Два слова о скверных историях

— Ты! — зашипел я, стоило нам немного отойти от переполненной народом галереи, хотя и тут зрителей было предостаточно; но мне сейчас это было совершенно безразлично. Я зло выдохнул и ткнул Лжерубена пальцем в грудь, чуть повыше болтавшегося на серебряной цепи герцогского ордена. — Ты. Мне. Врал! — Дик… — Рубен, то есть, прошу прощения, герцог Алва, скосил глаза на собиравшуюся вокруг нас публику. А плевать! Пусть смотрят и знают, что за лживая гадина скрывается под личиной их ненаглядного Первого маршала. — Давай не сейчас… — теперь он был совсем не таким, каким я его знал, но без сомнения, это был мой Рубен, насмешливый, уверенный в себе и бесконечно красивый. И глядя на него, я одновременно разрывался от потребности ударить его и желания коснуться рукой блестящих, ухоженных чёрных волос, мало похожих на те мешавшие ему патлы, которые когда-то Аррохадо, умывшись в лесном ручье, собрал в толстую косу. — А в чём, собственно, дело? — фыркнул я, шалея от растекающейся внутри меня радости. Нашёл! Я нашёл его, эту тварь синеглазую, и теперь мне не придётся бороздить все армии проклятого Талига, включая оба флота, чтобы отыскать в них Рубена Аррохадо. Человека, позабыть которого я оказался не в силах даже спустя полгода. И о котором не смог найти ни клочка информации за то время, что торчал в Лаик. Ни слова, ни единого упоминания… А ведь пришлось перерыть все хроники прошедших за последнее десятилетия войн. Не было такого человека — и всё тут. А он, оказывается, вон где — шатается по будуарам королевы и шлифует дворцовый паркет. Подонок! Лжец! Мерзавец! Тварь… любимая! — Я тебе всё объясню, но позже, когда доберёмся до дома, — синие глаза смеялись, весенний ветерок играл роскошным пером его шляпы; в его губы хотелось впиться поцелуем. Прямо здесь. Под недоуменными и полными нескромного любопытства взглядами открывших рты вельмож. Они и так стали свидетелями весьма странной картины: молодой, только что принятый в оруженосцы Окделл прилюдно отчитывал своего новоиспечённого эра, да не кого-то там, а самого Кэналлийского Ворона. И невероятнее всего — последний выглядел виновато, не пытаясь положить конец этому беспределу. Алва оторвал от меня взгляд и махнул кому-то из своей свиты: — Андреас, пусть подадут коней, моего и герцога Окделла… Надо ли говорить о том, что через минуту кони были поданы и готовы к отбытию? Взбираясь на старину Баловника, я лишь мельком смог увидеть искажённое радостным непониманием лицо господина Штанцлера, стоявшего в сторонке и тоже жадно наблюдавшего интересную сцену. Ну ещё бы, он столько красноречия потратил на то, чтобы я наконец проникся его ненавистью и страхом к страшному и коварному Ворону. Наверное, старый дурак подумал, что я, с места в карьер, решил разобраться с убийцей отца. Кстати… Я покосился на Рубена, легко вскочившего в седло своего страшного, чёрного как смерть мориска, мельком отмечая: нога кэналлийца теперь была в полном порядке… Так о чём это я? Ах, да. Отец. Мой синеглазый негодяй действительно знал отца лично, присутствовал при его кончине и в самом деле воевал под знамёнами Алвы — чистая правда, каждое слово. Комар носа не подточит. И всё же… Я злился. Я был счастлив. Я больше не хотел в Торку. Всё, что мне нужно было для счастья, находилось здесь и сейчас. Хотя с этим чем-то требовалось ещё разбираться. Я сердито пришпорил Баловника, в два прыжка уничтожая положенную приличному оруженосцу дистанцию. — Почему именно Рубен? — спросил я, поравнявшись со своим эром, тем самым давая ему понять, что он имеет все шансы получить моё прощение. — Всё расскажу дома, — улыбнулся Алва, не оборачиваясь в мою сторону. — И да, я тоже соскучился по тебе. — Пф… — я позволил себе широко улыбнуться только в мыслях. Дома… Когда перед нами распахнулись красивые кованые ворота, украшенные изображениями летящих воронов, навстречу вернувшемуся хозяину вышел ещё один хорошо знакомый мне персонаж. — Дор Рикардо, рад вас видеть! — со сдержанной улыбкой, которая меня так бесила всю дорогу до Надора, на нас смотрел Хуан Суавес. Не сказать, что я мог ответить ему взаимностью, но всё же криво улыбнулся, мол, и вам не хворать. Вскоре, решив все вопросы моего размещения в усадьбе, Рубен, ухватив мою руку, буквально затащил меня в комнату, очень похожую на рабочий кабинет; а потом заботливо усадил в одно из кресел, обитое дорогим синим сафьяном. Я сидел молча, разглядывая весело потрескивающий за изящной кованой решёткой камин, оскалившиеся кабаньи головы, резного дерева панели, мебель нарочно неторопливо, угловым зрением замечая, что Алва-Аррохадо, изящно опустившись в кресло напротив, всё это время не сводил с меня глаз. Первая ярость давно улеглась, и теперь внутри моего существа горячей карамелью растекалось сладкое предвкушение. Что бы там ни случилось дальше, моя синеглазая невозможная тварь будет привязана ко мне на последующих три года. Подумай только, Ричард, три года Рубен-Рокэ-Аррохадо-Алва будет полностью в твоём распоряжении! И никакого больше пугающего Агариса, никакой вынужденной отправки в Надор. Хотелось счастливо ржать в полный голос или хотя бы подмигнуть висящим на стене гербовым животным — радуйтесь за своего бестолкового герцога, свинки! Ещё утром, выезжая за ворота Лаик, я даже предположить не мог, что спустя несколько часов буду умирать от навалившегося на меня счастья. Рубен… Он сидел, закинув ногу на ногу, и ждал, легонько постукивая пальцами по лакированному дереву. Когда же кэналлийское терпение иссякло, Алва поднялся и подошёл к моему креслу, опустившись на подлокотник. — Рикардо, твои волосы… Кошки бы драли этих дураков из Лаик! — выругался он, зарываясь пальцами в мои короткие и растрёпанные пряди, оживляя в моей памяти сцену нашего прощания. — Они были так хороши прежде. — Отрастут, — пожал я плечами, не готовый признаться ему в том, что лично обкорнал волосы ещё в Надоре, чтобы не касаться их случайно, не вспоминать… — Так почему Рубен? —  повторил я свой вопрос, хотя, не могу сказать, что он меня так уж сильно волновал. — Под этим именем я скрывался в юности, сбежав от отца в море, — тихо произнёс он, склонившись прямо ко мне, почти касаясь губами моей головы, — помнишь, я говорил тебе про «Камористу»? Я кивнул. — Никто в здравом уме не взял бы в команду младшего сына соберано. А мне до ужаса хотелось геройствовать. — И тогда ты соврал, прикрывшись чужим именем, — догадался я, пряча улыбку, — значит, я не единственный, кого ты обманул? — На секунду представь свою реакцию, там в овраге, если бы я назвался своим настоящим именем, — мягко произнёс Рокэ Алва… И он, разрубленный змей, был совершенно прав. Услышав его настоящее имя, мне тогда вряд ли захотелось бы помогать убийце отца и врагу Надора. Что ж, допустим… И всё же я нагло хмыкнул, продолжая выпендриваться: — Ну а потом? — Потом как-то случай не представлялся всё рассказать, тем более, очень скоро мне стало не всё равно. Ты удивил меня, Ричард, а моё удивление дорогого стоит. Такая выносливость и стойкость, совершенно потрясающее упрямство. Я не ожидал подобного отношения герцога Надора к человеку более низкого происхождения. Насколько мне помнится, твой батюшка был довольно заносчив. — А тот поцелуй? — К тому времени мне уже хотелось. — Но ты сказал… Он рассмеялся, не позволяя мне закончить, а потом со значением повторил ещё раз: — Мне хотелось. А когда дело дошло до бани… Там у меня окончательно снесло крышу, тем более, что интуиция подсказывала — всё взаимно. Слышать это было настолько приятно, что я не выдержал и прижался к нему всем, чем только позволяли обстоятельства, выдохнул, закрыл глаза… Он был прав и в этом — всё было взаимно с самого начала, только я тогда не подозревал о его заинтересованности. — А сейчас? — только и смог выдавить из себя я. — А сейчас мы дома, нас не преследуют пусть бесталанные, но всё-таки наёмные убийцы, мы не плутаем в полном нечистой силы лесу — и ничто не может помешать нам с тобой получить давно заслуженное, — мурлыкнул он, прежде чем поцеловать мою шею. — Посреди дня? — из последних сил выпендриваясь, вякнул я. — Помнится, было время, когда ты готов был отдаться мне утром, развалившись практически на дороге, — усмехнулся Рубен, сползая с подлокотника и опускаясь на роскошную шкуру какого-то чёрного зверя. — Иди ко мне, и будь уверен, здесь нам с тобой никто не помешает. И разумеется, я пошёл… Как же иначе? Я готов был идти за ним хоть на край нашего проклятого мира, ввязаться в самую скверную историю, какую можно только придумать, без оглядки последовать за своим Рубеном хоть в пасть Лабиринта, хоть в Закат. Однако сейчас от меня ничего такого не требовалось. Я послушно сполз к нему на пол, с удовольствием вытягиваясь перед камином, и позволил ему всё то, о чём, как выяснилось, давно мечтали мы оба.