сам не горю желанием затащить тебя в постель. Всё проще. — Гермиона сжала вилку, и от напряжения побелели костяшки. Ей хотелось воткнуть вилку Нотту меж глаз. Или в руку. За то, к чему он вёл, за то, чего ещё не сказал, но… — Теперь мне понятно, почему ты закрылась ото всех. Странная реакция на потерю его памяти. У меня не укладывалось в голове, почему ты так расстроилась из-за его амнезии? Ведь, если бы между вами не вспыхнули, — он показал пальцами скобочки, — романтические чувства, тебя бы это так не беспокоило. Верно?
Зажмурившись, она дышала глубоко и медленно. Чтобы не уничтожить его. Чтобы вновь не начать уничтожать себя. Чтобы не расклеиться прямо здесь, посреди маггловского ресторана. Чтобы вся та боль, с
прятанная за семь замков, не прорвалась наружу и не грозилась потопить под собой её снова.
Нотт, явно ничего не заметивший, меж тем продолжал:
— Да, твоё поведение явно… выходило за рамки. И как я сразу не догадался…
— Бинго! — Гермиона заставила себя невесело рассмеяться. Вышло хриплое карканье вместо смеха. Теодор непонимающе на неё взглянул.
— Что, прости?
— Это маггловская игра. Забудь, — и вернула своё внимание уже остывшему ужину. Она хотела убраться отсюда подальше и не разговаривать с Ноттом больше никогда. И с Блейзом. И с Малфоем. Не видеть и не знать об их существовании. Как просто было бы забыть обо всём с ними связанном. Если бы Джинни была хороша в ментальной магии, возможно, Гермиона бы и попросила её об «Обливиэйте». Дар милосердия для её истерзанного сердца и воспалённого мозга.
— А я-то наивно предполагал, что ты переживаешь из-за расторжения помолвки с Уизли.
Гермиона могла бы простить Нотту многое. Его повторное появление в своей жизни. Приглашение на нелепое свидание. Даже препарирование её пребывания в проклятье, как и само напоминание об этом. Она могла бы всё это понять и простить, ведь он был явно обделён эмпатией, а ещё Драко Малфой был его другом, и Теодор по-своему о нём беспокоился. Возможно, он даже беспокоился о ней тоже: очень своеобразно и совсем капельку. Она могла бы простить всё это и даже то, что последует за этой специфической встречей. Невольно он напоминал ей о Малфое, ворошил плотно утрамбованные в дальних углах мысли, пытался растопить тот лёд, в который она сама заковала собственные чувства. Всё это можно было простить. Но не упоминание о Роне и семье Уизли.
— Хватит! — зло крикнула она, краем сознания отмечая, что никто из присутствующих в ресторане магглов не обратил на них никакого внимания. Видимо, Теодор позаботился о конфиденциальности и соответствующих чарах. — Теодор Нотт, — зло прошипела она, — ты понятия не имеешь, как именно это проклятье на мне отразилось. Твой заскорузлый мозг вряд ли способен оценить, что именно мне пришлось пережить за это время и не раз. И уж тем более тебе не понять, что из-за его влияния я лишилась всего. И даже большего.
Гермиона выскочила из ресторана, не позаботившись даже о собственном пальто. Она бежала в неизвестном направлении. Злые слёзы холодили щёки и мешали видеть дорогу перед собой, но она не собиралась останавливаться или оглядываться. Плотину спокойствия снесло лавиной, загнанной в глубину боли. Она бежала и плакала, плакала и бежала, пока не столкнулась с кем-то, кто стоял на её пути.
В то же мгновение она ощутила аромат своего пальто и чужие мужские руки на своей спине. Теодор с помощью аппарации обогнал и позволил влететь в себя на всей скорости. Он устоял и даже поддержал Гермиону, когда она по инерции начала заваливаться назад, одновременно поскальзываясь на заснеженном тротуаре. Внезапное тепло подействовало расслабляюще.
Не было никого, кто мог её выслушать за это время. Она дистанцировалась ото всех, ни с кем не встречалась и уж тем более не виделась с теми, кто знал историю и мог бы спросить «как она». Такой простой вопрос мог привести к непредсказуемым последствиям. Идя на встречу с Ноттом, она наивно надеялась, что выдержит. Наивно полагала, что одного предупреждения для Теодора будет достаточно. Она хотела, чтобы он понял и не говорил о нём. Но вместо того, чтобы поддерживать иллюзию свидания, пусть и паршивого, он прошёлся по всем её болевым точкам и теперь неловко утешал посреди холодной улицы. Одной рукой он обнимал Гермиону, а другой неумело приглаживал взлохмаченные волосы.
Грейнджер закусила собственную руку и завыла, зарываясь глубже в ощущение человеческого тепла рядом с ней. Никто не знал, что она была на грани самоубийства несколько дней подряд после снятия проклятья. Никто не догадывался, что она уже давно пила маггловское снотворное, чтобы не видеть снов. Каждый раз она боялась, что выпьет больше таблеток, чем требовалось, и не проснётся следующим утром…
Труба аппарации ненадолго вернула её в реальность. Нотт, не сумев попасть внутрь её квартиры и врезавшись в антиаппарационный барьер, накренился, но устоял. Гермиона даже различила едва слышимые ругательства, прежде чем почувствовала, как кто-то настойчиво вложил её волшебную палочку ей же в ладонь.
— Открой дверь, Гермиона, — тихо попросил Нотт. Гермиона привычным движением взмахнула палочкой, снимая невидимые преграды и отворяя хитрые замки. Теодор подхватил её на руки, внёс в квартиру и ногой захлопнул дверь.
Последующий за этим разговор она помнила смутно. Кажется, она сидела в коконе из его рук на своём диване. Они смотрели на идущий за окном снег, и она говорила, говорила, говорила… Нескончаемым потоком через слова из неё выходили боль и отчаяние, оставляя внутри приятную пустоту. В какой-то момент Нотт поднялся и направился за барную стойку. Он исследовал шкафчики и гремел посудой, пока Гермиона, давясь слезами, рассказывала о зелёном платье и танце. И о том, как узнала, что её магия начала иссякать. О надеждах, терзаниях, страхах, отрицании. Ей в руки легла большая чашка ароматного чая с неведомым набором трав. Тео сел рядом, приобнял её за плечи и отпил такой же чай из своей кружки. Слёзы ударялись о гладь, оставляя после себя круги на воде.
— Рон хоро-о-о-ши-и-и-й, — всхлипывая, протянула она и наконец-то отпила чай. Гермиона искренне удивилась тому, что он не стал солёным. — Он отпустил меня, а я… я… — ещё один глоток. — Оказалось… не знаю, что делать с этой свободой.
Чай пах волшебством. На её кухне хранились только безопасные ингредиенты, и Гермиона не беспокоилась за своё состояние. Заложенным носом она не могла ощутить аромат и разгадать состав. За один вечер она прониклась доверием к Теодору и, успокаиваясь, не могла определить внутри себя, рада она этому или нет.
— Так, значит, ты не хочешь затащить меня в постель? — голос после такого обилия слёз звучал тонко и жалко. Но это было неважно.
Впервые за долгое время ей было спокойно и почти хорошо. Боль растворилась в тумане, сквозь который Гермиона смогла пройти. В груди неприятно ныло, но путешествие через боль не было таким страшным. Как и доверие к кому-либо. Терпеливое молчание Нотта подействовало на неё лучше утешающих слов и сочувственных вздохов. У неё не было такого друга, который не бросался бы в бой при малейшем намёке на её боль. Гарри и Рон отдали бы за неё свои жизни, но никто из них не выслушал бы эту историю до конца. Как и Джинни. Особенно Джинни. Сегодня Теодор стал для неё практически другом.
Услышав её вопрос, тот хмыкнул:
— Нет. Особенно меня… пугают твои волосы.
Она сонно улыбнулась:
— Пугают?
— Руки, — Нотт серьёзно кивнул, — они могут в них легко запутаться.
И Гермиона рассмеялась. Громко и легко, как не смеялась уже очень долгое время. Даже с Малфоем её смех хоть и был лёгок, но оставался сдержанным из-за неизвестности будущего. Сегодня все карты были раскрыты, пути ясны, и оставалось лишь сделать шаг. Отважиться и ступить вперёд, отпустить прошлое, оставив его позади.
Она вздохнула и прижалась к Нотту плотнее. Гермиону клонило в сон. Она надеялась, что это не побочное действие чая. Она хотела верить, что спокойствие и лёгкость останутся с ней даже тогда, когда эта ночь пройдёт и Нотт уйдёт в наполненный волшебством мир.
— Грейнджер, — тихо позвал Теодор. Вряд ли ему было уютно, но Гермиону это не волновало.
— М-м-м? — вопросительно промычала она, уже будучи на границе сна.
— Кто мы теперь, Грейнджер? — осторожно спросил он.
— Наверное, друзья, — она широко зевнула. — Подойдёт?
Кажется, он вздохнул с облегчением:
— Подойдёт.
***
Гермиона познакомила Тео и Эйми на следующих выходных. Хватило лишь одного письма, чтобы та согласилась на встречу. Конечно, Гермиона не сказала о цели встречи, — Эйми была категорически против отношений с противоположным полом из-за отсутствия у последних серого вещества в головах.
У неё были короткие, абсолютно прямые волосы глубокого шоколадного цвета с рыжим отливом. Гермиона была уверена, что рука Нотта в них не запутается.
Спустя всего лишь три минуты, одну из которых Гермиона уговаривала Эйми дать Нотту шанс, о её существовании уже забыли. Острая на язык Эйми проверяла Теодора «на вшивость», как только могла, но тот сносил все нападки с чисто слизеринской выдержкой. Гермиона не могла не отметить тот огонь, который зажёгся в его глазах, когда их словесная перепалка переключилась на обсуждение заумных книг.
Она удовлетворённо кивнула самой себе. Гермиона знала, что теперь Теодор Нотт в надёжных руках. Этой встречей платила ему за то, что он не бросил её там и тогда, на их первом и последнем свидании. За то, что выслушал и понял. За то, что простым присутствием и принятием растопил её сердце.
***
Двадцать второго декабря Гермиона сидела за барной стойкой на своей кухне и смотрела на письмо, которое всё-таки смогло до неё добраться. Нет, первое приглашение было прислано ещё полгода назад, а вот это было напоминанием о том, что сегодня вечером в Министерстве состоится Рождественский приём. Она была абсолютно уверена, что не пойдёт на него. Она хотела избежать сочувствующих или презрительных взглядов в свой адрес. Ни к чему собирать всеобщее внимание, когда новость о разрыве твоей помолвки ещё месяц назад украшала первые страницы всех изданий. Нет, в эту и рождественскую ночь у неё были совершенно определённые планы.
Коротким «Инсендио» Гермиона сожгла напоминание о приёме. Наверняка чета Малфоев тоже там будет. Нотт уж точно приглашён, как работник Министерства. Блейз — вероятно. И все её друзья и коллеги. Нет, она уже не чувствовала в себе клокочущий вулкан боли, который мог вырваться наружу из-за малейшего потрясения. Гермиона едва нащупала стабильность и шаткое равновесие и теперь готовилась к тому, чтобы это равновесие укрепить.
Слегка видоизменённый кабинет встретил её теплом. За окном снежными шапками был укрыт город, люди спешили по своим делам и магазинам. Рождество стояло на пороге. Предпраздничная суета заразила собой всех вокруг, видоизменила улицы огнями и яркими украшениями. Каждый старался успеть как можно больше, стать как можно добрее. Волнение, присущее лишь этому празднику, что у магглов, что у волшебников, окутывало город. В собственном сердце и в своём кабинете Гермиона чувствовала непоколебимый покой. Впервые за все годы жизни нигде и никто её не ждал. Она никому не была ничего должна, но позаботилась о том, чтобы подарки получили все адресаты и в срок. Её пьянила свобода. Впервые в жизни Гермиона её не боялась.
Толстая стопка пергаментов, новые начищенные перья, качественные чернила и абсолютный порядок на рабочем столе — уже ждали её. Мягкий свет настольной лампы отбрасывал тени, город за окном прямо перед письменным столом медленно погружался в раннюю зимнюю ночь.
