Troublemaker

      Под пальцами мягко переливался сгусток фиолетового пламени. Он аккуратно ластился к ладоням хозяйки, не обжигал и был на редкость не агрессивным. Правда, Люси понимала что, появись рядом кто-то посторонний, и маленькая искра разгорится в бушующий пожар, не позволяя не то, что коснуться — подойти к носителю. Такое уже не раз случалось, и Хартфилия с трудом загоняла пламя внутрь себя, не позволяя ему навредить другим. То металось огнедышащей саламандрой, но покорно скрывалось, чтоб при малейшем риске вспыхнуть вновь. Кажется, у других внутренний огонь был послушнее, но для Люси от него разило сломленностью, покорностью воле хозяина и чем-то, похожим на тот запах медикаментов в больнице. Хартфилия слышала, что некоторые Ураганы подавляют всплески пламени какими-то таблетками, но решительно не понимала этого. И не принимала.       Расслабившись, Люси отпустила пламя, позволяя ему кружить по комнате, облизывать стены, пропитывать собой все, что попадется ему на пути. Наблюдать за фиолетовым буйством приятно. Выпущенный на волю внутренний огонь не причинял носительнице никакого вреда, лишь нежно щекотал кожу, проносясь мимо. Хартфилия любила свое пламя, позволяла ему выходить наружу во всплесках эмоций, взамен прося помощи в бою и на тренировках.       Еще когда Лейла была жива, она рассказывала Люси множество легенд о внутренней сущности, которая в будущем может помочь. Некоторые запирали ее, порабощали, другие же — делали и так прочную связь еще крепче: не отторгали, сотрудничали, дружили. И, смотря сейчас на тех «больных», как с неприязнью называла их Хартфилия, она понимала, что легенды были о пламени, и тех самых, кто порабощал его, было слишком много.       Чувствуя щекотку пламени, Люси вытянула вперед ладонь, и пламя немедленно лизнуло ее. В глухом гудении только Хартфилия слышала урчание хищника, признавшего человека своим. Облако мягко улыбнулась и, почувствовав приближение репетитора брата, позвала пламя обратно. Мурлыкнув напоследок, оно юркнуло к носительнице как раз тогда, как раздался скрип открываемой двери.

***

      Люси не помнила: когда они начали с Луссурией проводить совместные тренировки?       Первый год пребывания в Варии она вообще считала себя асоциальным человеком, дергающимся от любой фразы, касающейся командной работы, или простого приказа работать с кем-то. И ладно с рядовыми — на них зыркнул, выхватил кнут, шлепнул им пару раз по раскрытой ладони и все, нет никого на ближайшие десять метров. У Люси еще тогда пересекал левую сторону лица шрам, позже сведенный Луссом, так что проблем с распугиванием рядовых не было. Другое дело — офицеры. Наглые, уверенные в себе и в том, что с легкостью могут поставить кого угодно на колени. Как бы не так — Хартфилия шипела рассерженной кошкой, отбивалась и отвоевывала определенную независимость. И постепенно становилась своей.       В первый год к ней без особого риска подходили только Скуало и Леви, которому в принципе плевать было на пополнение в их рядах: есть и есть, главное, чтоб босса не бесила сильно. Чего, кстати, не происходило ни разу за два года. Это уже на третий появились мелкие промашки, скорее не раздражающие, а вызывающие смех в кровавых глазах и кривоватый довольный оскал.       На второй своей серьезной миссии Люси оказалась с их иллюзионистом — Франом. Уничтожение одного из ответвлений Эстранео не должно было занять много времени, если бы те не выпустили Бешеных. Так было проще называть тех, кто сошел с ума от экспериментов, и чьим единственным желанием было убивать тех, на кого укажут. Усмирить их было довольно сложно: невероятно сильные, мощные и чертовски опасные своей безумной непредсказуемостью. И счастье, если Бешеным становился человек без пламени — с подобными справиться проще. А вот в иных случаях приходилось сложнее. Хартфилия до сих пор с содроганием вспоминала бросившегося на Франа Бешеного с пламенем Урагана. Парнишка тогда порядком устал и не мог спонтанно перемещаться, а покров Овна не действовал на большом расстоянии. Люси, конечно, считали импульсивной, но до тех самых пор, как первые искры Урагана перешли ей на кожу, она не воспринимала те слова всерьез.       О той миссии, как напоминание, осталась невероятно прочная связь с Лягушонком, уродливый шрам от плеча до бедра и бешеное желание стать сильнее, что пусть и поутихло со временем, но тлело на дне глаз, разгораясь на тренировках.       Именно Луссурия привел Люси в себя, когда даже обеспокоенный Фран не мог вытащить из зала сосредоточенно избивающую макивары Хартфилию. Не было занудных бесед, не было сопливых рассказов о прошлом, зато был строгий Лусс, привязавший Хартфилию к больничной койке и усердно лечивший ее незажившие раны. Так Люси провела минимум неделю, за которую они успели тысячу раз поссориться и помириться, поспорить и выполнить загаданное желание в пределах ее палаты, обсудить модные шмотки и плюсы с минусами используемого оружия. И, конечно же, договориться тренироваться вместе. И Хартфилия будет под присмотром опытного бойца, и Луссу спокойнее, потому что: «Где я еще такое золотко найду?»       Сейчас сидеть на матах рядом с Луссурией привычно, и даже пламя не клокочет внутри, противясь «солнечному» соседу. Они уже размялись, как делали это в начале каждой тренировки, и молча медитировали, ловя внутренние колебания пламени и направляя то в определенные части тела: сначала на большие области, после — снижая площадь покрытия. Так у Люси слегка светилась фиолетовым кожа на костяшках пальцев, а у Лусса отливали золотом локти. Все же для боя восьми конечностей* концентрация пламени в определенных участках тела была весьма полезным умением. Люси же, как для бойца средней дистанции, нужно было уметь выживать в сражении в полный контакт. В чем она, в принципе, преуспевала.       Почувствовав прикосновение к плечу, Хартфилия разогнала повторно пламя по телу, пытаясь взбодриться. Ей все же сложнее выходить из медитации, не то что Луссурии. — Звездочка, пора опробовать обновки.       Лусс улыбался, протягивая ей похожие, как две капли воды, веера. Сделанные на заказ, они были забраны Солнцем практически перед приездом Вонголы. Люси со стыдом подумала, что совсем забыла о них. И все же, поднявшись на ноги, приняла тэссены*, с удовольствием разглядывая изображенные на своих звезды. У Луссурии, в противовес, было золотое солнце. На редкость приятное зрелище. Хотелось немедленно взмахнуть обновками, разгоняя воздух в помещении. Противиться этому желанию было до невозможного сложно. — Согласна.

***

      Рокудо ни за что не признался бы, что девчонка Варии оказалась на диво… странной. Нежничающая с Франом — вообще-то раздражающим всех в радиусе десяти метров; милая с Луссурией — главным геем-извращенцем мафии; попросту своя в Варии. Даже остальные офицеры отзывались о ней так, будто с приходом Люси они закончили картину, годами стоявшую на мольберте и ждавшую последнего, завершающего мазка.       Ее выходки веселили, а эмоции на милом личике тянули за собой, заставляя искать встречи, чтобы увидеть нечто новое. И, в конце концов, она его не разочаровывала. Ни разу. Растянутые в смешливой улыбке губы, сощуренные от счастья глаза и сузившиеся — от злости, хмурая морщинка между бровей, сонный, но настороженный взгляд, когда он заглянул к ней утром.       В тренировочном зале, куда они с Кеей и Тсунаеши пошли за неведомо как ориентирующимся Скуало, в самом центре двигались Луссурия и Люси. В руках их — пылающие веера, наверняка боевые и сделанные на заказ. Но несмотря на то, что Солнце и Облако Варии наверняка заметили присутствие новых лиц, они не останавливались ни на секунду. Плавные взмахи далеко не легкими конструкциями — почти волшебство, сотканное мастером иллюзий.       Мукуро довольно щурится и даже не пытается сдержать рвущийся наружу смешок. Он определенно любит странности. Особенно такие.