***
На работе Татьяны не оказалось. В кабинете с утра пораньше трудился Семёныч. — Чем занимаешься? — Ножом, у меня нож не сходится. Подозреваемый утверждает, что бил этим ножом, а он не подходит. — Понятно, оправдываешь сознавшегося преступника. — Вов, вот ты чего сейчас сморозил? — Юридическую чушь. — Именно! Кислый почему? — Ксюха сцену ревности закатила. — К Таньке, что ли? — И как ты догадался? — Она Верке моей звонила, про Татьяну нашу расспрашивала. Так что тебе это уже контрольный в голову. Пусть ревнует, ей полезно. Женщины расцветают при ощущении наличия соперницы. — А Татьяна где? — На приём к врачу пошла, вчера отпрашивалась. Ты не знаешь её историю? — Нет, и не интересовался. Знаю, что решила рожать без мужа, так это дело её и её родителей, не находишь? — Согласен. Только как этого, Машкиного, вспомню, так всё думаю — а если моя так? Ведь Таня — девочка не легкомысленная. Она любила, понимаешь? Верила, ждала и надеялась. А что в итоге? — Надеюсь, что у твоей дочери всё будет иначе. — Не знаю. Доверится девочка, а он козлом окажется. Ладно, давай работать. Татьяна задержалась не сильно, всего на час. Прибежала, запыхавшись, с результатом УЗИ, сообщила, что мальчик у неё. И тут поступил вызов. Пришлось брать Татьяну и ехать. Семёныч от своего ножа всё никак оторваться не мог. На лавочке около жилого дома в новом микрорайоне был обнаружен труп женщины, предположительно двадцати трёх — двадцати четырёх лет. Признаков насильственной смерти при осмотре не было. От неё сильно пахло алкоголем, но в рот же ей никто не заливал. Тело отправили в бюро куда и сами тоже поехали. Вскрытие производили в присутствии следователя. От него узнали, что в квартиру девушка пришла по приглашению интернет-знакомого. Всего там было человек семь. Все видели друг друга впервые. Пили, занимались сексом, кто-то из присутствующих предложил ей наркотики. Она первый раз приняла, дозу не рассчитали, стало плохо, вышла на свежий воздух, где и скончалась. Её отсутствие никто не заметил. Пьяные были. Позже появился отец, который хватился, что дочь не ночевала дома, и позвонил в полицию. Девушке было всего шестнадцать. Он плакал, говорил, что растил её один, что мать её их бросила и ушла к другому. Что следил, воспитывал, а она вся в мать. Горько было. Татьяна всхлипывала, утирая нос салфеткой. А Володя думал. Нет, не в том дело, что человек рос в неполной семье. Вот и он рос без отца, но вырос же. И Оксана его, на попечении бабушки. А человек она положительный. Тут другой механизм. Многие по интернету знакомятся, и встречаются, и семьи создают. А некоторые вот так идут заведомо на «вписку» для удовлетворения каких-то непонятных потребностей. И знают, что добром не кончится, а всё равно идут. Так что ведёт их? Неполная семья, на которую принято списывать все беды общества, или индивидуальная никчёмность? На свои же вопросы он не ответил. Только не разговаривал ни с кем. Просто делал свою работу.Часть 9
7 февраля 2018 г. в 19:55
— Как там у вас Таня? — Оксана варила кофе.
— Таня? Да ничего, старается.
— Она тебе нравится?
— Да.
— Спасибо, что ответил честно. Что теперь будет, Вова?
— Не понял, в смысле — что теперь будет? Ты этот вопрос к чему задала?
— Что будет с нами? С детьми?
— Опять ничего не понял. Ксю, что с детьми? Вчера были здоровы. Сегодня спят ещё. Что ты дёргаешься?
— Ты правда не понял?
— Нет. Мать звонила?
— Вова, ты прикидываешься? Какая мать? Я задала вопрос про Таню. Ты говоришь о ней всё больше и больше. С улыбкой говоришь.
— И что? Мы работаем вместе. Она у меня учится. Хорошая девочка, жалко, что беременная.
— В смысле — жалко?
— Ну жалко, что молодая и всё не путём. Вот что жалко.
— Вова, а у нас путём?
— Ксю. Прекращай говорить загадками. Что у нас случилось?
— Таня у нас случилась. Теперь ты нас бросишь, уйдёшь к ней.
— Погоди, ты ревнуешь?
— Да, конечно, ревную! Вова, как мне не ревновать?
— Я же повода не давал. Или давал?
— А Таня?
— Ксю, ты за кого меня принимаешь? Вот насмешила-то. Надеюсь, к трупам у тебя ревность не возникала? Господи, Ксюша, ты ещё и плачешь?
Он подошёл и обнял её, прижал к себе. Кофе сбежал на плиту, а она рыдала ему в рубашку. Володя гладил её волосы, целовал в макушку.
— Ксю, ну перестань. Дурочка ты моя маленькая. Ну что ты, глупенькая. Куда я от вас, мы ж с тобой навсегда. Ксюш, ты устала, я понимаю. Ты о матери своей переживаешь. Я понимаю всё. Но что есть, того не вернёшь. Я не знаю, имеет ли тот погибший человек отношение к твоему отчиму, или это совпадение, но у него рыльце в пушку по-любому. Чем дальше они от нас, тем лучше. Хоть пусть совсем в своём Лондоне остаются. Ксю, не плачь.
— А ты нас не бросишь?
— Дурочка. Но, заметь, любимая.
— Любимая?
— А то!
— Мам, пап, а что так воняет? — босой Олежка притопал на кухню.
— Кофе сбежал, — ответил Володя. — Сын, а сын, ты мать не обижаешь?
— Нет, папа, ты что! — Олежка смешно округлил голубые глаза. — Вы тут целовались просто, а ты засмущался, что я увидел. Да? Так ты не смущайся, я только за кормом для Машки. И уйду, целуйтесь дальше.
Оксана потрепала сына по голове.
— Вов, а кошка в лоток ходит и обрастать начала. Кажется, она длинношёрстной будет. А носится по дому,— жуть, чуть бабулю с ног не сбила.
— Что обрастать начала, я видел, симпатичная.
— Да ну, страшная, как из ада. И цвета яркие такие.
— К ней тоже ревнуешь?
— А если?
— Всё, Ксю, я пошёл. Не дури, ладно?
— Рубашку смени, я эту заплакала.
— Пойду в заплаканной, она приятней с твоими слезами. Как кусочек тебя с собой возьму. И да, на выходные планируй выезд за город. Кошку с собой, так что ей надо корзинку купить.