Ключ к миру

      — Они не умели ни трансформироваться, ни взаимодействовать с техникой, как это привычно нам — напрямую, — тихо и выразительно рассказывал бывший Прайм. — У них не было искр, да и рождались они не так, как мы. У них было две формы — одну сейчас называют общим словом мех — мужчина, а вторую фем — женщина, и разница между ними заключалась не только в психологических паттернах, силуэте брони в хомоформе и особом роде диалекта. Люди размножались с помощью особого вида коннекта, но создать спарков могли только фемы — только у них в теле была особая, подходящая для этого деталь. Это, ну… — Оптимус внезапно покраснел, — чем-то похоже на омег.       Так вот, в те времена у предков не было единого народа, были страны — каждая со своим правительством и структурой. Люди жили разрознено, часто случались конфликты и споры, войны — открытые и подковерные. Конечно, было возможно, что однажды они бы пришли к истинному единству… но все закончилось гораздо раньше. Началась… эпидемия, — Прайм поежился — слово чужого языка казалось жутким. — Это было вроде… ржавчины, которая поражает всех. Не спрашивай, как — не знаю. Но в хрониках говорится, что вирус распространялся очень быстро, и скоро охватил всю планету. Сейчас уже нельзя сказать, была ли эта зараза естественной или искусственной, выведенной одной из стран для победы и превосходства над остальными, но спасения от неё не было. Авторы хроник склонялись к мысли, что создали эту заразу всё-таки люди…       Но, как бы то ни было, зараза опустошала планету, и вдобавок к ней случилось нечто, гораздо более страшное… если поначалу еще был шанс на то, что болезнь схлынет — все же, она убивала не всех — то после этого… словом, кто-то в какой-то из стран приказал применить оружие, которое не просто убивало, но и отравляло саму планету. И тогда стало окончательно ясно — даже если болезнь будет побеждена, людям все равно придется искать новый дом…       В то время люди уже владели технологиями, позволяющими выйти в космос, к иным планетам отправляли пока только технику, но ближнюю орбиту и спутник уже освоили в достаточной степени. Предчувствуя скорую гибель, люди объединились под протекторатом общего правительства ради общей цели. Над проектом первого ковчега в дальние миры работали лучшие инженеры и врачи, и в скором времени он был закончен. Все праздновали триумф…       Но к сожалению, наших предков поджидал жестокий обман — те, кто руководил проектом, не собирались спасать всех. В тайне от общества на корабль погрузились те, кого сейчас мы зовём нобилями. Места, предназначенные для гражданского населения, заняли подчиненные им военные. И в день, когда этого не ждали, ковчег взлетел с древней прародительницы человечества, разрушив за собой часть инфраструктур, и покинул солнечную систему, оставляя истощенный народ на погибель, — Орион приумолк, потянувшись за стаканом воды. — Собственно, есть гипотеза, что после мы с этими беглецами уже сталкивались. Ведь, как известно, мы были совместимы с квинтессонами на уровне ТНК…       Силверган только тихо присвистнул в ответ на такое откровение. Орион грустно усмехнулся — помнится, когда он сам узнал о таком предположении древних ученых, его реакция была гораздо более бурной… отпив еще воды, он продолжил:       — Однако, остающихся покинули не все. Людей, которых улетевшие признали лишними и бесполезными — слишком старых, слишком маленьких, больных или искалеченных, слабых или глупых, не обладавших нужными улетевшим навыками — их возглавили двое учёных. Один был рождён в богатой семье, но не пожелал бросать людей. В хрониках его описывают как бесспорного гения, но всё-таки идеалиста и мечтателя. Второй же был больше военным, и, хотя товарищу в гениальности он нисколько не уступал, но имел гораздо больше практичности и цинизма. Хроники говорят, что на первый ковчег его не взяли от того, что он повздорил с кем-то из руководителей…       Их настоящие имена, к сожалению, история не сохранила, но их рабочие псевдонимы ныне известны каждому спарку: Праймас и Юникрон.       И снова его слушатель показал свою реакцию лишь сплетенными пальцами и расширившимися глазами, в которых горело пламя любопытства. Ориону нравилось рассказывать ему — внимательному и благодарному слушателю. Он продолжал…       — Они потратили много времени, чтобы заново отстроить и собрать по крупицам всё, что было возможно. Но начать им пришлось с себя — благодаря своим исследованиям они изменились и изменили других. Всё-таки, предки были хрупкими созданиями, да и эпидемия тогда еще не стихла — довольно скоро стало очевидно, что биологически отведённого времени недостаточно. Первая технология, тогда ещё не трансформации, но продления и защиты жизни была основана на нано-роботах. В современном мире они зовутся нанитами и выполняют ремонтные функции в наших организмах.       Прорыв произошел, когда Праймас и Юникрон открыли совершенно новый вид энергии — энергию Оллспарк, как ее назвали. На ее основе построили новые двигатели для нового ковчега, который в ином случае никогда бы не добрался до Кибертрона. Создали технологию трансформации. К тому моменту, когда всё было готово для дальнейшего путешествия, почти все, отправлявшиеся в путь, являлись мехами, или же, говоря древним языком, киборгизированными организмами. Первые Тринадцать как раз из их числа.       — Тогда случился раскол? — Облизав неожиданно пересохшие губы, спросил Мегатрон.       — Нет, — покачал головой Орион. — Он произошёл позже. Уже на Кибертроне. Праймас хотел мира для нового народа, Юникрон настаивал на необходимости сражаться. Он говорил, что только в войне и конфликтах человечество развивалось в прошлом, и так же должно продолжаться в будущем — это неизбежно следует из человеческой природы. Дальнейшее в хрониках тех времен описывалось очень расплывчато и кратко — череда ссор постепенно разрушала дружбу, и последней каплей стало появление омег — Праймас создал тех, кто мог влиять на сильных и агрессивных, умиротворять жестоких, утешать обиженных и всячески мирить. Юникрон же, обозлившись на то, что это было сделано в тайне от него и против его мнения, «испортил» омег так, что теперь они не предотвращали, а вызывали конфликты своим излучением, вызывая желание обладать собой, и сами от этого сходили с ума…       — Серьезно? — усмехнулся Силверган. — Что-то ты сошедшим с ума не выглядишь. Да и я сам, если подумать, тогда хотел не столько тебя сконнектить, сколько обнять и защищать.       Орион замялся и опустил глаза.       — Как я сказал, так записано в хрониках, до которых мне удалось добраться. Просеивая их по байтам, я находил несоответствия и ошибки. Так, самым важным, что мне удалось найти, был дневник времён нападения квинтессонов. Из него выходило, что омеги появились после. В тот момент, когда активировалась планетарная защита, до этого спящая в недрах планеты, в программу Залов Зарождения были внесены изменения кем-то, кто имел к ним доступ, — он поднял взгляд на Сильвергана и улыбнулся, открывая тайну, за которую его должны были убить ещё до того, как он стал Праймом. — Но доступа нет даже у сенаторов. Даже Альфа Трион, последний из учеников Альфа Прайма, не может вмешиваться в эти программы.       — Кто же тогда это сделал? — Мегатрон любопытно склонил голову.       Орион развел руками.       — Всё, что я знаю, это то, что незадолго до этого, согласно логам системы безопасности, на осажденную планету проник малый корабль с высшими кодами доступа. В той суматохе его не заметили.       — Хм... тогда могу предположить несколько вариантов: корабль принадлежал служителю Юникрона... да, они существуют не только в пугалках Сената, и, судя по тому, что я о них знаю, им под силу многие вещи. И их правители вполне могли иметь коды повыше тех, что были даже у Праймов. Правда, это очень скрытные люди, хотя, в ту пору могло быть иначе. И изменения вносились из благих побуждений — но потом что-то пошло не так, — принялся рассуждать Силверган. — Еще корабль мог принадлежать кому-то особо доверенному со стороны Праймаса — курьер, разведчик, типа того... правда, тогда выходит, что одно с другим не связано, и это вполне возможно. Изменения мог внести кто-то, раздобывший коды и надежно подтерший за собой следы, воспользовавшись суматохой войны — возможно, кстати, даже один из Праймов. Тот же Падший, например. А если ты хочешь верить в неприступность Вектор Сигма, это мог сделать и сам Юникрон — если его целью было не доказать свою правоту всему Кибертрону и Праймасу лично, а тихо сделать дело.       — Вряд ли. Он описан довольно... вспыльчивым и гордым, он бы не стал таиться. Не в его характере, — сказал Орион.       — Возможно. И последнее — внесенные в программу Залов изменения касались не омег, а сенаторы просто придумали эту историю про безумие, чтобы иметь возможность беспрепятственно забирать их себе в гаремы.       — Спорить не буду, — кивнул Орион. — И сам согласен. У меня есть много доказательств тому, основанных не только на собственном существовании.       — Ты видел других омег? — удивился десептикон.       — Не лично. Но моим врачом всё-таки был Рэтчет. Он вёл исследования и продвинулся куда дальше Шоквейва. Потому и ушел. Смог докопаться, что теория сенаторов пустышка. Его убили бы, раскрой он это.       — Ясно.       Мегатрон задумчиво переплетает пальцы. Древняя история оказалась захватывающей и удивительно перекликающейся с настоящим. О ней хотелось думать, возвращаться раз от раза к удивительным, невероятным фактам — подумать только, возможно, у них с квинтессонами общие предки! А уж поступок тех людей, сбежавших на первом ковчеге, и вовсе, как зеркальное отображение современных сенаторов.       Он мысленно усмехнулся: первые кибертронцы были подобны десептиконам! С ума сойти... и история с омегами... так и подмывает спросить бывшего Прайма, ведь он почти прямым текстом сказал, что не разделяет взглядов Сената. Но обещание есть обещание.