Служанки

Вечером того же дня Шарлотта и Виолетта готовились ко сну. Вернее, просто валялись раздетыми на раскладушках — вечер выдался не менее жарким, чем день — и болтали. Шарлотта была в ночной рубашке, Виолетта — в одних трусах. Спать не хотелось. — А почему у тебя на трусах написано «пятница»? — спросила Шарлотта. — Сегодня же среда. Или у тебя семь пятниц на неделе? — Их был набор на все дни, но шесть остальных я уже порвала или потеряла, — ответила Виолетта. — Можно подумать, что трусы действительно надо носить именно в тот день, который на них написан. — А как можно потерять трусы? — Неважно. Я лучше вот что тебе расскажу. Знаешь, что было сегодня, когда я чистила угловой санузел на втором этаже? В него зашёл хозяин! — Неужели. Быть не может. Удивительно. — Да-да! А главное, узнал меня! Сказал: «О, привет, Виолетта». И та-а-ак посмотрел!.. - Это как — так? — Так, что дал понять, что помнит, что у нас с ним вчера было! И ему понравилось, вот что я думаю! О, Шарлотта, я чувствую, моё счастье уже совсем рядом со мной!.. Это был обычный Виолеттин трёп про хозяина, обычные её россказни, представляющие собой смесь ничего не значащих эпизодов из жизни и половых фантазий, к которым Шарлотта уже привыкла и которую практически приучилась не воспринимать всерьёз… Но в этот раз что-то кольнуло. Неужели в самом деле посмотрел? Назвал по имени… А Шарлотту он сегодня не удостоил ни тем, ни другим… — «Запомнили, барин, меня наконец-то» — ему говорю, — продолжала, меж тем, Виолетта. — А он мне: «Тебя не забудешь». Прикинь, а? Меня не забудешь! Он меня выделяет! — Ну, это закономерно. — А я ему говорю: «Надеюсь, то, что мне пообещали, вы тоже помните». Но он почему-то ни да, ни нет не сказал, а только такой: «Ах, Виолетта! Надеюсь, в уборке ты такая же страстная, как и в других вещах». Он заметил, что я страстная, прикинь! — Он пошутил. — Да нет же, блин! Он восхищён мной! А потом я говорю: «Что, барин, облегчиться, что ль, изволили прийти? Тогда я выйду. А ежели помыться, то и спинку вам потру, только скажите. А могу и не спинку. Всего вас потру, коль велите». — Виолетта! Кошмар! — Ну, а что? Ведь могу же. Вообще говоря, странно, почему он не приказывает нам мыть его… Я рассчитывала на это, когда нанималась. — Ну и что же, потёрла? Или милостиво позволила ему облегчиться? — Он ушёл в другой санузел. А перед этим сказал: «Знаешь, когда-то я думал, что самая чокнутая баба на свете — это та, которая порвала на мне штаны, после того, как другие уже уничтожили всю остальную одежду. Потом я думал, что самая чокнутая — это та, которая копала землю, после того, как другие вырвали траву, по которой я ходил. Потом я долгое время считал, что нет никого более сумасшедшего, чем та, которая приходила на каждый концерт, сидела в первом ряду, вопила, регулярно требовала поцелуев и пыталась вырвать волосы из моей ноги… Но теперь я понял, что всё это время ошибался…». Вот убей — не понимаю, что он имел в виду этой всей тирадой? — Он хотел сказать, что ты ку-ку. — Не может быть! — Это очевидно, по-моему. — Да ну, скажешь тоже… Надо будет выяснить при случае… Не важно… Ах, Шарлотта, ты видала, в чём он был одет сегодня? Такая модная разноцветная рубашка и штаны такие в тонкую полоску! Они так замечательно облегают… О, у него такие стройные ноги, а в этих штанах еще стройнее! Это лучшие ноги на свете, я бы смотрела на них весь день… А сверху, на штанах, там такой пояс… Ты не видела?.. Такой пояс, из больших таких штуковин, с разными цепочками, висюлинами и огромной пряжкой. Я прямо рассудок теряю, когда его вижу! А эта пряжка!.. Она словно показывает место, где спрятано главное сокровище! — Какое сокровище? — не поняла Шарлотта. — Ну сокровище! У него! Там! — А. Фу! — Вовсе даже не «фу»! Все эти штуковины, все эти висюльки прямо специально сделаны, чтобы привлекать внимание к таким местам! Кажется, я весь разговор только туда у него и пялилась. Ах, вот бы забраться… — Блин, ну, Виолетта, перестань! Ну слушать стыдно! — Эх! Почему у меня нет подруги, которой можно было бы рассказывать про эти вещи? - Никто никому не рассказывает про эти вещи. Нормальные люди. — А я думаю, рассказывают некоторые. Те, кому повезло. Надеюсь, вместо Эмми наймут какую-нибудь весёлую и раскрепощённую девочку, с которой можно будет поговорить о пряжке хозяина… и о штуковине гаражника… и вообще обо всём… — Вот я понять не могу: как ты можешь любить барина, но при этом делать все эти гадости с начальником гаража? — Во-первых, это не гадости, а дружеские ласки. Не вижу причин, почему хорошие товарищи не могут сделать друг другу приятно. А, во-вторых, ПЭ мой герой во всём, а он, имея подругой Аннабеллу, спокойно ложится с Эмми, целуется со мной, лапает тебя, развлекается во время гастролей и наверняка что-нибудь делает с кем-нибудь ещё, о ком мы не знаем. Я думаю, что он гений, и я думаю, что раз он так поступает, то это и есть самая правильная манера. — Но ты же злишься, когда узнаёшь, что он с кем-то был. Вон как ты Эмми возненавидела! Конечно. Думаешь, что, он не разозлится, если узнает, что его баба с кем-то была? Я всё делаю как он. — Да уж, — сказала Шарлотта. — Хитрая казуистика. — Никакой казуистики. Всё по-честному. И потом, в конце концов, не так уж важно, что там у меня с кем было и у него тоже. Главное, то, что произойдёт между нами! Это всё обнулит! Это даст начало новой эре! — Скажешь тоже. — Я так чувствую! И чувствую, что это уже близко. Вот эта поганая Эмми уже уволена… — Но Аннабелла по-прежнему здесь и она по-прежнему его невеста. Они поженятся, понимаешь? Может даже, очень скоро. Барин занят. Он практически женат. — Не сочиняй. Знаешь, про скольких девиц уже писали в газетах, что это его невеста? Что-то я не наблюдаю, чтобы он вообще хотел жениться. Хотя эта Аннабелла бесит меня, конечно, порядочно… Жду, не дождусь, когда она отсюда выкатится! Вроде, говорил, что на неделю… Значит, пару дней еще надо терпеть ее. Хоть бы на подольше не осталась! — Ладно, это их дела, господские, не наши… — Но если бы я только могла сделать так, чтоб она убралась пораньше! И желательно навсегда!.. — Ладно, — сказала Шарлотта. — Давай уже спать. — Ну, давай. А может, я уже сплю… Волшебный сон, где я работаю на ПЭ, вижу его каждый день, он меня целует, а скоро Аннабелла уберётся, и его сокровище окажется в моих руках… — Виолетта! — Или не в руках. — Прекрати! — Нет, сначала в руках, а потом… Шарлотта на секунду задумалась, чтобы дать на эту мерзкую непристойность какой-нибудь хлёсткий ответ, такой, чтобы Виолетта уж застыдилась по-настоящему… Но не успела. Беседу горничных прерывал истошный крик из коридора: — Ненавижу! Подлец! Негодяй! Где ты есть? Хочу плюнуть тебе прямо в рожу! Голос принадлежал Аннабелле и раздавался он, похоже, из района входной двери. Каморка служанок находилась к ней довольно близко, и изнутри часто можно было слышать, как кто-то входит или выходит. — Где этот червяк?! Позовите его сюда! И заодно найдите кого-нибудь, кто соберёт мои чемоданы! Я больше не намерена оставаться в этом доме! Шарлотта и Виолетта переглянулись. В глазах первой было удивление, в глазах второй — радость. Они вскочили с раскладушек и, не сговариваясь, принялись одеваться — на всякий случай. — Детка, что случилось? — зазвучал голос хозяина откуда-то сверху, похоже, с лестницы. — Я тебе не детка! Можешь называть так своих подстилок, но не меня! Виолетта подошла к двери каморки, приоткрыла её и вполглаза глянула наружу. — Теперь понимаю, почему ты так долго отказывался дать мне ту розовую машину и предлагал взять зелёную, хотя розовая больше подходит к цвету моих ногтей! — теперь голос Аннабеллы звучал ещё отчётливее. — Ты ведь даже не потрудился убрать оттуда следы своих похождений! Но я ездила на розовой сейчас! И я всё видела!!! — Какие следы? Ты о чём? — спросил барин. Шарлотта встала на четвереньки, подползла под Виолеттой и тоже заглянула в крохотную щёлку между дверью и стеной. Она успела увидеть, как Аннабелла бросила на пол какую-то белую тряпку. — А вот о чём! — сказала она голосом, полным трагизма и ощущения превосходства. — Ох ты… — прошептала Виолетта. Тем временем Шарлотта увидела, как хозяин — те самые рубашка и штаны, которые только что описала соседка! — подходит к Аннабелле, нагибается и отработанным жестом подбирает тряпицу: — Трусы? Что за хлам? Для чего ты сюда это притащила? — Чтобы ты не думал, что твои выходки так ловко остаются незамеченными! Я сейчас нашла это в машине, за сидением! Ты опустился до того, что трахаешь каких-то пролетарок даже не доходя до кровати, за заднем сидении, словно чёртов подросток! И они заштопаны Позорище! Где ты только выкопал эту девицу?! На бирже труда? На помойке? Не удивлюсь, если это была негритянка! — Сама ты негритянка, — прошептала Виолетта. — Ты, поди, и штопать не умеешь. — Аннабелла, понятия не имею, чьё это бельё, — сухо сказал ПЭ. — Но будь добра орать потише. Или тебе обязательно надо сделать весь дом свидетелями этой склоки? — О, ну конечно! На меня тебе плевать! Тебя заботит только, чтобы всё прилично выглядело! Ах, как бы газеты чего-нибудь не написали! Герой фильмов для умственно отсталых домохозяек должен считаться хорошим мальчиком, даже если он спаривается в своей машине с кем попало! — Аннабелла! Сейчас же прекрати нести этот бред! — Бред?! Ну, знаешь, я ещё терпела эти все твои «шалости» на гастролях! Эти «игры» с партнёршами по фильмам! Эти «подарки» поклонницам! Бог видит, я терпела до последнего! Но это уже просто невыносимо, невыносимо! На них написано «вторник», значит, ты делал это вчера! — Вчера я весь день был с тобой! — Что ты врёшь?! Я всё помню! Ты отвёз меня ходить по магазинам, а сам куда-то отправился со своими дружками, якобы в парк развлечений! Вот тогда-то ты это и сделал! И если ты думаешь, что я и это проглочу, то глубоко ошибаешься! Я ухожу! Сейчас же! Отсюда и от тебя! — Главное, чтобы ты не пожалела о своём решении. — Я не пожалею, будь уверен! Негодяй! Мерзавец! Слизень! — Попридержи свой поганый язык! — Ах, это у меня язык поганый?! — Не у меня же. — Ненавижу тебя!!! Мимо пролетела ваза, обычно стоявшая недалеко от парадного входа, — и следом послышался грохот осколков. За ним тут же проследовало, роняя хлам, мусорное ведро. Потом — ботинок. Дальше — ещё несколько. — Ничтожество! Гнилой человечишка! — Прекрати разводить беспорядок. Ты этим ничего не добьёшься! — Вели слугам собрать мои вещи! — Сама собирай. — И ты даже не попытаешься удержать меня? — Я никого не держу здесь насильно. — Ждёшь не дождёшься привести обладательницу этих обносков в нашу спальню? — В мою спальню! Собирай свои манатки, раз решила уходить! А то уже тошно твой визг слушать! Аннабелла выплюнула ещё несколько ругательств, гордо прошла мимо ПЭ, начала подниматься по лестнице и вскоре скрылась из поля зрения. Хозяин, проводив ее взглядом, несколько секунд стоял молча, а затем пнул мусорное ведро, валявшееся у него под ногами, с такой злостью, что оно ударилось о стену, отскочило от неё, а потом полетело прямёхонько в сторону каморки горничных. В комнату к ним оно всё равно бы не залетело и в глаз никому не попало бы, но испуганные девушки инстинктивно поспешили захлопнуть дверь — вернее, ту щелку, через которую наблюдали происходящее. В следующее мгновение ведро стукнулось с той стороны и покатилось по полу где-то совсем рядом. — Эй, Дэвид! — крикнул, между тем хозяин. — Кто тут рядом, чёрт возьми?! Позовите сейчас же начальника гаража! Разбудите, если спит! Виолетта с Шарлоттой переглянулись. — Вот ты спрашивала, как человек может потерять трусы, — сказала Виолетта. — Он может их снять, например, на свидании с гаражником. А потом они могут куда-то завалиться внутри машины. И человек может их не найти.