Time to say goodbye

Практически все плохие истории начинаются со слов «ничто не предвещало беды», и эта не стала исключением. Когда Энн Уиллер ранним утром приехала в цирк, чтобы подготовиться к утреннему выступлению, всё было как обычно. Девушка болтала с ДаблюДи, смеялась над его шутками и просто наслаждалась необычно тёплым для Лондона утром. Лето, в школе каникулы, значит, они непременно потянут родителей в цирк. Будет продано много билетов, выручкой можно будет набить карманы и Финеас, как и всегда, скажет какую-нибудь очень вдохновляющую речь. В такой ранний час в цирке никого не было, артисты не спроста называли Уиллеров ранними пташками, брат и сестра приходили чуть свет. Барнум хвалил их за рвение к работе и даже ставил в пример, растягивая губы в своей фирменной улыбке. Специально для Уиллеров он оставлял в тайнике запасные ключи, чтобы акробаты смогли зайти в цирк. Надо сказать, этим фактом Энн очень гордилась. Сам хозяин доверяет им, всё-таки, это немало значит. Девушка разминулась с ДаблюДи, он пошёл проверять животных, а Энн направилась в гримёрную. Сквозь многочисленные окна пробивался свет и Уиллер с трудом подавляла в себе желание пустится в пляс. Настроение у неё было прекрасное, даже несмотря на то, что сегодня ей придётся делать то же самое, что и вчера. Кого-то рутина может оттолкнуть, но девушку она совсем не страшила. Наоборот, так здорово было поймать определённый ритм жизни и следовать ему день за днём. Это была стабильность, которой Энн так не хватало все эти годы, и, что самое главное, безопасность. Только вот душевную безопасность ей никто не обещал. И глубочайшее потрясение ей пришлось испытать в день, который совершенно ни чем не отличался от всех предыдущих. Когда Энн увидела Филлипа, ей с самого начала показалось странным то, что молодой мужчина оказался здесь. Раньше девушка никогда не замечала, чтобы Карлайл приходил рано, а уж тем более, раньше Уиллеров. Да и потом, он был не из тех людей, которые вдруг захотят заночевать на полу коридора, ведущего в гримёрки. Мгновение спустя Энн словно пришла в себя, как будто вынырнула из-под толщи воды. В груди образовался странных холодный ком. Она прекрасно понимала, что люди так не лежат. В позе Филлипа было нечто неестественное, он очевидно не спал, а как будто весь вытянулся. Уиллер почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Девушка отвернулась, метнулась вперёд, потом возвратилась к мужчине, всё так же неподвижно лежащему на полу. — Филлип, Филлип! — звала она его, как будто он мог сейчас стряхнуть с себя оцепенение, сесть и улыбнуться. А после подняться и петь на арене, как он это делал всегда. Энн побрела за сцену, чтобы проверить канаты и крепежи. Девушка понимала, что, если сейчас не займёт чем-нибудь руки, то просто лишится чувств. Голова уже начинала кружится, глаза жгло, но заплакать почему-то не получалось. Движения её были отрывистыми, Уиллер сама не до конца понимала, что делает. Она просто механически перебирала канаты, вспоминая прошлый день, когда всё было хорошо. Сейчас так хотелось вернуться туда, хоть Энн и понимала, что это сделать невозможно, и такими мыслями только делала себе хуже, но, всё же, не могла не думать об этом. Она бросила взгляд на свои подрагивающие руки, и вдруг ощутила такую боль, словно все кости загорелись изнутри, и по венам прошёлся огонь. Энн широко раскрыла рот, с трудом вталкивая в себя воздух, а после с ещё большим ожесточением начала перебирать канаты. За этим делом её и застал ДаблюДи. — У животных всё тихо, — сообщил он. Как беззаботно звучал его голос, молодой человек ещё даже не догадывался, какой удар его ожидает. Предвидеть будущее он не мог, зато ясно видел настоящее. Его сестра выглядела такой потерянной, что у ДаблюДи сжалось сердце. — Что случилось? — участливо спросил он, подходя ближе к девушке и заботливо всматриваясь в её лицо. Энн не выдержала, всхлипнула и расплакалась. Она была не в силах вымолвить ни слова, только махнула рукой в сторону гримёрок, и отвернулась, чувствуя, как слёзы заливают щёки. Она услышала, как брат тихо ахнул, и расплакалась ещё горше. *** На ДаблюДи внезапная смерть Филлипа произвела очень сильное потрясение. Пусть он и недолюбливал Карлайла, но этот человек теперь был мёртв, и юноша чувствовал себя как никогда подавленным. Впрочем, обстановка в цирке тоже не способствовала поднятию настроения. Плакали все, а бедняга Чарльз расхаживал возле Филлипа, беззвучно шевеля губами. Он успокоился только тогда, когда тело перенесли в подсобное помещение и уложили на дубовую лавку. После этого лилипут ушёл на арену, сел на борт, свесив ноги, и просто уставился на песок и опилки, совершенно не реагируя на происходящее вокруг. Прошло около получаса, и всё это время циркачи не могли прийти в себя, чтобы послать за Барнумом. Никто не отваживался принести плохую весть хозяину цирка, ведь все прекрасно знали, что Финеас испытывал к покойному ныне Филлипу чувства, которые выходили далеко за рамки дружеских. Главным образом потому, что однажды застали мужчин в довольно неудобном положении. Неудобным для зрителей, разумеется, но никоим образом не для мужчин. Однако Финеас избавил труппу от донесения дурных вестей, сам появившись на пороге спустя сорок минут с того момента, как артисты обнаружили тело Карлайла. Барнум ослепительно улыбался, но ровно до того момента, как увидел заплаканные лица своих подчинённых. — Что-то стряслось? — удивлённо спросил он, ощущая подступающую панику. Ладно бы, кто-то один был не в настроении, но чтобы все артисты разом? Этот вопрос вызвал новый поток слёз. Энн, захлёбываясь, добрела до Финеаса и взяла его ладонь в свои дрожащие пальцы. Она вела его за собой, и остановилась возле подсобки. Позади столпились циркачи, подвывая от горя. Девушка отвернулась, не в силах переступить порог, а Барнум замер, потому что ноги его налились свинцовой тяжестью. *** Как он не упал в обморок? Как его сердце не разорвалось, и он не умер прямо там? Финеас так и не осознал, почему остался жив, откуда в нём взялась такая стойкость. Филлипа похоронили, Барнум стоял перед его могилой, бросил горсть земли и видел, как гроб исчез под слоем почвы. Терпел презрительные взгляды четы Карлайл, слышал их перешёптывания, а потом ушёл к своей труппе, которая дожидалась его, стоя в отдалении. Дождя не было, стояла ясная погода, солнце постепенно клонилось к закату. — Начало шоу в восемь часов, — напомнил Барнум, поправил сюртук и покинул кладбище. *** Спустя три дня Финеас понимает, почему не рыдал навзрыд всю эту страшную неделю. Организм просто вошёл в оцепенение, не дал сойти с ума. Всё это время Барнум совершал все действия совершенно механически, распускал труппу на несколько дней, потому как они не могли работать, запихивал в себя еду и пил, изо всех сил стараясь не скатиться в беспробудное пьянство. А вот теперь блок был пробит, это ощущалось словно прорыв плотины. Финеас по-звериному выл, судорожно хватал ртом воздух и молился, чтобы его сердце не выдержало, но оно продолжало работать. Трепыхалось, бешено гоняло кровь по венам, и продолжало работать. Мысли завертелись в голове с бешеной скоростью. Почему Барнум был таким невнимательным? Ведь незадолго до смерти Филлип выглядел больным, а вечером, перед роковым днём, был сам не свой. Прежде всегда радостный, он выглядел отчуждённо, всю дорогу домой просидел, смотря в окно кэба, а ведь раньше говорил без умолку. А на следующие утро Финеас вообще проснулся в одиночестве. Где искать Карлайла он знал, но был немного удивлён, что тот уехал в цирк без него. Как же Барнум не смог разглядеть, что с любимым человеком творится неладное? Почему не побеспокоился? Ответы на эти вопросы уже не имели никакого смысла. *** Прошло время. Финеас возобновил работу цирка, артисты потихоньку оправлялись от случившегося и начинали работать. Конечно, иногда после выступлений девушки пускали слезу, но уже не заливали при этом пол. Циркачи стали ещё сплочённее, потеря сблизила их. Рана затянулась, а когда становилось совсем невыносимо, они собирались в тесном кругу и вспоминали о Филлипе только хорошее. И пусть у Финеаса от таких разговоров слёзы наворачивались на глаза, он улыбался. Барнум знал, что наступит момент, когда вновь встретится с Филлипом.