Cinnamon and Mint

А вечер действительно хорош! Воздушные шарики выглядели бы глупо и неуместно. Блюзы, исполняемые подвыпившими певицами глубже, гораздо чувственнее и искреннее. Лёд потрясающе-холоден, танцы шикарно-горячи… Великолепно. Сливочно-кофейная сладость тает на губах, и мне чудится в ней нотка корицы… Усмехаюсь своим мыслям и неспеша облизываю губы. Наверное у НЕГО тоже мягкий, коричный, может чуть терпкий вкус… Мысли плавно перетекают в более откровенное русло, чем предполагает рабочий пятничный вечер. Я проскальзываю глазами по залу, нахожу то что искала и снова пригубливаю коктейль. Взгляд проходится по широким плечам, ниже, изучая подчёркнутый пиджаком торс, ладонь небрежно спрятана в карман брюк, и отлично видно, насколько шикарная у этого британца задница… Закусываю губу, вновь и вновь лаская взглядом его фигуру. Ох, дьявол, насколько же он хорош!.. Ни Элтон Джон, ни инопланетяне посетить сегодняшнее мероприятие не решили, но организаторских хлопот всё равно хватает. Правда, теперь я спокойно и даже легкомысленно полурешаю-полузабиваю на них и спешу снова вернуться в зал, снова найти его… Может, он опять подойдёт ко мне? Поболтать. Выпить, или потанцевать, почему нет? Я вновь и вновь нахожу его глазами – смеющегося, что-то рассказывающего, слушающего каких-то людей. Вечер идёт своим чередом, но он больше не смотрит на меня. Это неожиданно… обижает?.. Так, Мэл, что за детский сад? Ты что, ждала что он очаруется тобой, не отойдёт от тебя весь вечер, потом вы до утра будете гулять по ночному Лондону, а на рассвете невзначай зайдёте к нему, и… Пфф, нет, конечно. Конечно. Нет?.. Время незаметно перевалило заполночь. Гости постепенно начали разъезжаться, а я так больше и не поймала на себе взгляд Бенедикта… Кстати, где он? Нет, всё, уже уехал? Серьёзно?? Я осмотрела зал раз пять, но высокой фигуры в идеально сидящем чёрном костюме здесь определённо не было. Фак. Мог бы хоть попрощаться… И к чему тогда было это вот всё, этот танец? Просто вежливость? Чёртово джентльменство, чёртов британец! - Виски. Чистый. Со льдом. – бармен лишь чуть приподнял бровь, но возражать не стал, послушно поставил передо мной олд-фэшн с толстым дном, всыпал в него прозрачные кубики… Ну и пошёл ты к чёрту, мистер Бенедикт как-тебя-там! Я задумчиво перекатывала во рту ледяную обжигающую терпкость, скатившись в задумчивость, лейтмотивом которой выступали серые? голубые? зелёные? изменчивые глаза… И только когда в стакане ничего, кроме льда не осталось, тряхнула волосами, решительно потребовала: «Ещё. Двойной», и, получив желаемое, резко развернулась, спрыгивая со стула… Глаза. Губы. И ледяной виски, резко плеснувшийся из врезавшегося в мужскую грудь бокала, обжёгший кожу на груди, ручейками стекающий вниз… Я поражённо опустила глаза – по белой мужской рубашке растекалось светло-коричневое пятно. Ох, мать… Сердце замерло на полуударе. Мир вокруг словно застыл, я смогла вновь поднять глаза, но произнести хоть что-то перехватившая горло паника уже не позволила. Бенедикт оглядел опустевший стакан в моей руке, капли, продолжающие медленно стекать в декольте, собственный испорченный костюм… - Небольшое недоразумение, ммм… - неправдоподобно спокойно, пугающе тихо … он забрал стакан, который я до сих пор судорожно сжимала в руке, задумчиво перекатил оставшийся в нём кубик льда, поставил на стойку за моей спиной и снова взглянул мне в глаза. – Я, кажется, знаю, как можно это исправить… Пойдём. Он берёт меня за руку – совсем как я его в начале вечера – и так же решительно ведёт за собой. Через весь, уже полупустой, зал, по паре коридоров, в уютную спокойную и пустую уборную для организаторов. Дьявол… Дверь закрывается, надёжно отрезая нас от всего остального мира. Бенедикт стоит в паре шагов от меня, он отпустил мою руку, но не опускает внимательного, изучающего взгляда… Что происходит? Чёрт, да какая разница, что происходит! Я опускаю глаза на ярко выделяющееся на белом влажное пятно. Что я натворила?.. Надо это исправить… Делаю шаг к мужчине, несмело протягиваю ладонь, касаюсь его груди, влажной, прилипающей к коже ткани… Это так естественно, это так правильно – помочь ему, расстегнуть пуговицу пиджака, снять его, проскользнув руками по плечам, отбросить в сторону. Рубашка. Я испортила ему рубашку, её надо снять… Не поднимая глаз начинаю расстёгивать пуговицу за пуговицей, сосредоточенно, внимательно. Бенедикт спокойно стоит, наблюдая за движениями моих пальцев… Пояс брюк. Надо выправить рубашку, расстегнуть до конца… Чуть отстраняюсь, он поднимает руки и расстёгивает манжеты – спокойно, один, второй. А затем снова я, проскальзываю руками по его плечам, освобождая их от тонкой ткани, и она падает к ногам… Всё происходит в такой ПРАВИЛЬНОЙ тишине… Я наконец поднимаю глаза, закончив свой неторопливый ритуал и не до конца осознавая, что должно произойти дальше. Хотя нет. Я же облила себя тоже. Поэтому тонкие пальцы мужчины медленно проходятся по моим ключицам, чуть задевая кожу, затем ниже, уже сильнее, по влажной коже декольте, и кровь растекается по венам жидким металлом, обжигая, пульсирующим жаром концентрируясь внизу живота… Ещё одно движение, освобождающее моё плечо от лямки платья, и я не выдерживаю, губы размыкаются в тихом стоне… И этот звук словно высвобождает застывшее, распятое тишиной время. Будто лопается натянутая струна – Бенедикт резко подаётся ко мне, прижимая к себе, вжимая своим весом в дверь… Я поднимаю взгляд и буквально падаю в его глаза – невероятные, глубокие, небесного, морского цвета, и тонуть в этом море – единственное моё стремление сейчас… После недавнего рывка, после этого резкого движения – снова пауза, снова безумие от предвкушения того, что произойдёт вот-вот, самое потрясающее, самое желанное безумие в мире! Наконец мужчина медленно подаётся ко мне, и накрывает мои губы своими. О, боги… Так мягко, так нежно, так аккуратно, абсолютно потрясающе, он ласкает мои губы, сминает своими, обводит языком и снова, чуть сильнее, глубже, и это так хорошо… Я не выдерживаю и тихо стону ему в рот, проскальзываю ладонями по его плечам, сначала несмело, едва касаясь кожи, а затем уверенней, сильней, наслаждаясь рельефом мышц, прижимая его к себе… Поцелуи перестают быть изучающе-нежными, теперь они сильнее, более глубокие, более страстные, более яростные. Я прикусываю его губу, позволяю его языку изучать мой рот, и сама отвечаю, набрасываясь сильнее, стремясь получить больше… Объятия уже болезненно-крепкие, жар его кожи сводит с ума, о, дьявол… Это невозможно, я хочу его, я хочу его прямо сейчас! Кажется, моё желание взаимно. Руки, обнимающие меня за талию, медленно опускаются ниже, на бёдра, немного блуждают по атласу платья, превращая моё тело в плавящийся клубок желания… Колено мужчины проскальзывает между моих ног, я, не в силах сопротивляться, прижимаюсь к нему горячо пульсирующим низом живота. Он тоже сильно возбуждён, и осознание этого ударяет в голову с такой силой, что я почти рычу, снова и снова терзая, кусая, лаская губы этого идеального мерзавца. Ладонь проходится по кромке платья и перемещается ниже, обжигая кожу сквозь тонкий капрон. Властный рывок – Бенедикт закидывает мою ногу себе на бедро. Я чуть отстраняюсь, прижимаюсь затылком к двери, он улыбается мне, на мгновение прикусывая свою чуть припухшую от поцелуев нижнюю губу, а затем мы оба наблюдаем, как его пальцы обрисовывают узор на кружевной резинке чулок, поднимаются выше, калёным железом обжигают обнажённую кожу… Я не выдерживаю, и с выдохами начинают проскальзывать тихие стоны. Он словно и не замечает этого, неторопливо проскальзывает рукой по внутренней стороне бедра, под задравшееся платье… С моих губ срывается вскрик, я ударяюсь затылком о дверь, почти не в силах выдержать каскад ощущений, когда эти чёртовы чуткие пальцы ласкают нежную кожу у самой кромки трусиков, боже… Его лицо снова близко, он снова смотрит мне в глаза, властно, жадно… Я часто-часто дышу, я стараюсь не сойти с ума от того, что он творит сейчас… - Мелисса. – бархатный шёпот миллиардами мурашек растекается по коже. Чувствую, как его ладонь пропитывает теплом кружевную ткань трусиков, просто спокойно лежит там, и этого почти достаточно… - Мелисса. – небольшое движение, и его пальцы под кружевом, снова замирают, что же он творит, боже!.. - Бенедикт – выдыхаю-всхлипываю я, потому что он снова застыл, оставил меня на мучительной грани удовольствия. Чувствую, как он усмехается, опаляя кожу резким выдохом, проскальзывает пальцами в таком желанном, таком сладком, таком коротком движении… «Дальше» - едва слышно шепчет он, начиная ласкать меня невыносимо медленно, невозможно нежно, и вряд ли что-то может сравниться с жестокостью этой пытки. Я пытаюсь податься навстречу его ладони, я не могу это вынести, дьявол , мне нужно больше!.. Снова отчаянно всхлипываю, беспомощно хватая ртом воздух… Чёрт, я не могу, я умру, я не помню его фамилии!! Я уже готова кричать от отчаянья, я до крови закусываю нижнюю губу, когда он снова приближает лицо к моему уху, почти касается его губами… - Камбербэтч – опаляет кожу хриплый выдох, и я вскрикиваю, чувствуя как его пальцы проскальзывают В МЕНЯ… - Бенедикт Камбербэтч. – невыносимо-потрясающие, невозможные, уверенные движения. На каждый слог. – Бе-не-дикт Кам-бер-бэтч… О, дьявол! Я кричу, я выгибаюсь в его руках, подаюсь навстречу его пальцам, дрожу и почти умираю… Боже, да, ещё чуть-чуть, дай мне ещё чуть-чуть… Я уже практически на грани, когда он прекращает это, обеими ладонями задирает моё платье, и единственная связная мысль сейчас – я хочу его, я хочу его чувствовать, чёрт, как он мне нужен!.. Дрожащими руками сражаюсь с его ремнём, ширинкой, не в силах удержаться глажу напряжённый пресс, подвздошные кости, чуть спуская вниз брюки и бельё, проскальзываю ладонями на идеально вылепленную задницу… Он что-то шепчет, подхватывает меня под бёдра, и, наконец, такое желанное, такое глубокое движение В МЕНЯ… Из горла вырываются протяжные вскрики, и сливаются с хриплыми стонами, от которых ещё больше сносит крышу, и хочется чувствовать его ещё сильнее, ещё глубже, ещё быстрей… Дьявол, это невозможно, невозможно, и я уже на грани, ногтями вцепляюсь в его плечи, в мире не осталось ничего, кроме этих безумно-прекрасных толчков, ритмичных криков, жара тел, кроме нас… Свившееся в тугой комок внизу живота пламя разгорается всё ярче, вытесняет сознание, сводит с ума… И внезапно невыносимо-сильно взрывается, уничтожая всё, пронзая судорогами тело, срывая с губ крик… Я прихожу в себя не сразу. Мы сидим на полу, привалившись к двери, и мне так удобно полулежать, привалившись к обнажённой груди мужчины, рассеянно водя пальчиком по его коже… Наконец он шумно вздыхает, нежно прикусывает мою губу, когда я поднимаю глаза к его лицу, и встаёт, вынуждая меня встать тоже. Ноги всё ещё дрожат и плохо держат. Угу. Бенедикт наклоняется за рубашкой, накидывает её и начинает медленно застёгивать пуговицы. Я смотрю на его пальцы, и чувствую, что могу наброситься на него снова в любую минуту. Вот чёрт… - Мелисса. – вскидываю глаза, с трудом оторвавшись от вида того, как он заправляет рубашку в брюки. - Мне кажется, я должен тебе виски. Свой ты пролила… Как насчёт бокальчика у меня? Идеально скроенный пиджак вновь скрывает широкие плечи. Я задумчиво поправляю платье, бросаю секундный взгляд в зеркало… - Отличная идея… мистер Камбербэтч.