Свора

Однажды давным-давно мир населяли духи. Духи были разные, но всегда — настоящие, крепкие телом, добрые и отважные. Ноткин знал наверняка, потому что имел с ними дело. Другие, в отличие от него, перебегали с грани на грань куда чаще. Вьюнку вот, например, быстро наскучивали сражения на мечах; тогда он просто отправлялся бродить по облакам в компании Крота и Ташки. Маленькому Уйке нравилось складывать цвета, а Горлица обожала плавать с огромными рыбами. Но на следующий день они запросто могли поменяться местами — и не отличишь. Ноткин так не умел. Свою собственную Грань он изучил как следует и ни с чьей бы не перепутал. И духов своих тоже всегда хорошо помнил: от последнего подземного Татхе с тонкими лапками-усиками до ширококрылых Дра'ари, благородных и гнездившихся на высоте. В шкуре преданного ловчего Своры он ловил звёзды крепкой пастью, чтобы потом положить их у лап вождя. В образе первородного Грызла патрулировал окрестности, чутко следил, не пройдёт ли мимо враг, не решится ли навредить мирным землям. А когда Грань решала погрузить его в проворное чешуйчатое тело Шиихле, он покорно скользил в траве, никем не замеченный, предоставленный сам себе. Ноткин любил духов, а те в ответ принимали его как старого знакомого. И Грань дружелюбно посверкивала за спиной всякий раз, когда он ступал за её пределы. Но потом всё стало меняться. Мир остался прежним: густые заросли, глубоководные реки, могущественные Дра'ари в облаках и гигантский Грызл на горизонте. Однако сам Ноткин куда чаще стал ощущать, как на самом деле холодны местные водопады, как тяжело пробираться ему-Татхе сквозь холодную землю, как сложно ему-Шиихле избегать взглядов хищников и охотиться в тишине. А однажды он-Грызл опустил взгляд, чтобы прогнать мельтешащего под ногами члена Своры, и увидел ладонь Ноткина вместо собственной могучей лапы. Крошечную в сравнении, побелевшую от холода ладонь. Конечно, Грызл разозлился. Ноткин не придал этому значения. Ни в тот раз, когда Грань резким рывком выбросила его в промежуток, на лестницу. Ни в тот раз, когда другие Шиихле вдруг дружно склонили головы набок и кинулись в атаку. Ни в тот раз, когда обнаружил на затылке пару глубоких ссадин — от крепких когтей Дра'ари, не иначе. У всех бывают плохие дни. Для самого Ноткина таким днём стала Луна Большой Охоты. Свора рявкала, взрывала лапами землю, нюхала воздух и беспрестанно облизывалась. Кто поймает самую большую звезду и принесёт её вождю, станет победителем. Кто не успеет, проиграет и будет ждать следующей Луны; долго, скучно. Своре не терпелось, Свора валялась в траве, резвилась и клацала челюстями громче, чем когда-либо. Только когда вождь наконец прорезал воздух могучим воем, все синхронно сорвались с места и помчались вперёд. Быстрее. Смелее. Веселее. Ноткин тоже бежал, ничуть не хуже других, во главе Своры. Запнулся всего раз — и вдруг понял, что трава больше не щекочет брюхо, а вместо четырёх крепких лап держится он всего только на двух ногах, тонких и слабых. Звёзд на небе не было. Свора бежала за ним. Острые когти драли, клыки кусали, пасти лаяли, выли и тянули ближе: кто поймает самую большую звезду, станет победителем. Кто не успеет, проиграет и будет ждать следующей Луны. Долго, скучно. Нужно сейчас. Нужно быстрее, смелее, веселее. Не дастся полностью — доставим по частям. Ноткин звал Грань. С криков о помощи сбивался на мучительный, протяжный вой ловчего — и наоборот; но Свора и не думала отступать. Не замолчал он и тогда, когда узкие Сворьи морды обрели вдруг знакомые черты. У одного из ловчих покрупнее — грозный взгляд Каспара, у того, что поменьше, — крохотные кулачки Ташки, а третий приплясывал на месте от восторга, как Горлица перед проходом сквозь любимую океанскую грань. Пёсьи маски жадно раскрывали рты и тянулись ближе, а Ноткин кричал и падал всё ниже. Локти и колени больно стучали о каждую из ступеней по пути, и Грань, порезав на прощание тыльную сторону ладони, обратилась пожёванным бумажным свёртком. Очнулся Ноткин уже у подножья Многогранника, целый и живой. Только Башня На Той Стороне Реки теперь нависала над ним нелепой картонной поделкой, да лихорадочно билось сердце. С судорожным выдохом он поднялся на ноги и сделал пару хромых шагов вперёд — видно, всё же зацепил один из Своры, раздробил пастью ступню. Свежий воздух усмирил дрожащие ладони. Оглядываться Ноткин не стал — только подобрал с земли ветку покрепче, опёрся на неё и побрёл вперёд. Вокруг стояла тёмная, ненастная ночь.