Дорога, ведущая вдаль

       Через неделю в бюро заглянул следователь. Пришёл не рано, во второй половине дня, прямо к концу работы.       — Спирт не дам, — сходу заявил Семёныч.       — А я и не прошу. Я к вам ребята, как к людям, а ты сразу «спирт не дам». Не давай!       — Принесло что? Будешь опять мне мозг выносить, да? Не тот нож, я сказал, и на том стоять буду, так что убивал не он. Прессанули парня, он маму родную со страху продал. А я говорю — не он. И в суде скажу, и докажу. Убивали обычным ножом, дешёвым, с гнущимся лезвием, а ты принёс с дорогим, качественным. Да, форма одна, а раневой канал отличается. И ручка тоже другая.       — Ты мне про ручку не пой, как ты ручку определить можешь?       — Просто: она либо лежит в руке, либо нет. А оттого удар разный. Что пришёл-то?       — Да я тут на одном приёме был. С шефом. На семинаре, с вечерним банкетом.       — И?       — Ребята, помните дело с криминальными абортами? Серия где! Несовершеннолетние девочки там фигурировали? Ну, не могли забыть, в Черёмушкинском районе.       — А! Конечно, помним. В речке трупы замороженные. И Огурцов убиенный.       — Ну да. Так мы ж тогда не взяли никого. Помните?       — Да всё мы помним, косяк был ваш, мы свою работу сделали на совесть.       — Конечно, вы всегда работу на совесть делаете.       — Не начинай про нож.       — Я про ресторан! Семёныч, не сверби. Так вот, мы с шефом были в ресторане. Там всё высшее начальство — и наше, и органов тоже. Ну, я смотрю, входит генерал Котов с супругой. А супруга — та самая разжалованная медсестра. Ну, ей-богу она. Только вся из себя дама. Я как увидел, так офигел. У шефа спрашиваю, как давно женат Котов. Отвечает — года два, два с половиной. Дочке полгода. Я понимаю, что она это. А как узнать точнее? Подхожу, на вальс приглашаю. Она не отказывает, с разрешения генерала идёт. Танцуем, вот я ей: «Вы меня не узнаёте?» А она глазки хитрые сделала и отвечает: «Первый раз вижу, но ведёте в танце вы хорошо». Ребята, у неё имя другое. И наверняка история жизни переписанная. Узнала она меня, как пить дать. Неужели генерал в курсе?       — Нет, не думаю. Он чекист опытный, он бы ради бабы не стал так светиться. Скорее всего, она ему уже с другими документами досталась, чистенькая, без приводов и судимостей, — рассуждал Семёныч.       — Сколько таких на свете? — печально произнёс Юра.       — Которых не посадишь? Много. Хорошо, что их в принципе не очень много. Всё-таки порядочных людей поболе будет. Ты мне, Юра, можешь про одного товарища узнать?       — Могу. Но только привлекался или нет.       — Да не привлекался, он не преступник, он другой нехороший человек.       — Напиши фамилию.       — Забудь.       — Ну, как хочешь.       Юра рассмеялся и вышел.       — Семёныч, ты, что ли, Машкиного кавалера проверять решил? — удивился Володя.       — Да, я бы его не только на законопослушность проверил, но и на многое другое. Видеть его не могу!       — А Вера?       — Вера считает, что он интересный и умный. Он ей комплименты отвешивает, конфеты приносит. Я говорю: «Куда тебе сладкое? Оно же всё в талии откладывается». А она обижается на родного мужа. Я их уберечь хочу, девочек моих, от непоправимой ошибки, а они мне этого козла в пример ставят. Ты понимаешь, Вова, он хороший, а я, который их любит всю жизнь, поит, кормит и так далее — плохой! Они меня реального с ним иллюзорным сравнивают. И он выигрывает. Они за внешним сиянием его черноты не видят. И за что мне беда такая?       — Друг, а ведь ты ревнуешь, — с улыбкой произнёс Володя.       — Ревную, но не в этом дело. Я не знаю, как тебе объяснить, он как будто играет ими. Будто спектакль по ролям. У него всё предусмотрено.       — Паранойя у тебя, мой милый.       — Нет, отец моего ребёнка был такой же, — вдруг сказала Таня.       — А кто отец твоего ребёнка?       — Извините, Владимир Семёнович, я не могу сказать. Мы расстались. Зачем я на него наговаривать стану.       — Сказала «А», говори «В».       — Извините. Но нет.       — Ты вот мне скажи, он о беременности твоей знает?       — Знает. Знаете, что он мне посоветовал?       — Что?       — Как залетела, так и выкручивайся.       — Тот ещё козёл.       — Да нет. Я по большому счёту сама виновата. Я себя же считала исключительной. Понимаете, думала — я настолько особенная, что там, где другим не обломилось, мне обломится. Полагала, что именно меня он любить будет. Вот — поумнела, — она руками показала на уже заметный живот.       — Не, ну, Вова, скажи мне, как можно: трахать всё, что движется, и никакой ответственности?!       — Молодость. Может, сидит там у него в запаснике та, которую он любит, только жениться ещё не готов, вот и пользуется тем, что плохо лежит.       — Это ты про кого сейчас сказал? — Семёныч прищурился и очень недоброжелательно поглядел на Володю.       — А я без конкретики, — с улыбкой ответил тот.       — Понял, не дурак. Только знаешь, Вова, смотрю я сейчас на Таню, на Машку, дочку свою. И понимаю, что сам был далеко не «супер» когда-то. Осознание грехов грехи искупает, интересно?       — Семёныч, я атеист, и чту уголовное право. То есть признаю грехи, за которые полагается наказание. Всё, я домой, у меня семья и мероприятие с пацанами, мы сегодня змея воздушного запускаем. До завтра!        Семёныч наблюдал, как Таня проводила Володю взглядом. И как только за тем закрылась дверь, обратился к ней.       — Я поговорить с тобой хотел, по поводу Вовы.       — Не надо. Владимир Семёнович, я своё место знаю. Я битая. А за одного битого трёх не битых дают. Я работать сюда пришла. Понимаете, работать. Да, я попала в мужской коллектив. Может быть, вы меня ещё не поняли, но я не на охоте, а на работе. Моя цель — стать профи в своём деле. Любимом деле, заметьте! Владимир Александрович — прекрасный учитель, так я учусь. И если я в силу некоторых своих гендерных особенностей вижу в нём интересного мужчину, так это именно в силу этих особенностей. Я его уважаю, точно так же, как и вас, а потому профилактическая беседа неуместна.       — Вот ты какая? Взрослого дядьку, начальника своего, на место поставила. Ну что ж — тебе плюс. Как ты работать собираешься после родов?       — Мама поможет. Обещала. Так что в декрет вы меня не отправите. Придётся терпеть.       — Так мы и роды принять можем, Вова — точно, он сколько лет на «скорой» отпахал в элитной бригаде реаниматологов.       — А как сюда попал?       — После травмы.       — Серьёзной?       — Достаточно серьёзной. Но углубляться в этот вопрос не буду. Так что, если ты тут рожать надумаешь, мы посильную помощь окажем. Поехали, до дома тебя подвезу.