Лорд Дара

      Джон сидел на Железном Троне и думал, что Эдрик неплохой король, но его нежелание заниматься скучными делами скоро заставит десницу сидеть на троне чаще, чем король. С того дня, когда не стало Станниса Баратеона, его венценосный племянник взвалил на Джона всю тяжесть обязанностей десницы.       Королю нравилось заниматься вопросами войны и мира, вести переговоры с послами, но принимать просителей и судить, считать медяки…его милость Эдрик из дома Баратеонов поручал это деснице. Непонятно, как Станнис со всем справлялся эти годы, если ему уже сейчас хочется волком взвыть.       Скоро Герион вступит в права лорда Утеса, однако Хранителем Запада являлся Джон. С его смертью и этот титул перейдёт к его первенцу. Джон, принужденный сидеть в столице, последний раз был в Западных землях пару лет назад, когда король изволил посетить Ланниспорт.       Покойный десница лежал в Великой Септе в парадных доспехах, а семь септонов и семьдесят семь септ отпевали его. Если вспомнить, что Станнис презирал всех богов, а Семерых в особенности, то его похороны в главной септе Вестероса необычны сами по себе.       Однако, наследница Станниса, Ширен, была очень набожна и для неё похороны отца своеобразная попытка прикрыть тот факт, что Святая Вера для лорда Штормового Предела была не важнее бреда Пестряка. Верховный Септон, при всей своей беззубости, наверняка считал Станниса безбожником.       Станнис мало кого любил, но свою дочь он любил однозначно. Правда, Ширен в детстве редко видела отца, да и позже Станнис чаще беседовал с племянником и членами Малого Совета, чем со своей наследницей. Эдрик, впрочем, боготворил короля Роберта, хотя видел его куда реже.       На похоронах Ширен выглядела убитой горем, но вероятно ещё в Великой Септе многие задумывались о судьбе Штормовых Земель. Вероятно, не сумей покойный мейстер Крессен излечить её от серой хвори, у неё не было бы недостатка в женихах. Но у Ширен был муж.       «Воистину, сир Эдмунд Блэквуд тот человек, который может стать надежным защитником Штормового Предела. Мужа дочери подыскал сам Станнис, возможно, он подозревал, что больше детей у него не будет, и искал того, кто мог бы стать хорошим мужем для Ширен. Но у них только дочь.»       «Его Святейшество отпевал Станниса в Великой Септе и делал это безропотно. Времена, когда Святая Вера рисковала грозить королям, миновали. Нынешний её глава походил на флюгер или на ветхое чучело, по недоразумению одетое в облачение Верховного Септона.»       Станниса и не должно было быть на той охоте, где короля едва не убил огромный вепрь, но тогда Станнис решил найти Эдрика и переговорить по вопросу, не терпящему отлагательств. Станнис отвлёк вепря на себя и убил его своим мечом. Однако кабан успел сильно изранить десницу.       Эдрику Станнис и указал Джона, как того, кто мог бы его заменить на посту. Лучшего из худших, как едко выразился умирающий лорд. К несчастью, Эдрик разделял мнение дяди и Джон стал вторым человеком в Вестеросе, человеком, на которого король мог сбросить большую часть своих проблем.       Король вручил Джону знак его должности, длинную цепь из сцепленных золотых рук. Почему Эдрику пришелся не по вкусу знак в виде руки, который можно было приколоть к дублету, одним богам известно. Джону выбор короля не понравился, казалось, что его самого посадили на золотую цепь.       «Так и есть, ты волк на цепи, прикованной к Железному Трону. Десница во всем, кроме имени, король, но хоть он на троне и сидит, корона ему не положена. Ему положена цепь, пусть и золотая.»       Невольно вспоминалась судьба младшего брата Мирцеллы, Томмена, волей короля Роберта отправленного в Белую Гавань, учиться на септона. В будущем он мог бы высоко подняться в Святой Вере, так Джону говорили, но Томмен не этого ждал от своего служения Семерым после обучения в Снежной Септе.       Брат Мирцеллы тяготился своим происхождением и прошлым, он отбросил даже память о родичах. Себя он считал великим грешником по самому факту рождения в грехе и лишь великие деяния во славу Семерым он считал достойным оправданием его бытия.       Томмен воспринял решение Роберта как излишне мягкое. Он стал септоном, возможно, слишком фанатичным. Долго он пытался убедить Верховного Септона и Праведных, что он может обратить к Семерым дотракийцев.       В итоге Томмена отправили миссионером на Летние острова. Верховный Септон объявил, что Томмен стяжает великую славу, обратив Джалабхара Ксо и его народ от поклонения гнусным идолам к свету истинной веры. Во всяком случае, это выглядело более реальным, чем обращение дотракийцев к Семерым.       Вероятно, так сбылась мечта Томмена, который считал отправку на край света к одетым в перья лучникам Летних островов шагом к спасению душ несчастных южных безбожников. Тот факт, что септона за излишний фанатизм может там ждать венец мученика не пугал, а радовал Томмена.       Септон Томмен превратился в подобие короля Бейлора, ни малейшего желания общаться с сестрой и племянниками он за все эти годы не проявлял. Джон лишь однажды говорил с ним, перед отплытием того на Летние острова. Пусть септон и говорил учтиво, но его выдавали глаза.       «Глаза полубезумного босоногого аскета, носящего власяницу и морящего себя постом. То, что он плод кровосмешения не мешало ему быть фанатиком, как не мешало и самому Бейлору. Боги сжалились над Вестеросом, дав ему септона Томмена и не дав ему ещё одного Бейлора на троне. Бедные летнийцы!»       Джалабхар Ксо, благодаря военной помощи Эдрика, вернувший свой трон, не возражал против отправки в Долину Алых Цветов септонов-проповедников, хотя в его письмах было дано понять, что сам принц не верит в их успех. Однако, в такой малости летнийский принц отказывать не стал.       Армии из вестеросских искателей удачи, прибывших на Джалу, крупнейший остров архипелага, хватило не только для отвоевывания Долины Алых Цветов, но и Долины Сладкого Лотоса. Теперь в руки принца Джалабхара Ксо попала и Золотая Голова, а с этим владением он стал принцем всего острова Джала.       Но у летнийцев древние традиции и множество богов, попытайся Ксо открыто обратить своих подданных в Святую Веру, он мог бы даже не успеть бежать с острова. Так что принц объявил, что не станет мешать септонам и не будет преследовать новообращённых, но не более. Это устроило всех.       Томмен, вероятно, мог надеяться если не обрести славу человека, заставившего летнийцев отринуть богов их предков и обратиться к Семерым, то стать мучеником, погибшим за веру. Неизвестно, какая перспектива больше манила помешанного на Семерых сына Цареубийцы.       Джалабхар Ксо, мечтающий со временем стать правителем всех Летних островов, не рискнул отказать, потому что вместе с септонами плыли новые наемники и добровольцы, которых принц планировал использовать в войне за Докуу и Остров Ящера. Эдрик мог запретить их отправку.       Но отбывавший за Летнее море фанатичный проповедник самому Джону доставил немного проблем. Мирцелла была вне себя от ярости, когда при прощании Томмен заявил, что она сосуд скверны и мерзости, пожурив ещё за то, что она предпочла брак с Джоном возможности замаливать грехи, став септой.       Мирцелла в гневе была готова устроить будущему спасителю душ летнийцев мученическую смерть прямо в Королевской Гавани, но Джон сумел удержать ее от убийства родича. Тем более, Томмен сложил руки на груди и явно не собирался оказывать сопротивление.       Томмен и сам не понял, что оскорбил сестру, хотя когда Томмен посоветовал Мирцелле после смерти Джона стать Молчаливой Сестрой… Джон едва сдержался от того, чтобы выкинуть одетого в рясу Томмена в грязные воды Черноводной. Лишь пожелал ему приятной беседы с жрецами летнийцев.       «Томмен не понял юмора и важно заявил, что переубедит бедных заблудших служителей ложных богов в истинности Святой Веры.»       Как позже узнал Джон, Джалабхар Ксо предложил начать проповеди на острове Ксон, условно контролируемом войсками принца. Вернее, в качестве его войск туда отправился Томмен и толпа фанатиков, которых он прихватил для помощи в несении света истины в сердца летнийцев.       Вместе с ними был отряд рыцарей и сержантов, которым Ксо пообещал земли на острове. Однако принц умолчал, что отвоевать землю придётся им самим. Джон ещё не знал, чем закончилась эта экспедиция, но подозревал, что Мирцелла ещё слишком сердита на Томмена, чтобы посочувствовать ему.       «Хотя, у человека сбылась мечта всей его жизни, зачем сочувствовать?»       Джон вспоминал события прошедшего дня, когда понял, что начинает клевать над документами, которые собирался изучить. Это были как отчёты и письма, так и пергаменты из архива Станниса. Просматривал Джон и книги мастера над монетой,       Малый Совет ему достался от Станниса. Один мастер над шептунами, Акселл Флорент, чего стоил. Он подозревал всех и каждого, кроме короля, а самого Джона считал недостойным выбором в качестве десницы. Но своё дело сир Акселл знал отлично, за это его и держали на таком посту.       «Впрочем, какой нормальный мастер над шептунами может внушать что-то кроме смеси страха, презрения и отвращения?»       Мастером над кораблями был дядя лорда Дрифтмарка Ауран Уотерс, недавно ставший Аураном Веларионом. После женитьбы на леди Эрмесандре Хейфорд Ауран придумал себе новый герб, совместив там цвета Веларионов и Хейфордов.       Опытный моряк и ветеран нескольких сражений с пиратами на Ступенях, лорд Ауран сам походил на пирата и манерами и поведением. Впрочем, кроме экстравагантной манеры одеваться, подходящей скорее лиссинейскому корсару, Джон считал его почти идеальным выбором.       «Пока он не вздумает увезти флот пиратствовать на Степенях, я и слово против него не скажу, пусть он хоть решит, что пора побыть тирошийцем и выкрасит волосы в синий цвет. Королевский Флот силён, как никогда, а пираты не рискуют приближаться к берегам королевства. Даже лорды Трёх Сестёр присмирели.»       Мастером над монетой был сир Хамфри Хайтауэр, человек пусть и способный, но порой слишком резкий в речах. Кроме того, Ауран умел вывести сира Хамфри из себя казалось бы невинной шуткой или требованием выделить на флот деньги.       Это раздражало сира Хамфри, он был готов воевать за каждый медяк и неохотно соглашался на крупные траты. Известие о королевском турнире ввергало его в такое уныние, словно платить придётся самому сиру Хамфри. Джон сначала думал, что сир Хамфри приворовывает, но это оказалось не так.       Мастером над законами стал сир Эндрю Эстермонт, наследник Ломаса Эстермонта, получившего после подавления мятежа Тайвина Ланнистера замок Кастамере. Это был человек Станниса, ранее служивший у него сквайром. Некоторое время сир Эндрю был кастеляном Драконьего Камня, а теперь получил бывшее место Джона в Малом Совете.       Лордом-командующим Королевской Гвардии тоже был штормовой рыцарь, сир Бейлон Сванн. Этот воин был искусен в бое на копьях, мечах и булавах, но особо прославился меткой стрельбой из лука. Как и все Сванны, он был умен и осмотрителен на советах, но другого такого бойца надо было поискать.       Джон подозревал, что большая часть Малого Совета считает, что могли бы справиться с обязанностями десницы куда лучше. Но прямо это говорить никто ему не станет, дураков среди них не было. Если ему и будут мешать, то не в открытую.       Мастером над оружием в Красном Замке служил сир Микель Редфорт. Этот рыцарь из Долины был умелым фехтовальщиком и приходился зятем Бронзовому Джону. Годы шли, стараниями Бронзового Джона Зяблик окреп и умирать не собирался. А одна из дочерей лорда Рунстоуна стала женой Роберта.       Несмотря на то, что Редфорты были влиятельным домом, Микель, четвертый сын своего отца, не собирался жить в тени отца и братьев.Сир Микель прославился успешными боями с горцами Лунных Гор, но желанный пост Рыцаря Ворот достался не ему.       Сир Микель в итоге чаще проводил время на турнирах, сумев попасть в число придворных рыцарей, а после того, как он отличился в сражении с «Эйгоном», Эдрик обратил на него внимание, и тот стал выполнять его поручения, пока в не получил должность мастера над оружием Красного Замка.       Сир Микель был достаточно самолюбив, но был умен, обходителен и искусен в обращении с оружием, так что обязанности подготовки воинов и обучении принцев и детей придворных владению оружием он выполнял успешно.       За сиром Микелем, правда, тянулся след неприятной истории, связанной с девушкой-бастардом из Лунных Врат, которую он совратил, пообещав жениться. Джон, в отличие от многих, знал об этом. Именно это заставляло его со скепсисом относиться к «блестящей» репутации сира Микеля.       Ауран Веларион, подтрунивая над излишне пафосной и напыщеной манерой говорить сира Микеля, прозвал его «Рыцарем,крепким, как камень.» Учитывая, что Стоуном именовали бастардов Долины, Джон подозревал, что язвительный мастер над кораблями тоже в курсе прошлого сира Микеля.       Верховный Мейстер Гормон, впрочем, был куда более неприятным человеком. Сместить его Джон не мог, а Конклав или не мог или не хотел смещать его. Гормон был урожденным Тиррелом, ему бы не светила такая высокая должность.       Но наследник лорда Алестера, нынешний Хранитель Юга Алекин Флорент был женат на Маргери Тиррел. После поражения Ренли титулы Тиррелов были отняты и переданы Флорентам. Сир Алекин, сам неоднократно сватавшийся к Маргери, пригрозил отцу одеть чёрное если он не разрешит его брак с ней.       Флоренты окрепли, и Конклав решил назначить родича жены Хранителя Юга Великим Мейстером. Гормон воспринял это почти как унижение, считая себя великим учёным, не нуждающимся в такой помощи. Тем более, от Флорентов, всегда смотревших на Тиррелов как на наглых безродных выскочек.       Ворчливый и недоверчивый, Гормон мог вывезти из себя Джона.Станниса Гормон боялся, но пост свой он получил уже после его смерти. Акселл Флорент, возмущенный самим фактом такого назначения, грозил в разговоре с Джоном найти сведения о измене Великого Мейстера и участии его в заговоре против короля.       Заговор казался Джону бредом самого Флорента, но возможно, он неправ. Если у «Эйгона» остался ребёнок, то это действительная угроза. Блэкфайры стали в своё время грозной угрозой трону, вновь и вновь лорды, рыцари и простолюдины присягали мятежникам. И ждущие реванша Тиррелы…       Джон зевнул. Похоже, он слишком засиделся за бумагами. Свеча догорела почти полностью, а он еле сдерживает сон. В очередной раз зевнув, Джон отложил отчёт Аурана о строительстве новых кораблей и оснащении их метающими дикий огонь устройствами. Цифры и буквы начали расплываться в глазах…       Двери в покои охраняли молодые гвардеейцы в серо-красных плащах, заколотых серебряными застежками в виде кулака.Какие-то дальние родичи Артоса Флинта, мечтающие однажды стать великими воинами.       При виде десницы гвардейцы вытянулись и приняли вид невероятно бравый и бдительный. Джон, правда, был уверен, что до этого маящиеся от скуки гвардейцы пытались разобрать слова песни, которую пел на смутно знакомом языке мелодичный женский голос под аккомпонемент высокой арфы и флейты.       Мирцелла возлежала на подушках, босая, с распущенными золотыми волосами, в изумрудно-зеленых с золотом шелках. Иногда она любила одеваться в зеленое, под цвет её глаз. Рядом с кроватью на небольшой скамеечке сидела певица с арфой, исполнявшая песню. Язык походил на валирийский.       Поодаль разместилась флейтистка. Похоже, скучавшая леди Утеса опять слушала валирийские песни, которые самого Джона вгоняли в несвойственную ему меланхолию и даже почти противоестественное желание начать бренчать на арфе самому и слагать баллады.       Бетани Быстрые Пальцы была любимицей его жены, но самого Джона ее пение заставляло зевать и мечтать о мгновении, когда пение под аккомпонемент арфы с серебряными струнами прекратится. Мирцелла была очень расстроена, но не перечила. Самому Джону нравились песни пободрее.       Однажды Бетани попыталась подольститься к мужу своей покровительницы, исполнив песню о битве при Белом Шиповнике, но Джона раздражала сама песня и описание поединка с самозванцем, слишком похожим на бой короля Роберта с принцем Рейгаром. И слушать песнь о самом себе…       При виде десницы Бетани и флейтиста встали и поклонились. Повинуясь небрежному жесту Мирцеллы, они вышли из комнаты. Флейтиста, как понял Джон, была племянницей и ученицей Бетани, правда, их сходство делало их похожими на сестер, старшую и младшую. Разница в возрасте была невелика.       -Эдрик свалил на тебя так много дел, что ты едва не забыл, что должен порой спать или ты снова сам решил перепроверить бумаги членов Малого Совета? — дочь Серсеи смотрела на него своими насмешливыми изумрудно-зелеными глазами, так, словно он занимался ерундой вроде игры в кости.       — Последнее, — ответил Джон. Он присел на край кровати и спросил: «Песня была на высоком валирийском, я угадал?»       — Да, — Мирцелла отпила вина из золотого кубка. Джон только сейчас заметил кувшин. — Это была «Пляска Драконов», ты пришёл как раз тогда, когда Бетани пела последний куплет…       Джон покаянно развел руками, но Мирцелла со странной улыбкой прошептала: «Это не важно. Но если бы ты пел мне эту песню…»       — Я едва могу читать на валирийском, — признался Джон. — Арья знает этот язык куда лучше, чем я. А меч мне привычнее арфы…       Мирцелла с притворным отчаяньем воздела свободную от кубка руку и возвела очи горе: «Мой милый Джон, ты так и остался грубым северянином, не способным оценить прекрасное. Надеюсь, десница из тебя куда лучше, чем ценитель музыки. Десница — это почти король…»       — А ты почти королева, — улыбнулся Джон, целуя её. Мирцелла отстранилась и, глядя ему в глаза, протянула кубок, который стоял рядом с кувшином. Вино было непохожим на борское или дорнийское, да и на летнийское тоже.       — Выпей сначала, милорд почти король, — сурово сказала Мирцелла, но ее изумрудные глаза смеялись.       — Что это? — с подозрением спросил Джон, принимая кубок.       — По большей части, вино с пряностями, — сказала Мирцелла с невинным видом. — Не бойся, вздумай я тебя отравить, то действовала бы умнее. Считай, это лекарство от усталости.       — Зачем тебе меня травить…может, чтобы избавиться от надоевшего мужа и завести любовника…       Она задорно тряхнула золотыми локонами и рассмеялась: «Или любовницу. Опыт у меня уже был, не скажу, что удачный. Мой отец наставлял рога королю Баратеону, почему бы мне не повторить его подвиг… ой, а ты поверил. Не думай так плохо обо мне и Арье.»       — Зачем ты такое говорила, — гневно нахмурился Джон. — Я почти поверил…       — А у тебя фантазия дорнийца, а не северянина, возможно, твоей матерью была дорнийка? — Мирцелла пригубила ещё вина и лукаво улыбнулась Джону, накручивая на указательный палец длинный золотой локон. — Жены короля и десницы находят утешение в объятиях друг друга…огорчу тебя, этого не было.       Вид у него был на редкость довольный и глупый. Мирцелла расхохоталась, как девчонка, от неё ощутимо разило вином, но он сидел рядом с ней, смотрел на неё и улыбался, как дурак.       — Арья убила бы меня, вздумай я взять её силой, а добровольно она бы на это не согласилась, — Мирцелла обвила шею Джона своими руками. — Насчет меня можешь не сомневаться. Вздумай твоя сестра склонить меня к подобному, Эдрику пришлось бы искать новую королеву…       Джон почти расслабился, когда золотая цепь десницы больно сдавила его шею. Он мгновенно стряхнул с себя сонную одурь и сжал руки Мирцеллы так, что она вскрикнула от боли.       Она выпустила цепь, а он скинул дурацкий символ власти десницы и влепил женщине пощечину, опрокинув ее на пол.       — Пожри тебя Иные, что ты творишь? — рявкнул Джон, глядя на плачущую Мирцеллу. — Твой безумный брат-святоша был прав, тебе место среди Молчаливых Сестер…       — Джон, ты меня не слушаешь, — насмешливый голос Мирцеллы так сильно не соответствовал ее заплаканному лицу, на котором алел след от его пощечины, что Джон моргнул…и проснулся.       Он лежал рядом с Мирцеллой, золотая цепь десницы перекочевала на шею его жены, а она говорила о помолвке принца Роберта с Джоселин, дочерью Ширен и Эдмунда Блэквуда.       — Этот брак объединит земли Баратеонов, Драконий Камень, Штормовой Предел и Королевская Гавань будут едины, — прервал поток слов Мирцеллы Джон.       — Арье этот брак не нравится, — поделилась своей информацией Мирцелла. Она была близкой подругой королевы, но то, что Арья общается с ним через неё Джона удивило. — Его устроил еще Станнис, но Эдрик…       — Эдрик помнит историю Эйгона Пятого и его детей, — вздохнул Джон. — И Эдрик провел детство в Штормовом Пределе, не забывай. Идея соединить земли Баратеонов ему по душе. Нового Принца Стрекоз не будет.       — Оно сейчас начнет действовать, — неожиданно сказала Мирцелла и опомнившись, проговорила: «Может, это и к лучшему. Лореза Сэнд не пара для наследника Железного Трона. Но Арья думала о невесте с Севера.»       — Ни один другой брак не укрепит Железный Трон, как брак с наследницей Штормового Предела, — покачал головой Джон. — У Ширен еще могут быть дети,но…       — Сомневаюсь. Джоселин родилась чудом, а здоровье у нее хрупкое, сможет ли она родить наследников Роберту?       Джон пожал плечами. Неожиданно для себя, он притянул к себе Мирцеллу, крепко поцеловал и одним движением разорвал на ней платье.       Она что-то крикнула, пыталась оттолкнуть, но он легко преодолел ее сопротивление, повалил и грубо взял ее, затем еще раз и еще.       Ему уже и в голову не приходило задуматься, приятно Мирцелле или нет, кричит она от удовольствия или от боли.       Возможно, так же воспринимал Серсею король Роберт. Это было не выполнение супружеского долга, а схватка, возможно со смертельным исходом.       Неожиданно он пришел в себя. Голова Мирцеллы была где-то внизу, а его лицо было рядом с золотым пушком между ее ног…       — Пожалуй, я перестаралась, — Мирцелла вытерла рот обрывком зеленого шелка, некогда бывшего ее платьем. — Но ты был на высоте.       Она не слишком удивилась буйству Джона. Несмотря на растрепанные волосы, тяжелое дыхание и раскрасневшееся лицо, Мирцелла улыбалась.       — Чем ты меня опоила? — простонал Джон. Мирцелла, у которой из одежды осталась лишь его золотая цепь десницы, мечтательно улыбнулась.       — Есть один экстракт из…не важно, его делают в Лиссе. Пожалуй, я добавила его слишком много, но это того стоило, мой Дикий Волк.       Джон не знал, злиться ему или смеяться.       — Зачем? — только спросил он.       — Мне давно хотелось вывести тебя из себя, но ты слишком спокойный. Пришлось пришпорить события.       — Сейчас ты должна сказать, что этим тебя снабдила Арья, — криво усмехнулся Джон.       Мирцелла фыркнула: «Сомневаюсь, что она о нем слышала. Она скорее подарит мне кинжал или сокола. Это твой шанс овдоветь…»       Глядя на пораженного Джона, она пояснила: «Арья придет в бешенство, узнав, чем я тебя угостила. Этот экстракт содержит яд…немного, это совсем не опасно…»       Она вздохнула и сказала: «Я думала тебе приятное сделать, надеюсь, ты не сердишься. Ты приходишь таким хмурым после заседаний Малого Совета, что…»       Джон засмеялся: «Нет, я не сержусь, мне было очень хорошо. Возможно, тогда леди Старк угостила нас чем-то подобным…»       — Именно этим, — серьезно сказала Мирцелла.- Можешь не сомневаться.       — Вино в кувшине обычное? — спросил Мирцеллу Джон. Она кивнула. Он заявил: «Тогда выпьем!»       — За день нашей встречи, — провозгласил Джон. — За нашу свадьбу, за нас и за леди Кейтилин Старк!       Мирцелла выпила за встречу, свадьбу и за нее с Джоном, но когда настал черед пить за леди Кейтилин, вылила вино на пол.       -Она издевалась над нами, гадкая речная форель, — возмущенно сказала Мирцелла. — Я рада, что Арья на нее нисколько не похожа. Боги и выбор Эдрика спасли нас от королевы-форели, чопорной Сансы.       Джон и Мирцелла нараспев сказали: «Благородной леди Сансе выпала честь стать женой Теону из великого дома Грейджоев.»       -Достойный муж для истинной леди, законнорожденной и благовоспитанной, -хмыкнула Мирцелла.-То ли дело мы, Мирцелла Уотерс и Арья-Надоеда.Бедные мы, нам достались бастарды.       Джон засмеялся. Защищать честь Сансы его не тянуло. Разве что посочувствовать Теону. Санса слишком похожа на леди Кейтилин…правда, Пайк не Винтерфелл. А Теон не отец Джона.