Ключ к миру

      Сточив ещё пару яблок, Оптимус попросил себе пустой датапад и принялся неторопливо заносить в него символы старого языка. Русский алфавит отличился от обычного кибертроника тем, что в нём было всего тридцать три «буквы», каждая из которых не несла своего индивидуального смысла, но складывалась в индивидуальные слова.       — Вроде бы был ещё более древний, и там и букв было больше и значения за ними стояли, но на том языке даже Создатели не говорили. Я только пару упоминаний нашёл. — Признал Прайм.       Мегатрон уважительно кивнул, не представляя сколько нужно было перерыть данных, чтобы узнать об этом, если даже о русском почти никто ничего не знал.       — На самом деле, зачатки понимания древнего языка есть у многих кибертронцев, так называемые «древние подпрограмные коды», Праймас закладывает их на стадии формирования протоформы в Залах зарождения. Это должно было ускорять обучение, но сейчас зачастую только мешает. — Оптимус задумчиво вывел последний символ.       — И это никак не пробовали изменить? — Спросил Мегатрон, поудобнее устраиваясь рядом.       Орион пожал плечами и иронично шевельнул правой антенной.       — Как я уже говорил, взломать главный компьютер до сих пор не удалось. Даже Альфа Трион — лично знавший Создателя, не имеет доступа в его системы.       — Думается мне, старика это изрядно бесит, — ухмыльнулся десептикон.       — Ты даже не представляешь, как.       Улыбка Прайма зеркально отразила выражение Мегатрона. На дне ярко-синих глаз на мгновение отразилось что-то тёмное и недоброе. Кажется, за этим стояла какая-то история, не вписывающаяся в образ благочестивого Прайма.       С Ориона всё сильнее сползала маска преданного лишь Сенату генерала, открывая… нет, не тайны, только шкатулку, в которой они хранятся. Запечатанную, зашифрованную так, что открыть её сможет не каждый сапёр. Но у Мегатрона ещё есть время попробовать, а терпения и упорства у него всегда было в достатке.       *       В этот раз Пакс сумел продержаться почти до обеда, прежде, чем вновь провалиться в сон. Укрыв уставшего генерала одеялом, Мегатрон кивнул вошедшему в кварту Шоквейву с лекарствами и коротким отчётом.       — Нет проблем с моим отсутствием?       — Я оптимально распределил рабочую нагрузку, — кивнул учёный, подтверждая, что всё в порядке.       — Хорошо, — он снова перевел взгляд на пленного гостя.       Не было сомнений, что такой покладистый Оптимус только потому, что пока слаб. Стоит ему прийти в себя в достаточной мере и на первый план снова выйдет генерал автоботов.       — Ты уже считал, как скоро он окончательно поправится?       — Восстановление идёт в пределах графика. Несмотря на задержки, результаты превосходят мои ожидания. К тому же после стольких лет под подавлением у него почти нет проблем психологического характера.       — А могли быть?       Шоквейв помолчал, обдумывая варианты.       — У меня не было времени пристально изучить этот вопрос в прошлом, — признал он. — Однако могло накапливаться психологическое напряжение.       — Мне кажется, если бы что-то такое было, он слетел бы во время войны. Прайм не вылезал из боёв с момента назначения, — Мегатрон пожал плечами.       — Возможно, он принимал что-то во время войны, но это стоило бы уточнить у его медика. Пустые предположения бессмысленны, а анализы на данный момент не могут отражать полную картину.       — Понятно, — кивнул лидер и задумчиво спросил. — Шоквейв, ты хорошо знаком с автоботской присягой? Не знаешь, где можно достать её изначальный вариант?       — У меня есть файл текста.       — Не мог бы ты мне его прислать? — попросил он. — Хочу кое-что уточнить.       — Я пришлю.       Десептиконский стратег бросил последний взгляд на Ориона и покинул экранированную кварту. Работа не ждёт.       В его лаборатории все по-прежнему.       На холоэкранах и мониторах мелькают привычные доклады и сводки, на планшет в фоновом порядке выводятся данные и изменения двух, идущих параллельно проектов и одного вялотекущего эксперимента. Можно сказать, что он чрезвычайно занят, но для него это обычное рабочее состояние. Надо проверить отчёт шахтёров, они запрашивали новое оборудование для фильтров, изучить данные по новому соединению энергона и… Шоквейв ловит себя на том, что мысли его снова возвращаются к Ориону Паксу.       Десептикон задумчиво замирает. Довольно странно для него беспокоиться о проблеме, уже получившей решение. За пострадавшим пленником присматривает Лорд Мегатрон, сведения о состоянии бывшего автоботского генерала дублируются в госпиталь и ему — вон, даже отдельная инфорамка выведена в близкий доступ со звуковым оповещением, на случай обновлений. Он даже навещал его лично, хотя объективно — для этого нет причин. Максимально эффективно сделано всё, что было в его силах, остаётся только вести наблюдение. Так почему же он так… волнуется?       Осознание заставляет замереть. Взвесив всё Шоквейв вздрагивает. Он волнуется. Насколько бы абсурдно это не звучало, он… чувствует?       Это не логично. И не научно.       Это невозможно.       Эмпурата лишает самой возможности испытывать эмоции. Полностью уничтожает блоки, отвечающие за проявление чувств. Там просто нечему восстанавливаться. Неизменная аксиома, принимаемая мнемохирургами за истину в последней инстанции.       Шоквейв изучал вопрос, потому что даже если ему самому травма не мешала, с точки зрения логики, она мешала понимать окружающих. Что в свою очередь влияло на оценку действий и прогнозирование ситуаций, задействование в которых разумных серьёзно влияло на результат. Однако даже с его знаниями не получилось найти ответа. Не было ни единого шанса хотя бы заново научиться утраченному. Тогда как?..       Перед глазами встали кадры завернутого в одеяло бывшего подопечного. Возможно ли, что Орион?..       Изучая свойства полей искрящей омеги, Шоквейв ещё в прошлой жизни понял всю его уникальность. Без хирургии и медикаментов оно стимулировало восстановление организмов, находящихся рядом, извлекая информацию, казалось из самой ТНК. Отрастить потерянную руку, оно, конечно, не могло — не хватало ни времени, ни мощности, ни ресурсов организма, но вот запустить, например, обновление нейросети ему было по силам… по расчетам.       И тогда и сейчас учёный сожалел, что выборка исследования была крайне небольшой — он мог наблюдать только за Орионом и не мог сказать, насколько обычен такой уровень воздействия. У других оно сильнее или слабее? Есть какие-то условия и разница характеристик?       Но если его предположение верно хотя бы на десять процентов… его необходимо проверить. Не откладывая. Слишком неоднозначно открытие, если подтвердится, слишком опасно. Как для Ориона, так и для него самого. Неизвестно насколько скажется восстановление эмоциональных блоков на его суждениях, если уже сейчас он… не уверен, чем следует заняться в первую очередь.       В лаборатории у Шоквейва стоял мощный сканер, даже более мощный, чем тот, что установлен в медблоке. Усовершенствованная модель определит и заметит отклонения, даже если они будут совсем незначительными.       Учёный запускает программу и встает между рамок, наблюдая, как синие лучи проходят по одежде, преломляясь на тёмном покрытии искусственной руки. Внутри зарождается странная необъяснимая дрожь, похожая на легкий мышечный спазм. Может быть, он поторопился? Может быть, ему показалось? Излучение омег плохо изучено, но может быть, его состояние нормально? Эмпурированным не удаляют системы интерфейса, но из-за удалённых блоков они не испытывают таких ярких проблем со сбросом заряда. Возможно, напряжение нейросети просто перешло в другую форму?       Сканер тихонько звякает, оповещая об окончании работы. Шоквейв поворачивается к экрану, вчитываясь в результат, и ему кажется, что он находится в скоростном лифте, стремительно опускающемся вниз.       «Орион, ты безумец! Сколько ты не выключал подавитель?!»       В голове нарастает шум, а перед оптикой стремительно темнеет. Каким-то чудом он успевает послать предупреждение Хуку, прежде чем потерять сознание.