Служанки

— Ну что, — спросила Элли, — по гаражнику будешь скучать? — Не то слово! — ответила Виолетта. Шарлотта в разговоре не участвовала. Она просто молча ела кашу. Три горничные вновь сидели на кухне и принимали пищу, полагающуюся им по договору. — А начальница-то нынче вся светилась от довольства! — заметила Элли. — Уж так была рада, что уволили не кого-то там, а именно твоего дружка! От злорадства чуть не лопнула. — Да ну её, — сказала Виолетта. — Знаешь, уж чьи чувства интересуют меня меньше всего на свете — так это нашей начальницы! — Однако эти чувства заставляют её снова и снова назначать тебя мыть санузлы. — Да плевать… Я вот что думаю… Может, мне тоже уволиться? Тут Шарлотта чуть не подавилась: — Ты чего это? — А что? Дэвид проявил себя настоящим джентльменом. Когда произошла вся эта ерунда с трусами, я была уверена, что он меня выдаст, и я тоже буду уволена. Но он сказал, что привёл какую-то девочку из города. Может, если бы это была одна из служанок, его бы и не уволили, а так получается, будто он притащил в хозяйский дом не пойми кого… Выходит, он пожертвовал своим местом ради меня! И ещё он записку оставил, когда уезжал. Написал мне, что любит, номер телефона и адрес. И что я могу прийти к нему, когда хочу… У-у-у, это так мило! — Приятненько, — сказала Элли, — да. — Ещё никто из моих случайных любовников такого не делал! — восторженно произнесла Виолетта. — И знаете, я тут подумала… Не такой уж и маленький, в общем-то, у него… — А как же барин? — не выдержала Шарлотта. На самом деле она хотела сказать «А как же я?». Но, наверно, это было очень глупо: признавать, что действительно подружилась с этой безумной и теперь не хочешь отпускать её. — Ну… Барин… Что барин… Это по-прежнему мой любимый артист, конечно… Я хорошо провела тут время, сумела вырвать пару поцелуев… Но ведь ясно, что я ПЭ не интересна. У нас с ним никогда не будет ничего настоящего. И он будет либо забывать, кто я такая, либо помнить как смешную сумасшедшую. — А с Дэвидом всё, значит, настоящее? — Фигня вопрос! Он пригласил меня полежать в лимузине всего через пару дней общения! Вот что значит — серьёзный человек! — Это ты так понимаешь серьёзность? — Шарлотта насупилась. — Ой, да хватит нудеть! Я всё знаю, что ты скажешь мне, ворчалка! — А я думаю, Виолетта правильно рассуждает, — сказала Элли. — Ничего такого особенного в нашем хозяине нет. Влюбляются в него одни дуры. И вообще… — Ой, что ты скажешь — я тоже знаю! — Прервала Виолетта. — Ты подумай, ты не торопись, — пролепетала Шарлотта, напуганная перспективой потерять соседку, по-настоящему ставшую близкой. Однако на эти её слова никто не обратил внимания, потому что на кухню ввалилась начальница над служанками: — Виолетта! — начала она зловредно-торжествующим тоном. — Хватит разъедаться! Барин недоволен тем, как ты помыла угловую ванную на втором этаже. Там грязно! Пойди, перемой. — Вот блин. — Не «вот блин», а немедленно пойди и перемой! — После обеда. — Барин велел сей же час! Ему туда противно заходить! Помой немедленно. Виолетта шумно выдохнула и вышла. Начальница — следом. — Интересно, что это на него нашло? — спросила Эмми, когда они с Шарлоттой остались вдвоём. — Злым решил стать, не иначе. Наверно, из-за этой Аннабеллы переживает. И вымещает на нас. Хотя странно. У него же этих «невест»-актрисулек как грязи возле забора… Несколько часов спустя, когда вся работа была сделана, и Шарлотта вернулась в каморку, она нашла Виолетту лежащей на спине и бессмысленно пялящейся в потолок. Секунду спустя соседка поднялась, и Шарлотта увидела её лицо, имевшее такое выражение, какового она не встречала ни разу в жизни: на нём одновременно читались и ужас, и восторг, и паника, и торжество, и вообще, наверное, все чувства, какие только бывают в жизни; одним словом, лицо Виолетты было ещё более безумным, чем обычно. Первым делом, Шарлотта решила, что та что-то выпила или поела или скурила… или как там ещё можно принимать… — У нас всё было! — прервала её рассуждения Виолетта. Говорила она тихо, так взволнованно, словно сама себя слушала и не верила. — У нас было. Всё. Сейчас. — Не поняла. Поторопившись произнести эти слова, Шарлотта поймала себя на том, что всё она поняла на самом-то деле, только поверить в это не хочет. — Всё ты поняла, блин, — подтвердила Виолетта. — О, Шарлотта! Я знала, я знала, что это случится! — А как же гаражник? — нелепо спросила Шарлотта. — Да к чёрту гаражника! Я была не в себе и несла что попало! Ну, расчувствовалась, типа, накатило… Ты, что, всерьёз приняла эту чушь?!.. Ох, хороша бы я была, если б действительно ушла отсюда, а?! Именно сегодня, когда барин решил меня осчастливить! — Осчастливить… — пролепетала Шарлотта, не решаясь задавать вопросы и выспрашивать подробности. Но Виолетту просить не пришлось: — Когда во время обеда я поднялась в угловую ванную, барин был там! Ничего не надо было убирать! Это предлог был, чтоб вызвать меня! — И… ну… что он… сказал? — Он сказал, что накануне я предложила помыть его… ну и вот… он подумал, и решил, что это было бы весело!!! — Весело? — Ага! Он так сказал. И ещё сказал, что я самая необычная горничная в этом доме. И что со мной не соскучишься. И что я всегда поднимаю ему настроение, если грустно! Он выбрал меня, выбрал, понимаешь?! Я сразу ощутила, что я особенная для него! — Особенная… — Шарлотта сама не понимала, что чувствовала. — Он дал мне понять, что выделяет! Но самое главное… он велел потереть ему спинку! У Шарлотты дар речи пропал. — Сначала я тёрла такой большой щёткой на палке… То есть, он в душевой, а я типа снаружи! Руку сверху такая просунула и шерудила! Он сказал не подглядывать… хи-хи-хи… и я не подглядывала… почти… Но сердце у меня стучало так, что даже через шум воды было слыхать!.. А потом он сказал, что удобнее будет залезть мне в кабину к нему, чтоб тереть ещё в разных местах… — В каких? — не сдержалась Шарлотта. — В таких! Разных! Во всех! — пропищала соседка, давясь от хихиканья. — Я всё видела, Шарлотта, я всё видела, всё-всё! — Но ведь форма же промокнет… — Ну, в той части пола, где я её положила, было сухо! — Виолетта кокетливо рассмеялась. — И трусы и лифчик тоже не намокли! Шарлотту разрывали два желания: чтобы Виолетта прекратила и чтобы она рассказала подробности. Язык не ворочался: если бы он только не был красным сам по себе, то покраснел бы, наверное, так же, как и лицо, и шея, и грудь… и все эти же части у Виолетты. Впрочем, у той, кажется, не от стыда, а от чего-то другого. Её язык, напротив, молотил, не переставая: — Когда я его мыла, это было такое счастье, я думала, в обморок упаду от восторга! На меня даже робость такая напала… ну знаешь… не свойственная для меня… Я аж замолчала вся! Не знала, что сказать! Пялюсь вся такая — а сказать-то мне и нечего! Старалась я в глаза ему смотреть… а он такой мне в глаза тоже! И взглядом этим схватил меня как бы! Так глядел, что в животе всё завертелось! Словно всё про меня знает, так глядел! И сладко, и страшно от этого, и не оторваться никак! Аж голова у меня закружилась, я думала, грохнусь прям там! — Ыы… — Тут он понял, что я растерялась. Усмехнулся такой, взгляд на ласковый переключил, мочалку забрал у меня, взял за талию обеими руками и придвинулся такой… Аааааа, Шарлотта! Я сама себе не верю! Блин, он взял меня за талию! Пару часов назад его руки лежали вот тут и вот тут!.. И потом он поцеловал меня! И не как на концерте, формально, не вынужденно, как когда искал тебя, а, знаешь, так душевно, с интересом, с языком… Шарлотте стало холодно и отчего-то вдруг захотелось заплакать. «Может, врёт? — попытался её успокоить внутренний голос. — На ходу же сочиняет! Ну, да, точно! Говорят, некоторые женщины, когда им нечего делать, выдумывают всякую порнографию про своих любимых артистов и выдают это за литературные произведения». — А потом, — сказала Виолетта, глядя в угол и кусая губы, — он целовал меня долго и весь прижимался… Представь! Прижимался ко мне! Ооо! В этот момент я была уже на вершине, мне уж нечего было хотеть! Но ты знаешь, что дальше? Угадай, где он меня потрогал после этого! Шарлотта мигом представила все самые непристойные прикосновения, на какие была способна, но пошевелить языком для ответа так и не смогла. Или, может быть, не успела. Следом за словами Виолетты в дверь постучали. Как всегда, это оказалась начальница над служанками: — Шарлотта! Барин велел передать, что ты плохо прибралась в зелёной комнате! Он требует, чтобы ты сейчас же поднялась туда и выполнила всю процедуру по новой! — Так точно, — сказала Шарлотта. Когда дверь закрылась, она встретила взгляд Виолетты: уже не восторженно-хитро-безумный, а настороженный: — Что это он там задумал-то, а? Поднимаясь в зелёную комнату, Шарлотта не знала, о чём и думать. Да в общем, она была так взволнована, что и думать-то не могла. В голову лезли всякие воспоминания, связанные с этой комнатой… «их» комнатой… но она гнала их прочь, потому что ноги от них и от вытекающих из них версий начинали подкашиваться. Что или кого Шарлотта хотела найти в зелёной комнате, она и сама не понимала. И не поняла, что почувствовала, когда не нашла там никого. Комната была как комната. Свет выключен. Не грязная совсем, только что прибранная. Она подождала пару минут, сама не зная (или не желая себе признаваться), чего… А потом приступила к повторной уборке по протоколу: поверхности, мягкая мебель, пол, не забыть протереть под диваном… Через полчаса бессмысленная вторая уборка была закончена, и Шарлотта вернулась к своей каморке. Она уже собиралась открыть дверь, когда вдруг услыхала из-за неё голос соседки: — Хи-хи-хи! Аааа! Шарлотта застыла. — Оооо! Хи-хи-хи! Стоп. Она уже знала: не надо врываться без стука. Но гаражник ведь… Да тьфу, какой гаражник, на фиг! Вот зачем её в зелёную отправили! Кошмар какой! Нет, нет, нет! Шарлотта помчалась на кухню. Отсидеться, отвлечься, не видеть, не слышать… И, главное, ни в коем случае не столкнуться лицом к лицу с Тем-Кто-Выйдет-От-Виолетты!