Рассвет

"На пути своём ты встретишь четверых. Каждый из них оставит заметный след в твоей судьбе. Первый спасёт от страшной смерти. Второй причинит нестерпимую боль. Третий подведёт тебя к краю пропасти, но неожиданно повернет в другую сторону. Будет и четвёртый, что окутан туманом. Кто из них уготован тебе самой судьбой, я не вижу"   Хюррем рывком села на постели, жадно хватая воздух пересохшими губами. Хвала Аллаху, это был всего лишь сон. От резкого движения у нее заломило виски, а к горлу подступила тошнота. Тяжело вздохнув, Хюррем потерла лицо, словно стирая с него что-то липкое, и опустила голову на подушку. «О Всевышний, что за знаки Ты мне посылаешь?», – прошептала женщина. Уже которую ночь подряд, этот проклятый сон не давал ей покоя. С каждым новым разом она все острее чувствовала зловещую атмосферу того далёкого вечера. Вечера, о котором урожденная Александра Лисовская предпочитала не вспоминать никогда. Она никогда не была суеверной, не была помешана на предсказаниях и приметах, в отличие от бывшей золовки Хатидже Султан, которая даже в ухудшении погоды могла усмотреть угрозу своему обожаемому Ибрагиму Паше. Покойный отец Хюррем, священник Гаврила Лисовский, часто говорил своим дочерям: «Не обращайтесь к гадалкам и прорицателям, и не гадайте сами, не берите грех на душу. Не верьте в приметы, они придуманы глупыми людьми. Не бойтесь того, что ещё не произошло, старайтесь не впадать в отчаяние. Будьте благоразумными, в меру осторожными, помните – Господь Бог всем нам даёт испытания по силам. На всё Божья воля, хоть и нелегко нам порой принять её». Конечно, жизнь во дворце Топкапы не позволяла ей следовать советам и наставлениям отца – ей постоянно грозила опасность, и Хюррем не раз обращалась к предсказателям, чтобы узнать, суждено ли ей выжить в этой кровавой войне. С каждым разом она всё больше понимала, что если она будет полагаться лишь на Божью волю, то её попросту уничтожат в борьбе за власть. Но всё же, в отличие от тех же Хатидже и Махидевран, вздрагивавших от малейшего шороха и бежавших к гадалкам при первых трудностях, она умудрялась сохранять рассудок и стойкость духа. Как бы то ни было, необходимо обсудить всё это с… А с кем? С кем она могла бы поговорить? Якуб Эфенди бесследно исчез несколько лет назад – поговаривали, что он прогневил одного влиятельного человека, предсказав ему гибель, и поплатился за это жизнью. Яхъя Эфенди – сын Афифе хатун и молочный брат султана, и обращаться к человеку, который хоть как-то связан с её бывшим мужем, Хюррем совершенно не хотелось. Ей нужен был человек со стороны, кто-то незнакомый, перед кем она могла бы отыграть роль самой обыкновенной женщины. Бывшая султанша была уверена, что если хорошенько поискать — можно найти все, что угодно. А такому деятельному и целеустремленному человеку, как она, это тем более под силу. Боль в висках от резкого неприятного пробуждения тем временем окончательно утихла. Хюррем медленно, потягиваясь и разминая онемевшие руки и ноги, поднялась с постели. Ей предстоит сегодня много дел, так что долгий сон для нее – непозволительная роскошь. Да и служанок, готовых выполнить любое ее поручение, у нее больше нет, всё приходится делать самой. С того дня, как славянка развелась с падишахом и окончательно покинула дворец, прошло уже больше двух месяцев. Первое время она жила в здании своего вакфа, расположившись на верхнем этаже в комнате управляющей. Ей нравилась эта небольшая, но уютная, со вкусом обставленная комната, а дела фонда отвлекали от печальных воспоминаний. Принимая посетителей и разбирая многочисленные бумаги, Хюррем ощущала, как затихает и притупляется острая, словно царапавшая её изнутри душевная боль. Женщина понимала, что если она будет сидеть целыми днями без дела, тоска по былой любви постепенно погубит её, словно медленно действующий яд. Но посетители вакфа, приходившие каждый день за помощью, со временем начали её утомлять, да и сам благотворительный приют не очень подходил для постоянного проживания. Немного подумав, бывшая султанша решила снять небольшую комнату в двухэтажном домике одного из центральных столичных кварталов. Убранство комнаты было довольно-таки скромным, но Хюррем это ничуть не смущало. В конце концов, детство и юность она провела в простом деревенском доме, и даже не представляла себе, что когда-нибудь попадёт в султанский дворец. Она была уверена – если бы её спросили, что бы она предпочла, жить в огромном великолепном дворце в качестве супруги султана и купаться в роскоши, не ведая ни в чем отказа, или же в неприметном скромном доме с любящим работящим мужем, она бы непременно выбрала второе. Хозяйка дома, обаятельная пожилая женщина по имени Зухра хатун, относилась к своей постоялице с теплотой и дружелюбием, с удовольствием рассказывала ей интересные истории из своей жизни, но расспросами её не донимала, чувствуя, что та не желает откровенничать. Видя такое искреннее отношение к себе, Хюррем то и дело ловила себя на мысли, что ей нужно поговорить с Зухрой и рассказать ей правду. Ей очень хотелось услышать добрый совет этой мудрой и рассудительной женщины. Но, к сожалению, после всех испытаний, свалившихся на нее во дворце Топкапы, она больше не могла никому доверять. Да и после развода падишаха — одной из самых популярных тем среди простого народа, к рыжеволосым женщинам, мелькавшим в городе, стали относиться крайне настороженно.   Одевшись и приведя себя в порядок, Хюррем остановилась перед зеркалом и задумчиво взглянула на своё отражение. Из зеркальной глубины на нее смотрела молодая красивая женщина в самом расцвете лет. Бурные события последних месяцев не смогли наложить свой мрачный отпечаток на прекрасный лик славянки. Разве что глаза стали печальнее. «Но какой прок от всей этой красоты, если моя жизнь лежит в руинах?», –с горечью подумала славянка. «Какой прок от красоты, если мой возлюбленный предал меня, вырвав мне сердце? Какой прок от красоты, если я не могу увидеть своих детей и услышать их голоса?». – Хюррем сглотнула, ощущая болезненный комок в горле, и сморгнула подступившие слёзы. Султан (Хюррем намеренно даже в мыслях не называла бывшего мужа по имени, стараясь навсегда стереть его образ из памяти) подошёл к своему наказанию с невероятной щепетильностью. Каждый обитатель дворца, служивший султанше или попавший в Топкапы при её непосредственном участии, попали под бдительное наблюдение доверенных лиц падишаха и его главного визиря, а некоторых и вовсе выслали прочь, прикрываясь надуманными предлогами. Даже хитрец Рустем, способный обернуть любую невыгодную ситуацию в свою пользу, оказался в крайне затруднительном положении, находясь под колпаком у Ибрагима Паши и его ищеек. Мстительный грек не забыл, какую роль бывший конюший играл в интригах Искандера Челеби и Хюррем Султан. Перед внутренним взором Хюррем встал образ молодого султана, которого она осмелилась окликнуть по имени, стоя в толпе рабынь. Его сильные руки нежно и бережно поддерживали её, чтоб она не упала, а пронзительные светло-голубые глаза внимательно вглядывались в её лицо. Знать бы тогда чем все это закончится... Славянка зажмурилась и встряхнула головой, прогоняя наваждение, после чего схватилась рукой за горло – при сильном волнении у нее всегда перехватывало дыхание. – Всё, спокойно… Спокойно, Хюррем, – сдавленно прошептала она. – Всё хорошо, всё прошло. Не вспоминай о нем, нельзя, нельзя-нельзя… Когда неприятное ощущение схлынуло, женщина ещё раз осмотрела своё отражение и принялась сооружать из своих роскошных золотистых волос незатейливую косу. Всё это время, проживая в доме Зухры хатун, славянка старалась по мере своих сил помогать работе вакфа – раздавала пищу голодающим; вела учёт бедняков, нуждающимся в помощи и крыше над головой; даже пыталась выкупать пленников на невольничьем рынке. И вот наконец, дошла очередь и до торговли во имя благого дела. Пожилой ремесленник Аббас ага, богобоязненный и добрый человек, делавший дивные глиняные горшки, настолько проникся идеей благотворительности, что готов был расстаться с прибылью от продажи целой партии товара в пользу вакфа. В последнее время у него разыгралась сильная подагра – несчастный старик от мучительной боли в суставах ног не мог ступить ни шагу, но его беспокоило отнюдь не собственное здоровье, а отсутствие возможности заниматься торговлей лично. Эта задержка могла стоить ему репутации, а фонду приличной суммы, благодаря которой многие люди могли получить помощь. Хюррем, восхищаясь силой духа Аббаса аги и его преданности делу, решила сработать на опережение и предложила свою помощь в продаже изделий. В тот момент она ещё не подозревала, что стоять за рыночным прилавком придётся не кому-нибудь, а именно ей.   Покончив, наконец, с прической, славянка переоделась в черное мешковатое платье длинного покроя и, натянув паранджу аналогичного цвета, осторожно раскрыла двухстворчатые двери своей комнаты. Ей повезло -коридор, ведущий на улицу, был пуст. В этом доме, помимо неё, проживали ещё несколько жильцов и Хюррем совсем не хотелось мелькать перед ними, даже прикрывшись мрачными мусульманскими одеждами. Оказавшись на улице, женщина уверенно зашагала в сторону рыночного квартала.

***

День выдался пасмурным и мрачным – ни один луч солнца не пробивался сквозь набрякшие тёмные тучи. Воздух был таким тяжелым и плотным, что, казалось, его можно было резать ножом. Но, несмотря на отвратительную погоду, жизнь в Стамбуле не останавливалась ни на минуту. Так же, как и в солнечные дни, торговля на главном городском рынке кипела и бурлила. Лавочники громко восклицали, зазывая покупателей, разносчики молока, нагруженные тяжелыми бидонами, осторожно пробирались через шумную толпу, стараясь ни пролить ни капли. Укутанные в паранджу женщины придирчиво перебирали продукты, стараясь выбрать самые лучшие, и с интересом рассматривали дорогие шелковые ткани. Маленькие дети капризничали и дергали матерей за руку, упрашивая купить очередную игрушку. Угрюмые бородатые мужчины спорили с торговцами, возмущаясь из-за слишком высоких цен. Двое высоких мужчин, одетых в длинные плащи с капюшоном, уверенно пробирались сквозь нескончаемый людской поток, игнорируя выкрики торговцев. Отмахнувшись от очередного лавочника, пытавшегося всучить ему красивую расписную вазу, один из мужчин — тот, что уступал спутнику и ростом, и телосложением, недовольно проворчал на чистейшем тосканском диалекте:   — Это не город, а один сплошной нескончаемый базар! Куда ни плюнь, попадёшь в какого-нибудь пронырливого торгаша, – он слегка сморщил нос. — Пойдем, Роберт. Его спутник, оторвавшись от разглядывания маленьких восточных амулетов, лукаво пропел: — А что тебе не нравится, Лоренцо? Вполне в твоем вкусе. Ты же дня не протянешь, если не прикупишь себе новое барахлишко. Из тебя вышел бы отличный придворный щеголь, Лоренцо. Только представь, как ты, облачённый в шелка и увешенный драгоценностями, неспешно прогуливаешься по мраморным ступенькам дворца в кампании стайки очаровательных поклонниц, — мужчина разразился добродушным смехом.   Сеньор Лоренцо Альбицци, представив себе такую картину, тут же захихикал. Этот привлекательный во всех отношениях господин был представителем одного из самых знатных семейств Италии, правившего Флорентийской республикой, но с приходом к власти алчных и кровожадных Медичи всё изменилось. Некогда многочисленный и процветающий род Альбицци постепенно терял сначала влияние, а затем и все своё состояние, накопленное на протяжении нескольких поколений. Однако и этого удачливым триумфаторам оказалось недостаточно. Путём грязных интриг, все члены рода Альбицци были обвинены в ереси и темном колдовстве, за что и были сожжены на костре.   Аналогичная участь ждала и юного Лоренцо. Однако планам Медичи не суждено было свершиться. Стараниями одного молодого, но невероятно храброго англичанина, последний из Альбицци ускользнул из лап своих палачей. Вдвоем им удалось перебить людей Медичи и незаметно скрыться из города.   А звали этого благородного воина Сэром Робертом Дейном. Как и его друг, он также не был обделён знатным происхождением, и принадлежал к старинному рыцарскому роду. Правда, в отличие от блистательных богачей Альбицци, Дейны, не могли похвастаться ни обширными землями, ни серьёзными связями при королевском дворе. Вся их власть распространялась лишь на старый обветшалый замок, при виде которого зажиточные соседи с трудом сдерживали смех, да небольшую деревушку из десяти покосившихся домов. Роберт был лишь четвёртым сыном, а значит, не имел никаких прав на отцовское наследство. Поэтому, достигнув семнадцатилетнего возраста, он нашёл единственный приемлемый выход из неприятного положения — стать военным на службе у короля. Его семилетняя карьера солдата закончилась так же, как и началась — глубоким разочарованием. Не получив от армии ничего, кроме десятка шрамов и формального рыцарского звания, Дейн покинул Англию, отправившись в странствия по далеким странам. Именно в одном из таких путешествий он и набрел на раненного в бою Лоренцо, окружённого десятком врагов. С тех самых пор, эти два благородных господина, несмотря на полную противоположность характеров, стали неразлучны, словно братья. Разделяя опасности и награды поровну, они вскоре зарекомендовали себя, как первоклассные наёмники, берущиеся за самую сложную работу. И вот наконец, побывав в десятках стран и выучив столько же новых языков, тернистый путь наемников привёл их в Стамбул.   — Роберт, — картинно вздохнул Лоренцо. — Ты же знаешь, что придворная жизнь слишком скучна для такого безнадёжного мерзавца, как я. Все эти сплошные балы-маскарады, интриги и знатные красотки. Пожалуй, внимания заслуживает лишь последний пункт, — итальянец лукаво подмигнул товарищу, но, заметив, как тот помрачнел и отвел взгляд, недовольно нахмурился. — Да сделай уже физиономию попроще, а то смотреть на тебя тошно. Оглянись по сторонам — мы же находимся в центре мира.   Роберт пропустил мимо ушей полушутливую тираду друга и укоризненно покачал головой.   — А тебе лишь бы развлекаться! Если ты забыл, Лоренцо, мы прибыли в Стамбул по важному делу. Выполним работу — тогда ты волен делать, что хочешь. Разумеется, в пределах разумного.   — Ох уж эта служба! Ты так занят делами, что совсем не оставляешь себе времени на развлечения. Это неправильно, друг мой! — всплеснул руками темпераментный сеньор Альбицци. — Мы молоды, полны сил и здоровья, нравимся женщинам. Нужно пользоваться подарками судьбы, пока есть возможность, ведь жизнь так коротка!   — О, да! — иронично проговорил Роберт, скривив губы. — Видимо, тебе недостаточно тех неприятностей, которые ты навлёк на нас в Венеции, наслаждаясь очередным «подарком судьбы». Начальник городской стражи до сих пор небось прочёсывает каждую канаву в поисках проходимца, пойманного им в своей собственной постели. Чем ты вообще думал, когда соблазнял его жену? — голос сэра Дейна посуровел. — В тот раз нам повезло покинуть город целыми и невредимыми, однако если ты намерен продолжать свои любовные приключения здесь — боюсь, наши головы станут отличным украшением для городских стен. Турки очень свирепы, когда дело касается прелюбодеяния, не говоря уже о супружеской измене.   Упоминание о недавних венецианских «приключениях» заставило Лоренцо вспыхнуть румянцем и опустить взгляд. Он и сам понимал, что именно из-за его выходок они то и дело попадали в опасные переделки, но сделать с собой ничего не мог, ибо страсть к женскому полу была гораздо сильнее и зачастую перевешивала здравый смысл.   — Мой друг, тебе никто не говорил, что с каждым годом ты становишься все более занудным? — итальянец обиженно поджал губы. — Ты ведёшь себя, как самый настоящий старик! — Возможно, но это не значит, что я не прав, — ответил Дейн тоном, не терпящим возражений, и строго посмотрел товарищу прямо в глаза. Лоренцо был ему ближе, чем просто друг — он заменил ему родных братьев, чьих лиц, к своему стыду, Роберт даже не помнил. Однако, несмотря на искреннюю и глубокую привязанность к Лоренцо, Дейн то и дело бывал резок и даже груб с ним. Он знал, что если временами не остужать пыл заносчивого Альбицци, то это в конечном итоге приведёт их либо в тюрьму, либо на плаху.   Внезапно, до их слуха долетел приглушенный шум, доносившийся со стороны ремесленных лавок, — там, судя по всему, началась драка.   — Что там происходит? — забеспокоился англичанин. — Лоренцо, ты ведь слышал? Альбицци неопределённо пожал плечами, глядя куда-то в сторону. Меньше всего на свете его сейчас волновало происходящее вокруг. Тряска на судне венецианских купцов настолько утомила его, что единственное, о чем он сейчас мечтал — это горячий ужин и крепкий сон в объятиях красивой молодой женщины.   — Ах, чтоб тебя, — проворчал Роберт. Будучи человеком эмоциональным и тонко чувствующим, он не мог пройти мимо чужой беды. Ухватив Лоренцо за руку повыше локтя, он потащил его в сторону ремесленных лавок, оттесняя плечами случайных прохожих. — Тебе заняться нечем? – Лоренцо попытался вырвать руку, но пальцы Роберта сжимали её крепко. — Сам ведь говорил, что мы прибыли сюда по важному делу… Хватит строить из себя героя! — Если бы я не «строил из себя героя», а следовал твоему совету, ты был бы уже мёртв! – огрызнулся Дейн. — Я не раз говорил тебе, что равнодушие – худший из грехов. Итальянец, вспомнив, как Роберт спас его, умирающего от ран и окруженного сторонниками Медичи, пристыжено опустил голову и перестал сопротивляться. Дойдя до места потасовки, друзья застыли в изумлении. Несколько мужчин бандитской наружности яростно крушили одну из местных лавок, причём делали это с явным знанием дела. Самый крупный и рослый из них орудовал огромной дубиной, снося всё на своем пути, а двое других, гогоча и улюлюкая, пинали и топтали ногами глиняные горшки весьма достойного качества. Хрупкая с виду женщина – судя по всему, хозяйка лавки, укутанная с ног до головы в строгие мусульманские одежды, молча жалась в углу, прикрывая голову руками. Тем временем вокруг небольшого участка базара постепенно собралась толпа зевак, которые побросали свои дела и напрочь позабыли о торговле, предвкушая интересное зрелище. Воспитанный в соответствии с рыцарскими понятиями о чести и справедливости, сэр Роберт Дейн с растущим внутри гневом смотрел на происходящее беззаконие. Его поражало даже не то, что кучка проходимцев громит лавку беззащитной женщины — за годы странствий он повидал и жестокость, и мерзавцев самых разных мастей. Нет, куда больше англичанина интересовало, почему никто из стоящих вокруг мужчин не пришёл на помощь несчастной. Пока Дейн размышлял о поведении посетителей базара, торговка, набравшись смелости, бросилась к бандиту с дубиной в надежде остановить его. Тот, зарычав от злости, грубо отшвырнул её, отчего она не удержалась на ногах и упала. Другой бандит, довольно захохотав, с силой пнул испещренный трещинами глиняный горшок, и тот полетел в сторону несчастной. Роберт сжал кулаки. Гнев кровавой пеленой поднялся к его глазам, и он с трудом сдержался, чтоб не выхватить меч и не порубить этих негодяев на мелкие кусочки. Единственным, что останавливало его, было нежелание привлекать к себе внимание, учитывая деликатный характер задания, порученного им по воле одного влиятельного человека. «Равнодушие – худший из грехов», — вспомнил он свои слова, адресованные Лоренцо. Конечно, он может пройти мимо, развернуться и оставить все как есть, не вмешиваясь в дела посторонних людей. Большинство его знакомых непременно бы так и поступили, принимая во внимание тот факт, что в исламской стране иностранцам нужно быть вдвойне осторожными. Но Роберт знал, что муки совести не дадут ему спокойно заснуть этой ночью, ибо он непременно будет корить себя, представляя ужасы, что могут случиться со слабой женщиной в руках подобных типов. Взвесив напоследок все «за» и «против», мужчина выступил вперёд.   — Эй вы, трусливые псы! А ну оставьте в покое эту женщину! — его звучный голос подобно грому пронёсся по базару, заставив замолчать шушукающихся зевак. — Если так чешутся кулаки — выберите себе более подходящего противника. Я к вашим услугам.   Как змея, столкнувшаяся с неожиданной опасностью, оставляет свою жертву, точно так же и бандиты, увидев разгневанного незнакомца с оружием, боязливо отступили в сторону от несчастной женщины. Роберт даже на мгновение подумал, что все закончится мирно, однако тот самый мерзавец, который грубо оттолкнул торговку на землю, злобно оглянулся на неожиданного защитника и шикнул на своих сторонников, призывая тех не тушеваться.   Этот отвратительный человек, который, по всей видимости, был их негласным вожаком, имел самую обыкновенную внешность: довольно короткая черная борода, смуглое лицо с резкими чертами и подвижные маленькие глаза, сверкавшие ненавистью.   — Не лезь не в своё дело, чужеземец! — презрительно бросил он Роберту. — Она служит проклятой русской ведьме, опозорившей нашего великого падишаха и всю династию Османов. Ступай прочь, пока мы не взялись и за тебя, неверный!   Расчёт оправдался — обвинения в адрес бывшей жены султана Сулеймана вызвали среди присутствующих громкие крики одобрения. Многие не скрывали ненависти к ней, подкрепляя возгласы все новыми оскорблениями.   — Отпусти её! Второй раз повторять не стану! — тихо сказал англичанин, и в этом спокойном голосе угрозы слышалось больше, чем в воплях разозленного человека. Лоренцо сразу же вспомнил, что его друг, упрямый, как стадо буйволов, ведёт себя подобным образом, когда намеревается задать кому-нибудь хорошую трепку.   Главарь бандитов резко развернулся и, кивнув головой в сторону Роберта, яростно крикнул:   — Этот неверный поддерживает врага нашего государства. Проучите его, как следует, а после займёмся и этой мерзавкой.   Он небрежно взмахнул рукой и через мгновение за его спиной образовался небольшая шайка, состоящая из трёх мужчин крепкого телосложения. В руках у одного можно было увидеть дубину, крушившую ящики с горшками пару минут назад.   — А говорил, никаких развлечений! — хохотнул Лоренцо, перекинувшись с другом веселым взглядом.   Тем временем бандиты обступили Дейна со всех сторон. Самый здоровенный из них, парень с бычьей шеей и прорехой в верхней челюсти на месте выбитых в драке зубов, первым бросился на Роберта, нацелившись огромным кулаком в живот. Однако англичанин легко остановил его резким ударом в челюсть, оглушив незадачливого бойца и повалив его на землю, вымощенную крупными истертыми булыжниками.   Почти одновременно Дейн ловко заехал локтем в живот другому нападавшему, заставив того согнуться пополам, жадно хватая ртом воздух. Вдобавок, мощный удар тяжёлого сапога отправил его в беспамятство.   В это же время третий бандит был сбит с ног другом Роберта. Лоренцо не планировал вмешиваться в потасовку, предпочитая роль наблюдателя. Он прекрасно знал, что его лучший друг, с которым они прошли десятки кровавых стычек, справится с подобным сбродом, даже стоя на одной ноге. Но тосканец не смог оставаться в стороне, когда один из смутьянов решил подкрасться сзади и ударить Дейна по голове увесистой дубиной.   Главарь бандитов, осознав своё поражение, ещё раз встретился взглядом с ненавистным чужеземцем, словно пытался запомнить каждую черточку на лице человека, разрушившего все его планы. В маленьких, похожих на сушеные сливы, глазках этого мерзавца Роберт безошибочно разглядел жажду мести, которая в будущем сулила ему крупные неприятности. Злодей невнятно прорычал что-то угрожающее, после чего поспешил скрыться в разношёрстной толпе, растолкав локтями праздных зевак. Через мгновение его след затерялся среди бесчисленного людского потока.   Оглядев место схватки взглядом опытного солдата, Роберт ощутил некоторое облегчение. Все противники были повержены, а их главарь сбежал, трусливо поджав хвост. Однако Дейн не мог отделаться от чувства, что он упустил что-то важное и вскоре, к своему стыду, вспомнил о причине этой драки.   Женщина в традиционном восточном одеянии сидела на земле, прислонившись к одному из мешков. И хотя её лицо было укрыто тёмной тканью паранджи, невооружённым взглядом было заметно, что она не на шутку напугана произошедшим. Роберт посмотрел на женский силуэт, и сердце его кольнула жалость. Он не мог сейчас просто скрыться, оставив женщину в беде. Сама мысль об этом была недостойна мужчины, а уж тем более воина.   Не обращая внимания на громкие причитания друга, он решительно подошёл к незнакомке и, осторожно обхватив её хрупкие плечи, помог той подняться на ноги.   В этот момент торговка подняла голову и их взгляды встретились. Небольшая прорезь на лице открыла его взору сияние больших лазурных, словно воды Средиземноморья, глаз, обрамленных густыми ресницами. Глаз, созданных для того, чтобы губить души мужчин.   Англичанин, словно заворожённый, любовался невероятной красотой этих очей. На мгновение он даже позабыл, где находится и что на него устремлены десятки ненавидящих глаз. Весь мир сузился до узкой прорези в парандже.   Взяв незнакомку за неприкрытую ладонь, Роберт поразился сколь нежной оказалась кожа у её обладательницы. Ему не раз доводилось встречать придворных особ, но даже среди аристократок, не обременённых физическим трудом, было сложно встретить что-то подобное. А тут, простая торговка горшками… Это было настолько необычно и безумно волнующе...   — Миледи, Вы не пострадали? Может быть, Вам требуется помощь? — обратился он к женщине по-турецки, догадываясь, что его речь звучит странно из-за характерного акцента.   Хюррем (а это была именно она) внимательно вгляделась в лицо своего спасителя, и увиденное заставило её смутиться. Незнакомец оказался достаточно привлекательным: пронзительные серо-голубые глаза, короткие темно-каштановые волосы, большой рот и твердый, массивный подбородок. Это было типично мужское лицо, и при этом невероятно притягательное. Учитывая, как бесцеремонно он её схватил, это лицо не должно было волновать славянку, однако Хюррем почувствовала, что её лицо заливает румянец. В этот момент она впервые была рада тому, что нацепила на себя паранджу.   Руки стали ватными, и на мгновение она позволила себе искать убежища и утешения под защитой его теплой, твердой силы. Его широкая грудь и сильные руки были подобны граниту.   Ей никогда еще не доводилось находиться в такой тесной близости с абсолютно посторонним мужчиной. Это действовало… возбуждающе, волнующе и тревожно.   Хюррем чувствовала своей ладонью мерный стук его сердца, в то время как её собственное лихорадочно колотилось в груди. Незнакомец был приятно теплым, и пахло от него потрясающе — свежестью и мылом с легкой примесью какой-то незнакомой специи.   Ей следовало бы вырваться сразу — она была добропорядочной мусульманкой, а это был незнакомый мужчина, чужеземец, которого она видела впервые в жизни, — но тело её, похоже, обрело собственную волю.   Толпа вокруг, состоящая преимущественно из торговцев-мужчин, недовольно зароптала, глядя, как женщина мусульманка обнимается с иноверцем, да еще и посреди рынка на глазах у десятков людей. Заметив косые взгляды, славянка резко выдернула руку из ладони своего спасителя, и, слегка покачиваясь, направилась к своему прилавку, разгромленному в драке.   Лоренцо, тем временем, без устали вертел головой по сторонам — в любой момент на рынок могли заявиться янычары или городская стража. Перспектива оказаться в турецкой тюрьме его не прельщала, поэтому он вновь воззвал к благоразумию спутника:   — Роберт, идём отсюда! — тосканец нетерпеливо потянул друга за рукав. — Если не уберемся отсюда сейчас, можем нажить себе кучу неприятностей, в сравнении с которыми наши венецианские приключения покажутся детской прогулкой. Не хватало ещё сцепиться с янычарами. Не будь глупцом! Сам же говорил — дело превыше всего.   Англичанин с тоской обернулся к спасённой женщине, которая всхлипывая, собирала осколки глиняных горшков, разбросанных по каменной уличной кладке. Сердце просило его остаться, разум кричал, что нужно уходить.   Где-то вдали приближался стройный шаг множества ног, предвещающий скорое появление солдат. Это и помогло сэру Роберту Дейну вынырнуть из пучины горестных размышлений. Прежде чем кто-либо из толпы сообразил и попытался их задержать, друзья стремительно рванули с места и направились в сторону тихого переулка, бесцеремонно расталкивая всех, кто стоял на пути.   Не прошло и минуты, как из-за поворота выскочил вооруженный отряд городской стражи, привлечённый шумом беспорядков.

***

Легкий ветерок шевелил темно-красные занавеси, закрывающие приоткрытое окно в комнате Хюррем. Несмотря на небольшие размеры и скромную обстановку, бывшая жена Падишаха чувствовала себя в ней очень хорошо – это был её уютный маленький мирок, в котором никому не было места, кроме неё самой. Но этой ночью было невыносимо душно — Хюррем казалось, что стены её любимой маленькой комнаты давят на неё, обдавая жаром. Голову словно сдавило раскаленным обручем, и Хюррем то и дело нервно сглатывала, подавляя тошноту. Неохотно поужинав остатками утренней трапезы, женщина отправилась в хамам — ей просто необходимо было немного расслабиться и смыть с себя следы этого ужасного дня. Присев на холодную мраморную скамейку, женщина начала прокручивать в голове произошедшее на рыночной площади. Итак, её враги, наконец, сделали свой первый ход. В том, что нападение было спланировано её врагами, Хюррем ничуть не сомневалась — разбойники целенаправленно громили только её прилавок. Они будто бы знали наверняка, что именно сегодня человек Хюррем Султан будет торговать горшками на этом участке рынка. Судя по всему, кто-то из ограниченного круга доверенных лиц сообщил эту информацию её врагам, а значит — она никому не может доверять даже в делах вакфа. — Аллах всемогущий! — не выдержала Хюррем. – Да сколько это может продолжаться?! Когда они оставят меня в покое? Они ведь добились чего хотели — я больше не султанша и лишена любви, прежней власти. Даже детей отобрали. Разве от меня может исходить угроза? Или же это… — женщина стиснула зубы, не желая произносить имя бывшего мужа. — Или же это он мне мстит за свое растоптанное самолюбие? — прошипев себе под нос несколько ярких ругательств на родном языке, которые ей доводилось случайно услышать от односельчан (в доме священника Гаврилы Лисовского браниться было строго запрещено), она принялась намыливать волосы. Искупавшись, Хюррем тщательно вытерлась полотенцем и облачилась в свою любимую ночную рубашку из бледно-голубого шелка, украшенную кружевами такого же цвета. По возвращению в комнату, славянка рассудила, что негоже ложиться спать не приведя прическу в надлежащий вид. Пускай, она больше не живёт в роскошных покоях султанского дворца, не красуется перед армией прислуги блистательными нарядами и не готовится к предстающему хальвету с падишахом; но это совсем не значит, что она не должна ухаживать за своей красотой. В конце концов, жизнь продолжается. Поэтому, не взирая на усталость, славянка устроилась напротив зеркала и принялась осторожно расчесывать волосы, распутывая мокрые пряди. Обычно эти ритмичные движения успокаивали её, снимали напряжение и приглушали головную боль, но на этот раз даже это не помогало привести в порядок мысли — слишком уж насыщенным и нервным выдался этот день. Не помешал бы массаж головы — но, к сожалению, сделать его было некому… Неожиданно перед внутренним взором Хюррем возник образ её спасителя, его сильные, крепкие руки, бережно сжимающие её хрупкие плечи, его пронзительные серо-голубые глаза с серебряным отливом. Закрыв глаза, женщина ощутила, как тугой узел в груди постепенно ослабевает, а тело охватывает приятная нега. Хюррем невольно улыбнулась, вспоминая, как теплые, немного шершавые пальцы незнакомца коснулись её руки. А если бы он… Нет!! Славянка заерзала на стуле и гневно взглянула на свое отражение в зеркале. Да как она смеет допускать подобные мысли? …коснулся её руки губами… Не бывать этому! Разве можно представлять такое с человеком, о котором она не знает ничего – даже имени? …обнял её за талию… «Приди уже в себя, Хюррем! —  мысленно отругала себя женщина. — «Ты так истосковалась по мужским объятиям, что готова вообразить невесть что! Какой позор!» Убедившись, что волосы высохли, Хюррем собралась уже было лечь в постель, но внезапно ощутила странную тревогу, словно за ней всё это время кто-то наблюдал. Резко обернувшись, женщина убедилась, что забеспокоилась неспроста — у самого входа мелькнул мужской силуэт. Охнув, она стиснула в руке гребень, словно собиралась использовать его в качестве оружия. О Всевышний, кто же посмел пробраться в её дом?? Десятки возможных объяснений вихрем пронеслись в голове, и одно мрачнее другого. Её сердце бешено колотилось, а лицо приняло пепельный оттенок. Незнакомец сделал пару шагов навстречу, открывая своё лицо. Славянка призвала на помощь все своё самообладание, чтобы удержаться от испуганного крика, ибо непрошеным поздним посетителем был её смертельный враг и по совместительству Великий Визирь — Ибрагим паша. Зять Османской Династии сделал шаг навстречу и застыл, наслаждаясь произведенным эффектом. — Ну здравствуй, Хюррем...