Ключ к миру

      Оповещение из госпиталя пришло во время ночной смены, когда Орион уже крепко спал. Беззвучный сигнал пришёл на рабочий планшет, уведомляя, что один из офицеров старшего звена попал в медблок в тяжёлом состоянии. Эту систему, ещё давно, предложил Старскрим, взяв за основу традицию Воссианского университета, когда один преподаватель мог заменить отсутствующего по тем или иным причинам коллегу. Обычно это было актуально во время ведения боёв, но ведь сейчас их нет, и на фронтах затишье. Кого это так угораздило?..       — Хук, — десептикон кинул прямой вызов главе госпиталя. — Что случилось? Кто пострадал?       — Шоквейв, л… сэр, — медик на экране поджал губы, вовремя обрывая привычное обращение.       Орион, конечно, спал, но не стоило пренебрегать простейшими правилами. Автобот всё ещё периодически что-то бормотал во сне, уже не скованный жаром лихорадки, сейчас мог и проснуться, услышав… лишнее. Мегатрон пока не хотел раскрывать свое инкогнито. С лидером десептиконов генерал в любом состоянии говорить предпочитал лозунгами и положениями устава.       — Что произошло? — повторил он вопрос, нахмурившись. — Происшествие в лаборатории? Он не предупреждал меня ни о каких экспериментах.       Да и видел он его, буквально три джоора назад. Разумеется, в случае ученого, это ровным счётом ни о чём не говорило. С Шоквейва сталось бы замутить новый проект за десяток бриимов. Обычно тот имел привычку предупреждать о серьезных вещах, но происшествия уже бывали.       Лицо Хука на той стороне странно дернулось и приобрело очень сложное выражение.       — Я точно не знаю, — спустя несколько кликов внутренней борьбы, что медику обычно было не свойственно, признал он. — Он пока без сознания, но… судя по результатам сканирования, он излечил последствия эмпураты.       — Что?.. — Мегатрону показалось, что он ослышался.       — Он полностью восстановил эмоциональные блоки процессора, — повторил врач уже более уверенно, и развел руками. — Нейронити ещё очень слабые, его перегрузило и вырубило, но результаты сканирования абсолютно однозначные…       *       — Так не бывает, потому что не бывает! — Медик нарезал круги вокруг платформы ушедшего в глубокий офф Шоквейва, время от времени бросая взгляд на дисплеи подключённых к учёному приборов. — Это не научно, в конце-то концов! — Он потряс планшетом с результатом сканирования, которое тот успел сделать до того, как отключился. — За всю историю Кибертрона не было зафиксировано ни одного случая!       — Полагаешь, он ошибся? — Мегатрон сложил руки на груди и требовательно посмотрел на Хука.       — В том-то и дело, что нет! — Хук всплеснул руками. — Всё указывает на… на это! — Он не глядя ткнул в приборы и хмыкнул. — Словно в сказочках про прекрасных омег, ночь с которыми излечивала смертельные ранения!       — Шоквейв говорил, что у них не было интерфейса тогда… и тем более, сейчас.       — И в этом ещё одна загадка! — медик нервно передернул плечами. — Если так может действовать опосредованное поле омеги, то я даже не представляю, на что они способны при наличии партнёрства. — Немного помолчал и уточнил. — Добровольного партнёрства. Иначе бы…       — Иначе бы в Сенате все были бы воплощением Праймаса и Юникрона в одном лице, учитывая сколько омег может быть в гареме только одного сенатора.       — Да. Именно так, — медик тяжело вздохнул. — Я никогда не рассматривал вопрос омег подробно, у Шоквейва в этой области гораздо больше знаний, чем у меня. Если бы можно было добраться до записей Рэтчета… — врач махнул рукой. — Но он в своё время уничтожил все свои работы по этому вопросу. Спросить бы у него самого, но он слишком давно пропал с моих радаров. Говорят, он в одном из подразделений автоботов на самом краю фронта, но искать… — он покачал головой. — Слишком долго. После выходки Фармы он крайне неохотно делится знаниями.       — Возможно, это можно будет исправить, — задумчиво проговорил лидер.       — Сэр?       — Есть подозрения, что этот гений медицины всё это время состоял в команде Прайма.       — О, — Хук медленно моргнул. — Но это же…       — Да, практически у нас под носом.       — Это многое бы объяснило, — врач прикинул статистику. — Всё-таки, у них слишком часто случались почти летальные повреждения. А я-то всё гадал, какой чудотворец их с того света вытаскивает…       — Это пока только догадки, — Мегатрон хмыкнул. — Но Прайм звал его. Значит, как минимум, знаком.       — Хорошо бы, — вздохнул подчинённый. — Рэтчет действительно гений. Упрямый, как шарк, лезущий в склад со сверхзарядкой, но если бы удалось с ним пересечься, я бы многое отдал за возможность задать хоть пару вопросов.       — Вы знакомы? — с любопытством уточнил Мегатрон.       — Куда там, — отмахнулся десептикон. — Где я и где он? Однако среди медиков о нем не слышали, наверное, только первый день как поступившие студенты. Что он забыл в армии, не понимал никто и никогда. Хирург от Праймаса…       В голосе медика промелькнули мечтательные нотки, и он снова вздохнул. Свое дело он любил и старался развиваться и учиться при любой возможности.       — Как скоро Шоквейв очнётся? — спросил Мегатрон.       — Да вот с брийма на брийм, должен.       — И он?.. — лидер пытливо посмотрел на врача.       — Понятия не имею, — развел тот руками. — Технически это всё тот же наш Шоквейв. Только с эмоциями. Но…       — Понятно…       Мужчина на больничной платформе внезапно резко вздохнул, дернувшись и заставив платформу скрипнуть, а десептиконов напрячься. Затем открыл глаза и медленно сел, осмотрел палату, приборы вокруг, скользяще глянул на лидера и медика, словно тех и не было, и опустил глаза на свои руки… плечи его дрогнули и мелко затряслись.       Закрыв лицо руками, он глухо и истерично засмеялся. Стальной протез сверкнул в свете голубой лампы.       — Что с ним? — Мегатрон бросил быстрый взгляд на Хука, тут же возвращая все внимание явно неадекватному тактику.       Врач только развел руками, изучающе рассматривая пациента, и спокойно пояснил:       — Эмоциональные контуры восстановились, так что да здравствует откат в виде истерики и шока. Я бы посоветовал легкое успокоительное, но подозреваю, что легкое его не возьмет, а как повлияет тяжелое… сами понимаете, неизвестно, — помолчал и добавил несколько неуверенно: — Возможно, он сумеет справиться сам. Если не отойдет к вечеру, придется все же дать присадки — перенапряжение нейронитей может быть так же опасно, как и глушение реакции химией.       — Чем-то помочь можно?       — Ну, если бы у него был партнёр, я бы посоветовал сдать его ему на поруки. Как там говорится? Холить и лелеять? Как-то так. Но я не слышал, чтобы у него кто-то был. Да и после эмпураты… — Хук снова развёл руками.       Да уж. После эмпураты учёный таким точно не интересовался…       *       Это было смешно… так смешно и глупо…       Глупоглупоглупо!!!       Ему казалось, будто он заснул и видел сон, очень подробный и страшный сон, который, как и положено сну, течет по своим законам, и когда ты что-то делаешь во сне, тебе это кажется совершенно правильным — и ты не сомневаешься, даже не задумываешься об этом…       Но вдруг сон кончился, и он проснулся, и оказалось, что проспал он — как та фем из древней-древней легенды — тысячи ворн. Открыл глаза — а вокруг совсем другой мир. И в этом мире у него есть если не друзья, то соратники. Начальство и подчиненные. Не те, возможно, которых бы он хотел, но не худшие из того, что он бы мог представить. Не хуже Сената, во всяком случае…       И главное, он даже не мог бы сказать, что все, абсолютно все, что он делал — то был не он, и вообще это все чужая жизнь. Чужая жизнь смотрела на него глазами Мегатрона (военный преступник?.. лидер десептиконов…), глазами Хука (их медик, хороший, опытный хирург…), они смотрели с тревогой, они волновались. Они — возможно — не хотели его, такого — с эмоциями, неудобного, но кажется, все же волновались за него. Это была тревога за товарища, а не брюзгливое раздражение на вдруг сломавшийся инструмент, какого он ожидал бы от любого коллеги-сенатора на их месте.       Его трясло — перенапряжение в низкоуровневой нейросети, как подсказал разум. Немного кружилась голова: он подозревал, что если попытается встать, то на ногах не устоит. Казалось, кто-то снял стеклянный купол, закрывающий его от всего мира. Мир не изменился, но на него обрушились все те запахи и звуки, от которых его укрывало стекло.       Праймас… Праймас, Юникрон и все Великие! Как же всё это глупо! Бредово!       Смешно…       Когда всё это только начиналось, он не придавал этому такого большого значения. Это было… нелогично. Но теперь… где вся его логика? Он пережил ворны войны, фактически на ней не присутствуя, и все, что было, все, что прежде воспринималось, как сухой научный факт — все это теперь вставало перед ним во всей красе и ужасе.       И это противоречие… между до и после…       Кем он был раньше и кем стал…