Нет ничего такого, на что нельзя было бы надеяться. Жизнь и есть надежда. «Женщина, не стоящая внимания» Оскар Уайльд
— Ты этого не сделаешь! — Вот ещё! Этелберт, который зашёл к другу исключительно затем, чтобы из рук в руки отдать ему контрольный пакет акций, о котором тот просил, застыл в дверях между Дамиеном и Роярном. Дарсия и Шарль были заняты. Господа заседатели гонялись друг за другом по гостиной, попеременно выхватывая бумаги из рук один у другого и самым некультурным образом то пробегая, то проскальзывая по столу, который их хоть как-то разъединял. Управляющий пришёл в священный ужас. — Что они делают? — М-м-м… — Дамиен довольно флегматично сделал плавный жест рукой, словно предваряя речь, но так и не нашёл слова и обернулся к Роярну. — Друг мой, как называется дискуссия двух членов парламента, когда они спорят исключительно между собой с приведением аргументов, а иногда и без? — Дебаты? — Похоже, но нет. — Мордобой? — подключился к обсуждению управляющий банком, но в этот момент двое инарэ почему-то решили, что, рассыпавшись на стаю мышей, им дискутировать будет легче. — Или в данном случае свалка. Следующую минуту различить хоть что-то в пронзительном визге сотни летучих тварей было невозможно. Зверьки сшибались друг другом, закручивали огромную спираль и верещали. Документы стали рваться на клочки, так как десятки крохотных когтистых лапок драли и тянули их в разные стороны. Визг от этого становился только сильнее, хлопанье крыльев — беспорядочнее. Целая стая летучих мышей, которой было бы комфортно далеко не в каждом гроте, рухнула из-под потолка оземь, вновь слившись в два самостоятельных организма. Инарэ вполне могли бы продолжить выяснение отношений и на полу, но Шарль болезненно вскрикнул и стал фактически раздирать рубашку и собственную грудину. — Ввы-ы-ы-пусти-и-и-и! Крик перешёл в вой. Про документы все успешно забыли. По крайней мере, Дарсия, занятый уговорами супруга и тем, что пытался одновременно держать ему руки и зажимать ладонью рану на чужой груди. — Шарль… да Шарль же! Я не могу её высвободить, пока ты дёргаешься! С горем пополам лорд умудрился «выдернуть» летучую мышку из чужой груди, поэтапно отделяя плоть от плоти, кровь от крови, свою от Шарля. Глупая тварь, когда они перетекали из «рассыпанного» состояния в цельное, метнулась не туда и ожидаемо не смогла «раствориться» в чужом организме, хоть и с родственной группой крови. Музыкальные пальцы сдавили хрупкую грудную клетку, и, не успев пискнуть, мышь издохла. Этелберт за отброшенным трупиком наблюдал ошарашенно-удивлённо. Истинного обличья в их компании пока не было только у Шарля. То ли не спешило просыпаться, то ли были какие-то объективные причины, не просто же так дар проклюнулся раньше и массированнее… Но дело было не в этом. Управляющий банком оборачивался всего дважды. Не видел смысла, да и больно, так что зачем? Но вот кусочек себя, пусть и такой малый, он бы вряд ли смог так решительно и безапелляционно от себя оторвать и отбросить. Главе Синей партии в этот момент про трупик было думать вообще не досуг. Часть спорных документов они разорвали и заляпали кровью, Шарль, всё ещё постанывая, сплёвывал чёрно-алые тягучие сгустки — видно, мышка порвала-таки ему лёгкие, а, кроме того, над этой картиной маслом высилось трое свидетелей, даже не лезших разнимать и советовать. Опыт успешно их научил, что если Главы захотят выяснить отношения — они выяснят, убьются и обратно «слюбятся», и хоть как-то в это вмешиваться глупо и бесполезно. — Я не хотел. — Зат… замолчи, — граф сел, двумя пальцами приподнял подол испорченной рубашки и недовольно сморщил нос. Он уже жалел о вспышке гнева — в выходке мыши Дарсия точно был не виноват, сам Шарль этих непутёвых тварей едва-едва сдерживал коллективным бессознательным, а уж одна мелкая мышка могла отбиться только так. — Мы теперь фактически опоздали из-за тебя, и это во сто крат хуже порванной рубашки. Вцепился он в документы, дули две я их тебе отдам! Граф вскочил на ноги, пошатнулся и почти упал в заботливые руки мужа, тут же оскорблённо из них вырвался и умчался менять рубашку. За спектаклем одного актёра наблюдали молча. Дарсия стряхнул с себя зримые и не очень пылинки, перекатился с пятки на носок и ёмко заключил: — Господа, крышка. Роярн хмыкнул и протянул другу цилиндр, одним этим жестом приглашая наконец отправиться в Парламент. — А мы в кастрюле. И я даже знаю, кто теперь включит под ней огонёк. Этелберт и не подумал сделать шаг в сторону, и, когда лорд проходил мимо, мужчины теранулись плечами и зыркнули одинаково неодобрительно. Дамиен молчал и ждал своего Главу. Шарль не задержался дольше необходимого, спорхнув со ступеней с ворохом бумаг и лучезарной улыбкой. — Больно ты довольный. Как не после драки. — Эт, полноте, какая драка? Это, — кивок назад на отодвинутый стол и задранный ковёр, который уже поправляли слуги, — прилюдные ласки и не более. Я, конечно, дурно поступил, чёрт меня дёрнул дёргать Дарсию за усы дома, а не в Парламенте, но теперь у него есть чувство вины из-за мыши, а документы при мне. Пока доедем — оба остынем и сладострастно друг друга нагнём уже в Совете. Заседателям это, ей-ей, нравится, они, по-моему, ждут, когда же мы начнём по-взрослому швыряться чарами и выяснять спорные вопросы убийством. Граф надел цилиндр и щелчком по полю игриво наклонил его набок. За ленту на этот раз была заправлена карликовая роза кремового цвета. Этелберт проводил друга до дома Советов и неодобрительно посмотрел вслед. Шарль стал страшно франтить, а ещё осунулся так, что остро проступили скулы на довольно-таки мягком по типу лице. Если бы управляющий знал, что его друг сидит на бескровной диете, ещё большой вопрос, кто бы раньше потащил Шарля к доктору и насильно влил в него первый литр крови — Дарсия или сам управляющий.***
В Избранном совете светло и душно. Главы уже стали беседовать, так что незамеченным у Шарля появиться бы не получилось при всём желании. — Опаздываете, инэ. — Извините, лорд Дэшем и вы, господа. Долго наряжался. И носик напудрить — тот ещё геморрой. Лукавый взгляд в сторону Дарсии и обворожительная улыбка для всех остальных. Пронзительный взгляд чёрных глаз неожиданно потешил самолюбие — лорд-канцлер начал воспринимать его серьёзно, так же как и деда. А заодно почти все правильно расценили его игривые слова как угрозу. Тайную, правда, с намёком на извечное отношение к нему как к франту и чуть ли ни как к кокетке. Хотя если бы ему вздумалось пудрить нос, то это действительно было бы проблематично с учётом его вздёрнутости. Шарль аккуратно сел в своё кресло, фактически на самый его край, и замер в ожидании. Чувство было такое, словно он за покерным столом, и при этом на руках у него одни козыри. Ох, и побьют же его потом за эту партию… — Ну и что вы предложите нам на этот раз? — Ингланд де`Рем непозволительно небрежно откинулся на спинку своего кресла. — Про ваш экономический проект наслышаны. Более того, уже обсудили и готовы его принять. С правками, разумеется. Например, допуск людей к руководящим постам совершенно невозможен. Ряд «смягчений» также излишен… — Маркиз, а давайте посмотрим под другим углом, — Шарль постучал по столу кончиками пальцев. — Я знаю, вы давно бьётесь над вопросом реорганизации некоторых объединений среди управленцев-инарэ. В принципе, на рабочий класс слишком много управляющих и мало непосредственно работников. У людей наоборот. И это притом, что те, кто может хорошо управлять, не попадают на эти должности, так как их занимают те, кто может хорошо трудиться. С каких пор физический труд среди инарэ среднего сословия не в почёте? Мы сильнее людей. Их можно запросто убрать с ряда работ, где инарэ будут эффективнее. А то мы решаем проблему засухи в пустыне дождём. Народа гибнет масса, толку чуть. Это я о части работ на заводах. А ещё давайте начистоту: стоит перевести на рабочие должности инарэ — и тут же повысится производительность, а условия улучшатся, ибо кого-кого, а «своих» на производстве так не нагнёшь. Давайте баш на баш, м? Вы людей на руководящие должности, а я придумаю, как мягко донести до объединений, что в них больше нет нужды, зато они очень нужны на рабочих местах. Лорды тут же вскинулись, притом недовольны были все трое. Шарль даже знал, чем именно каждый в отдельности. Пришлось примирительно поднимать руки и объясняться. — Инэ Моррис, уж эту уступку вы мне можете оказать. Я согласен убрать пункт о «свободах» цехового люда. Инэ Дэшем, мой проект вообще не затрагивает интересы крупных промышленников, разве что в выгодном ключе, — к Дарсии граф развернулся всем корпусом. — Тебе, радость моя, вообще грех жаловаться. Положение о людях на руководящих постах я взял из программы вашей партии. При твоём наставнике эта форма управления никого не смущала. — А ты удосужился узнать, до каких пор она никого не смущала? До первого бунта, Шарли. — Значит, не надо доводить до бунта. — Ты поразительно умён! А то Парламент столько лет не мог дойти до этой мысли! На языке вертелись готовые сорваться слова едкой насмешки в ответ на иронию Дарсии, но Шарль сдержался. Их опять выгонят, а это совершенно не то, что нужно. Они, конечно, во многом виноваты, начиная диалог, просто не могли сразу переключиться с беседы друг с другом, потому что это как минимум было интересно. Дарсия на порядок быстрее находил контраргументы к высказываниям супруга, а кроме того, знал историю и чуть ли не наизусть перечень действующих законов. Извечные споры превратились в какое-то извращённое удовольствие. — У меня есть предложения и по этому поводу. Но, вообще-то, раз мы всё равно фактически приняли проект, давайте проработаем куда более важный его аспект — контроль исполнения. Дарсия украдкой закатил глаза. Ну началось…***
Иу с лаем кинулся в кусты самшита, откуда появился полминуты спустя с мячиком в зубах, и, виляя хвостом, принёс его Дарсии. Лорд подкинул на ладони собачью игрушку и зашвырнул обратно за самшит. Роярн каждый такой бросок провожал настороженным взглядом. Казалось, ещё немного — и чем-нибудь запустят в него самого. И ладно бы мячиком, пусть даже и в полную силу, он всё-таки довольно мягкий, но вот если Главе Синей партии под руку попадёт что потяжелее… — Вы решили вопрос с совместным владением? Дар, я ни на чём не настаиваю, просто в сложившейся ситуации… — В сложившейся ситуации мы с Шарлем в одной лодке. А у той дно прохудилось. И если мы не договоримся и не начнём слаженно вычерпывать из неё воду, то потонем к чёртовой матери! Последние слова лорда совпали с очередным броском и потому вышли особенно экспрессивными. Шарль подвёл их со своим проектом под голгофу. Его компания развернулась слишком широко, но что хуже всего — господа заседатели не были идиотами. Начинающий политик их просто испугал своими аппетитами и тем, с каким упорством и хваткой взялся за дело, и теперь они нашли способ его урезонить. Треклятые земли, записанные на графа, были не в порядке. Не соответствовали многим положениям его проекта и особенно винные заводы, которыми он с утра пораньше пытался угрожать. Дарсию теперь уже не напрягал вопрос переустройства, чёрт с ним. Теперь нужно было договариваться с Шарлем на его поле по вопросу хозяйства. Одно плохо — не успел перехватить супруга, когда тот выходил с Совета. Удружила собственная партия и в частности Сорра. Конечно, они недовольны проектом. Но пока не до того, как его переделать. Сейчас главное — затормозить, иначе и консерваторов, и реформаторов просто снесёт с политической арены поднятой ими же волной. Дог ткнулся холодным мокрым носом в ладонь лорда, всячески изъявляя желание играть дальше. Дарсия почти взял из собачьей пасти мячик, когда на веранду в сад вышел Эрнест. — Вы будете с нами ужинать? — Ваш блудный отчим и мой блудный муж не явился ещё? — Нет. — Значит, будем. Эрнест кивнул и мелодично присвистнул, подзывая Иу. Дог положил игрушку к ногам лорда и пошёл куда позвали. Роярн покачал головой, стоило юному лорду уйти. — Всё ещё рычишь на детей? — Вот не надо, неправда. Ты, по-моему, просто не помнишь, что было раньше. — То, что есть сейчас, тоже не идеал. Шарль вот… — Да я понял, что он у нас святой! Только я не он! Я не могу так растворяться в детях и обожать их до одури. А кроме прочего, если бы не я — в этом доме и не пахло бы воспитанием. Роярн, прекрати. Не нужно тут закатывать глаза. Твой обожаемый Шарль ничего не может запретить ни своему сыну, ни моим драгоценным отпрыскам. Я уже признал, что затея Альфреда с его инженерным не провальна, но если бы кто-то взялся посчитать, сколько блага принесла моя строгость, и поменьше вешал ярлыки, то как знать, на чьей стороне был бы перевес. — По-моему, Анри чудесный мальчик. — Разве кто-то спорит? Но почему никто не помнит его раннее детство и мой вечный рык прежде всего на Шарля? Он же совершенно неконтролируемо баловал сына. Его просто переклинивает, как неисправный механизм, в таких вопросах — и всё под тираду «я плохой отец». Недолюбил, недожалел и ещё что-нибудь «не». Меня бы кто так недолюбил. — У-у-у… Дар, ты у меня всё-таки жуткий единоличник. Дарсия сделал лёгкий жест рукой от себя. В исполнении Шарля получилось бы игриво, у лорда же вышло обиженно и категорично. — Я что-то пропустил? — Шарль открыл дверь плечом, так как руки инарэ были заняты бумажным пакетом со снедью и с рожками мороженого сверху, тут же сгруженным на колени Роярну. — Рори, ты не будешь так любезен и не отнесёшь это к мальчикам в столовую? Заодно выберешь то, что понравится. Мы с Анри редкостные сладкоежки и съедим решительно всё, если это у нас не забрать. — Клыки от сладкого выпадут, — буркнул Дарсия в сторону супруга, на что тот только насмешливо сморщил нос. Баронет открыл было рот и тут же его закрыл, ибо если его выгнали и не слишком тактично, но доходчиво. Пришлось вставать и дать возможность Главам поговорить без свидетелей. Ну, и заодно спасти мороженое. — Ну и что это было за выступление на Совете? — А что это были за взгляды? — Шарль зеркально супругу вскинул бровь, но быстро сменил выражение лица, устало встряхнув головой. — Родной, или промывай мне мозги сейчас, или подожди до завтра. Совет выпил из меня всю кровь. — Нам нужно что-то делать с собственностью. Соразмерное дольничество устроит? — Опять переделывать документы… — Ну почему?.. — Дарсия неловко потёр шею, а заодно перекинул волосы через плечо. — Вообще-то я изначально так и планировал. — Равноправную долю? — Конечно. А потом ты меня немного взбесил своим ультиматумом, а господа юристы очень хорошо работают, если над ними стоят и орут. — Ты на кого-то орёшь за пределами семьи? Надо же, искренне думал, что только я тебя до такого довожу. — Маан, какая же ты язва. Эй, — лорд переменился в лице. Всё его выражение и жесты стали мягче, а взгляд обеспокоенным. Шарль хотел было увернуться, но Дарсия мягко притянул его за талию в объятия одной рукой, самыми кончиками пальцев другой касаясь щеки. — Ты слишком бледный, и видно венки под глазами. Всё хорошо? — Устал, — граф чуть отвернул голову, хотя хотелось прижаться к тёплой ладони. Лорд и не подумал отпустить, всё так же мягко заправив Шарлю за ухо выпавшую прядку. — Просто долгий день. — Только ли? По-моему, ты плохо ешь в последнее время. — А ты играешь в любовь и нежности, я же тебе не высказываю. — Почему играю? Шарль возмущённо вглядывался в синие зерцала напротив, но игру в гляделки проиграл, не выдержав безмятежного спокойствия чужого взгляда. А потом его всё так же мягко, но настойчиво втянули в поцелуй, и пришлось льнуть всем телом и запускать пальцы в белый шёлк. Дарсия неаккуратно порезался о клык языком, и Шарль буквально вгрызся в чужой рот, даже не понимая толком, что конкретно делает — целует или ловит капельки чужой крови. Лорду пришлось оттаскивать супруга и хватать ртом воздух. Впрочем, недовольным он ничуть не выглядел. Напротив, синие глаза стали такими же шальными, как и карие, а язык прошёлся по тонким губам более чем провокационно. — Так ты устал или мои планы на тебя ночью можно не откладывать? — А у тебя на меня планы? Ну, кроме раздела имущества и дележа состояния на счету? — Окстись, Шарло. В постели меня волнуешь ты, но никак не бухгалтерия. Ты будешь сильно против частичного ограничения твоей свободы? Шарль нахмурился, покусывая губы и отстранённо замечая, что от Дарсии этот жест не укрылся. Да Маан, кого они обманывают? Стоя впритык и не размыкая объятий, так что рёбра через рубашку и жилет упираются в рёбра, и пах к паху, так что обоюдная заинтересованность тем более не тайна. Были бы они в саду своего особняка — и часть одежды уже бы беззастенчиво полетела на траву. — Смотря в чём это будет выражаться. В ответ самоуверенная ухмылка, но вот в глазах неуверенность и готовность принять отказ. — Всего-то немного свяжем тебе руки. Т-с-с… — Дарсия прервал чужой протест, готовый сорваться с губ. Лорд понизил голос и шепнул графу на самое ухо одной из поганейших своих интонаций — низкой, провокационной и хрипловато-страстной. — Шарли, я хоть когда-то тебя не удовлетворял? Делал больно или плохо? Это совершенно не в моих интересах. Подумай до конца ужина. Лёгкий поцелуй в висок — и объятия размыкаются. Их и впрямь ждут, а они тут милуются, вместо того чтобы говорить о деле. Хотя, справедливости ради, Дарсия тоже устал, и вопрос собственности и проблем ему осточертел. А в кровати они всего находили общий язык — слишком уж голодные до ласки и жадные до иллюзии нужности и важности, пусть и такой извращённой. Ужин в компании детей и Роярна милый и спокойный. Шарль между делом успевал подтаскивать сыну тарелки с самыми вкусными кусочками, шутить с баронетом и прислушиваться к диалогу Альфреда и Дарсии. Эрнест тоже слушал, иногда что-то говорил брату, но так тихо, что даже было не понять что. Лорд же обстоятельно доказывал сыну, что с заносчивым преподавателем лучше поговорит самостоятельно, без вмешательства самого Альфреда. Правда, ничего у Главы Синей партии не выходило. Спокойное упрямство юного лорда явно было унаследовано от отца. …Уходить было тяжело. Сердце каждый раз сжималось, когда приходилось оставлять сына. С одной стороны, Дарсия был прав: если бы мог, граф бы не спускал Анри с рук. C другой, Шарль всё же не разделял насмешливое отношение супруга к извечному постулату «плохой отец». Ладно, он не плохой. И всё же в жизни сына его явно было недостаточно. Собственные детские воспоминания пестрели объятиями, поцелуями, весельем, радостью, постоянным движением и нескончаемым праздником. Он не сомневался ни разу в жизни — мама его обожала. И он был желанным ребёнком от любимого мужчины. Анри матери был фактически лишён. Да, та самовольно отказалась и сына знать не желала, но сам факт. Дарсия может ёрничать сколько угодно, но его-то тоже наверняка любили и нежили, хоть он сейчас и не придаёт этому значения. Так что же он так противится тому, что Шарль пытается по максимуму возместить всем трём своим детям отсутствие этой ласки и материнского участия? — Ничего не случится с твоим драгоценным сыном до завтра. — С каким из? — Минутку, Шарли. У тебя один сын, не надо присваивать моих. — Присваивать? Не ты ли мне говорил при обсуждении будущего брака, что минимальный ценз меня не спасёт и ты «поделишься» детьми? Всё, дудки, они мои. — Тогда я требую твоего в своё распоряжение. — Ну нет уж, погоди!.. Роярн закатил глаза, но попрощаться со спорящими супругами никак не мог — если те и замолкали, то не одновременно, и даже слово вставить у баронета не выходило. «Рори, ты ещё в компании наших драгоценных глав?» «А куда я денусь? Они сначала земли делили, теперь детей делить начали. Ты что-то хотел, Эт?» «Я это лучше потом сам Шарлю скажу. Раз уж сейчас он весь поглощён супругом». «А то когда-то было иначе?» Несмотря на ворчание в адрес управляющего, Роярн всё же бессовестно любовался очередным спором инарэ. Их обоюдное оживление было во много раз лучше обоюдных же когда-то отвращения и холодности. — Можно я всё же домой пойду? — Что? Главы одновременно развернулись к баронету с одинаково растерянным выражением. Они успешно поделили двух сыновей и теперь «пилили» Эрнеста. Иррэ должен был вовсю икать где-то там в особняке на улице Гиацинтов. — Домой? Погоди, я же хотел… — Дарсия нахмурился и машинально потёр лоб. — Маан, что же я хотел? Шарло, что я хотел? — Я почём знаю? — Как не надо, так ты знаешь даже больше, чем нужно. Спор вышел на новый уровень, и баронет тихонько удалился. Этим двоим и без него неплохо и нескучно.***
— Нехорошо вышло. Даже не попрощались. — Тебя сейчас правда заботит Роярн? — Дарсия просунул под кожаный браслет наручников мизинец, прикидывая, нужно ли затянуть их ещё или, напротив, чуть ослабить. — Не тесно? — Мне в принципе психологически в них некомфортно. Шарль сжал кулаки и дёрнул руками, связанными за спиной. Звякнула стальная цепочка. Сидеть обнажённым на кровати спиной к Дарсии было ещё хоть как-то возможно, но скованные руки сразу же делали если не беззащитным, то ограниченным в возможностях. — Маан, это что, кандалы? — Нет, что ты. Не совсем, — лорд чуть сместил центр тяжести, садясь поудобнее и продолжая колдовать над хитроумной застёжкой. Шарль вздрогнул всем телом, когда ягодицы коснулось обжигающе горячее бедро Дарсии. — Они же не железные. Хотя внутри, под слоем кожи, стальные пластины, скреплённые цепочкой. Тебе точно не больно? Кожу не саднит и не режет? — Раз ты такой заботливый, может, вовсе их снимешь? Шарль дёрнул руками ещё раз. Цепочка натянулась, ожгла поясницу холодом, но не порвалась. Судя по всему, даже и не думала рваться. — Шарли, я разве делал когда-либо тебе больно? Ну согласись, намеренно — никогда. И я не хочу как-то вредить тебе сейчас. — И зачем тогда эти игры в подчинение? — Что? Какое подчинение? Да не смеши меня, Шарло, — лорд, оставив в покое кандалы, припал губами к шее супруга, бережно отводя чёрные завитки кудрей и выцеловывая выступающие бугорки позвонков. — Тебя нельзя ни подчинить, ни заставить. Только уговорить или вынудить. Мне приходится с тобой бороться даже в постели, потому как чёрта с два тебя можно заставить стонать или раскрыться, если ты не хочешь. Мы это проходили, разве не помнишь, м? Когда ты не хочешь меня видеть рядом, то твоё нежелание настолько очевидно, что отбивает любые мои поползновения напрочь. Ну разве нет? Шарль чуть откинул голову и прикрыл глаза, открывая доступ к шее. Дарсия не кусал. Медленно и чувственно целовал доступные участки кожи, иногда провокационно проходясь по шее языком, и бесстыдно оглаживал руками чужие бока, казалось, пересчитывая супругу рёбра. Граф шумно сглотнул, откидывая голову ещё дальше, на чужое плечо, и горло ему тут же ощутимо сдавили. Не критично, но властно. Томные карие глаза у зрачка стали предостерегающе вишнёвыми. — Душить собираешься? — На кой? Ты мне нужен живой и здоровый. Игры с удушением — это не ко мне. Я прекрасно отдаю себе отчет, как легко увлечься и передержать. Так что нет и нет. — Но руки-то мне связал… — Не доминирования ради. Я хочу проверить одно предположение. — А просто мне их удержать никак? — О, сразу видно, что ты не представляешь весь свой темперамент. Я тебя порой удержать не могу, даже навалившись, так что только так, родной. Потерпи, я не буду тебя слишком мучить. — Но всё же собираешься? Лорд попросту заткнул супруга поцелуем. Шарль вечно пытался отвлечь его разговорами, то ли боясь, то ли осторожничая. И так с первой брачной ночи. Так что кто из них в постели консерватор — ещё большой вопрос. Ласки становились всё более откровенными. Дарсия мягко уронил графа на подушки в полусидячее положение, чтобы не придавить многострадальные руки, и стал медленно спускаться поцелуями по шее и груди. Чужой пах старательно игнорировался; всё, что себе позволил лорд, это огладить большим пальцем дорожку жёстких волосков, тянущихся от пупка. Поцелуй-укус на внутренней стороне бедра вызвал у Шарля сдавленный стон не то боли, не то удовольствия. Покрасневший след был бережно зацелован, а после на него ещё и подули. — У кошки боли, у собаки боли… — Ты что, издеваешься?! На чужой рык Дарсия только рассмеялся, но, когда полез целоваться, получил болезненный укус. Впрочем, его это нимало не расстроило, он всё так же нежно-задумчиво улыбался в чуждые скалящиеся зубы. Синие глаза, шальные и при этом удивительно спокойные, сверкали ничуть не меньше, чем у Шарля. — Мой злюка. Но мне, веришь ли, нравится. Злость часто портит, но тебе очень идёт. — Ещё слово — и я тебе что-нибудь отгрызу. — Я весь трепещу. Дарсия подался вперёд, прильнув телом к телу, и, огладив лопатки и спину супруга, спустился к ягодицам, сжимая и приподнимая, заставив графа встать на колени широко расставленных ног. Пока тот поднимался, тонкие жадные губы скользили по коже груди и дугам рёбер, ниже к животу. — Маан, я бы и сам тебя сгрыз… до косточки… Шарль податливо выгнулся, подставляя живот под поцелуи и отдавая всё, что пониже поясницы, на растерзание бесстыжим рукам. Его долго нежили, целовали, мяли и оглаживали. Вниз потянули так же плавно и неспешно, помогли устроиться, хоть проникновение всё же вышло слегка болезненным. — Тс-с-с… тише, мой хороший… не тороплю и не трогаю… мой… Тихие стоны сцеловывали, а напряжённые плечи гладили, успокаивая и лаская. Постепенно поцелуи из ласковых вновь стали страстными, а сорванные с губ стоны приобрели другую тональность. В какой-то момент Дарсия ухватил в кулак смоляные кудри и потянул вниз, заставляя Шарля откинуть голову и максимально прогнуться в пояснице. Кареглазый инарэ уже вовсю гортанно рычал. Грудная клетка ходила ходуном, а сердце зашлось в отчаянном ритме, явно намереваясь проломить рёбра. Между тем он страстно отдавался, толкался навстречу и принимал чужую страсть, хотя его собственное желание бессовестно игнорировали. Когда он в следующий раз потёрся о чужой живот, его резко поставили на колени и отпустили. Невольный стон разочарования заткнули поцелуем, после чего Дарсия скользнул супругу за спину и больно цапнул зубами между лопаток. Лягнуться Шарлю не дали, прижали, а после задали такой агрессивный и жёсткий темп, что мысли о всяком сопротивлении вылетели из головы. …Голову супругу на плечо граф откинул уже в полном изнеможении. Он весь словно бы растёкся на лорде, хотя к тому не располагала ни поза, ни собственное возбуждение. Язык прошёлся по сухим губам, а от горячего вздоха в щёку Дарсия вздрогнул. Обращённые к нему глаза уже не были яростными, просто замученными и расфокусированными. — Я больше не могу… Лорд нежно поцеловал мужа в уголок губ, а после в подбородок. Маленькая передышка перед последним рывком, абсолютная нежность после пожара страсти и почти гнева. — Можешь, мой хороший… сам, без рук. Чёрные брови жалобно сошлись домиком, а надрывный стон вышел почти отчаянным. Так вот что проверял этот мучитель. Шарль вымотался и устал, как уставал только на тренировках. Хотя Дарсия в чём-то был прав: они в кровати почти дерутся, как минимум боятся за некое превосходство в моральном плане. Отвечать на чужое движение уже не получалось, только постанывать и выгибаться. — Да-а-ар… Да-а-рси-ия-я-а-а… Я больше не-е могу-у-у… Дай мне… Очередной стон, почти уже переходящий во всхлип, — и лорд пребольно впился зубами в плечо супруга, рукой упершись тому в поясницу и заставляя прогнуться ещё сильнее. …Вспышка острого удовольствия, смешанная с болью, и полная темнота. Шарль ещё чувствовал, как Дарсия мягко «уронил» его сначала на себя, а после и боком на кровать. Потом был пробел в памяти — на время он, видимо, потерял сознание, потому как точно не помнил момента, когда ему освободили руки. Почти фиолетовый след от зубов на плече лорд аккуратно зацеловывал и зализывал, сводя на нет, продолжая всем телом прижиматься к супругу. — Ты выходить из меня собираешься? — граф сам бы не поверил, если бы не услышал, как сел и охрип голос. Маан, что подумает прислуга, они же так неистово орали и стонали на пару… — Зачем? Мне и так неплохо. Против своих слов Дарсия чуть отстранился, и спине тут же стало холодно. Шарль лениво перекатился на спину. Глаза слипались, а кожу саднило. — Надо бы в ванную… наберёшь? — Уже. Граф не успел даже возмутиться, когда его подхватили на руки, так же стремительно перенесли в соседнюю комнату и опустили в горячую воду. Шарль кое-как устроил голову на бортике и расслабил все мышцы. Утонуть в таком состоянии даже в луже — раз плюнуть, но ему слишком лень даже глаза держать открытыми. — Шарло, не спи. Сейчас вымоемся и тогда… Граф что-то буркнул и полубессознательно давал себя купать и вытирать махровым полотенцем. Сам сначала измотал, вот пусть сам и холит, а он спит. Спит…***
— Дар?.. Дарсия, ты спишь? — Ну что ты, радость моя. Четыре утра, как я могу спать… Дарсия попробовал перекатиться на другой бок, но кто бы ему дал. — Ну, Дар! Поговори со мной! — Три часа это никак не потерпит? — Нет! Лорд со стоном обернулся к супругу и открыл-таки глаза. — Ну что тебе, горе? — У меня есть идея относительно наших земель. — Маан, Шарль, я чего ради целый час тебя укатывал в хвост и в гриву?! Какого дьявола ты не спишь, как все нормальные инарэ, и мне не даёшь? Дарсия уткнулся лицом в подушку, но её тут же выдернули, и завязалась небольшая потасовка. Лорду заехали по зубам, и борьба тут же прекратилась. — Извини, я не хотел, — Шарль ласково боднул супруга под горло и поцеловал под нижнюю челюсть. — Но я правда потом забуду. А я измучился с этим вопросом днём, и уж, конечно, не соображал вечером. — А после оргазма тебя прорвало на идеи? — Допустим, не после, а два часа спустя. — Колоссальная разница! — Чем меньше будешь язвить, тем быстрее опять будешь спать. Лорд что-то буркнул под нос, но подушку переместил под спину и полусел. — Излагай. — На переустройство порядка на заводах у нас где-то восемь месяцев… — Меньше. Полгода максимум, — Дарсия сжал переносицу и подавил зевок. Спать хотелось неимоверно, но нет же… — Ты сам виноват. Вот скажи, зачем было угрожать акциями винных заводов? — Может, затем, что там убивают из-за, как ты когда-то сказал, деликатесности? — Шарль, но ведь не везде. «Золотые кущи» и ещё пара заводов. Да, у меня их акции, но с моим свержением ты недопустимо помедлил. — Это в любом случае нужно исправлять. — Ты уже доисправлялся со своими новыми нормами на заводах. Даже если я теперь заберу половину земель обратно, у нас более чем достаточно головной боли. — Завтра, вернее, уже сегодня мы с тобой поедем в Иствуд к моему управляющему и прихватим инэ Имона, посмотрим, что можно сделать. А ещё нам нужен совместный проект, который чуть отвлечёт Глав от вопроса заводов и фабрик. Как тебе положение о разводах? Дарсия тут же потемнел лицом. — Нет. — Подожди, послушай… — Нет и ещё раз нет! Я что, не знаю, как это будет? Сначала совместно сделаем, а потом ты на нашей же семье его и испробуешь, а я не намерен тебя терять! И никакого развода… — Дурак, ой дурак… Шарль одной рукой накрыл супругу губы, а второй притянул его за голову к себе поближе, глядя глаза в глаза и боясь отпустить чужой белобрысый затылок, пока это чудо ещё что-нибудь не ляпнуло. — Я. Никуда. Не ухожу. И с тобой я не развожусь. Слышишь? Ты, радость моя, то ещё испытание, но, несмотря на толику ненависти, я тебя люблю. Не так сильно, как в первые годы, но, может, глубже, чем когда-либо. Шарль убрал руки, и его тут же порывисто поцеловали. Быстро, едва коснувшись губами губ, тут же схватили в обнимку. — Скажи ещё раз. — Что я не буду с тобой разводиться или что ты дурак? — Шарль! — Маан, зачем так нервничать? Люблю я тебя. Люблю. Доволен? Лорд выдохнул на порядок спокойнее и утянул графа в лежачее положение. — Эй! Погоди, — Шарль завозился, силясь высвободиться из крепких объятий, — да Дарсия же! Отпусти, мы не договорили! — Что мы не договорили? Ты хочешь развод, завтра обсуди… — Да не хочу я развод! Шарль, не выдержав, попросту до крови укусил лорда в плечо. Тот вскрикнул, взбрыкнул, но совершенно точно проснулся. — Ты совсем рехнулся?! — Ты меня не слушаешь! В укушенного Дарсию полетела подушка, потом ещё одна. Третьей по макушке получил уже Шарль. Граф орудие избиения отобрал, подмял под себя и улёгся на неё животом. Лорд скептически-вопросительно вскинул бровь. — Как созерцание твоих пятой точки и ног позволит мне сосредоточиться на доносимых тобой мыслях? — А ты смотри не на мою задницу, а на меня. Тем местом я тебе уже всё отработал, и продолжения сегодня не намечается. Как ты себе свою неуёмную «хотелку» не стесал — это другой вопрос. — Шарль повторил жест супруга, сильно сжав переносицу. — Мы опять ушли не туда. Я говорил о разводах. — Чем они так невероятно хороши в твоих глазах? — Может, своей проблемностью? Ты же не будешь отрицать, что система разводов на данный момент очень долгая и путанная. — У нас сильный институт брака. Шарль фыркнул. — То-то мы с тобой такие рогатые… — Не путай мужские браки с обычными. Мужской — это всегда сделка. — А обычный нет? Судя по твоим рассуждениям, перед нашей свадьбой… — Погоди минутку. Главное положение традиционного брака — дети. Этот факт держит намертво и сковывает по рукам и ногам. Я ненавидел Агнесс, и она отвечала мне полной взаимностью, но Эрнест и Альфред — это главное, что на тот период было в моей жизни. Я ей даже не изменял. Не от переизбытка благодарности и не поручусь, что не сорвался бы потом, но мне было некогда и не нужно. У меня была эмоциональная привязка к детям и в первую очередь потому, что я до одури боялся их оставить с их матерью в случае чего. И если уж со всем начистоту: по части измен — я не знаю, почему я тогда сорвался с тобой. Тогда не думалось вообще, была обоюдно жуткая ситуация, да и мне хотелось твоей боли и злости. Хотелось, возможно, именно потому, что всё же не был мне безразличен и не нужен. Получи я их тогда, возможно, кошмара длительностью в девятнадцать лет не было бы. — О, так я ещё и виноват. — Нет. Я этого не сказал, — Дарсия отрицательно покачал головой и пригладил волосы. — Тогда был виноват только я. Потом мы оба. И теперь я меньше всего хочу развода и потерять тебя, потому как вроде бы до меня стало доходить, что с тобой делать, чтобы это не превращалось в торгово-рыночные отношения. Да, я, чёрт возьми, плохо говорю о том, что думаю и чувствую, особенно о последнем, поэтому где-то теперь буду максимально прям. Ибо как только я начинаю говорить эвфемизмами, ты переворачиваешь всё с ног на голову и мы выходим на новый виток выяснения отношений. — Вау, — Шарль округлил глаза, но тут же сбавил тон и убрал излишнюю наигранность. — Я правда поражён и жест оценил, как и прямоту. Но давай вернёмся к теме, пока я не забыл. Мне, конечно, хочется соскользнуть в беседу касательно наших отношений, но всё же давай чуть позже, тем более это у нас теперь напрямую связанно с политикой партий. — А что ты ещё хочешь обсудить? Я отчасти понимаю, чем тебе мила тема разводов, ты рассчитываешь на поддержку инар, затюканных в браке, да только, Шарли, не все ведь как твоя Китти. Девушки боятся осуждения, а оно будет. Какая-нибудь уважаемая матрона непременно скажет, что терпела мужа пятьсот лет, — и ты, девочка, терпи. У нас реформа женского права в предзачаточном состоянии, а ты хочешь сразу вывалить на наших дам все права, что есть у их сестёр в Землях Основателей. Вопрос уместности штанов во время конной прогулки у нас вызывает священный ужас, а ты хочешь подрывать институт семьи. И опять-таки ясно, зачем тебе я, вроде как поддержка консерваторов гарантирует плавность реформы и возвращение к Праву Выбора, но оно подразумевало отказ от Права Ночи, а на это не пойдёт ни князь, ни Парламент, ни я. Нет, стоп, погоди возмущаться. Если бы не Право Ночи, у тебя не было бы сына, а теперь скажи, что Анри из своего сердца ты вырвешь легко и просто. — Не скажу. И не прошу возвращаться к Праву Выбора. Я хочу лишь упростить систему разводов внесением в законодательство нескольких новых пунктов, когда развод возможен и происходит в облегчённой форме. Я прекрасно отдаю себе отчёт, что на отмену Права Ночи правительство не пойдёт, так же как не пойдёт и на отмену регулирующего пакета. И моё мнение тут в меньшинстве и даром никому не сдалось. Но часть ограничений ты же поддержать можешь. Даже если не примут, это отвлечёт от вопроса реформы предприятий и реорганизации винных заводов, которыми я так опрометчиво угрожал. — Ну хоть сам признаёшь. — Будем набрасывать примерный список положений или запомним? — Завтра составим. А теперь можно наконец спать лечь? — Нет. Мы не поделили земли. — Нет поделили: тебе половину и мне половину. Друг за другом не наследуем, управляем на равных. Но бардак с переустройством разгребаешь ты — твоя изумительная идея и проект. — Да ладно тебе, говори уж прямо: я буду зашиваться с землями, театром и партией, а ты — собирать сливки и прикидывать, как вывести меня с политической арены. Уж в постели-то можно не лукавить. Помнится, мы тут были откровенны. А, к слову, про откровенности… — Шарль сгрёб в обнимку ещё пару подушек и положил на них голову. Смотреть на Дарсию стало не так удобно, зато получилось расслабить шею. — Я по ним скучаю. — По откровениям? — По временам, когда можно было, не думая и не оглядываясь на последствия, вылить на тебя всё, что я думаю о прожитом дне, неделе, всей жизни. Все планы, все мечты, всю подноготную… А теперь мы как на суде: всё, что ни скажешь, будет использовано против тебя. Тошно. Выражение синих глаз от этой фразы не то чтобы поменялось, но что-то лёгкое, равносильное падению одинокой снежинки в них всё же мелькнуло. За двадцать лет можно было наловчиться улавливать даже такие проблески эмоций. — Я тоже хотел бы вернуть эту традицию. — Припоминаешь мне выступление на Великом совете, м? — Припоминаю? Пф… Можно подумать, ты справился. Так, потрепал мне нервы и подёргал за усы мою партию, но, если начистоту, больше всего пострадал ты сам. Ну не твоё это — грязные приёмы. Тебя совесть заедает. — А ты это знаешь и манипулируешь. — Каюсь, грешен. Но я действительно скучаю по твоим советам. Часть из них бывает дельной. Шарль фыркнул и хотел съязвить, что вроде как не совсем бесполезен в хозяйстве, но передумал и сел. — Я могу тебе дать клятву на крови, что не буду выносить ничего сказанного в этой спальне за её пределы. Даже если ты мне выболтаешь все планы партии на год и даже самые дискредитирующие факты припомнишь. Заметь, я не прошу обратной услуги, так что мой язык останется за зубами. — Шарло, я сейчас скажу очень странную вещь, но предлагаю заключить соглашение и уж после скрепить клятвой. Обоюдной. — А почему предложение странное? — А ты находишь нормальным, что мы голиком сидим на супружеском ложе и планируем заключить пакт о неразглашении? Маразмом не пахнет? Шарль взъерошил волосы и представил картинку со стороны, только воображение услужливо перенесло кровать в зал Избранного совета и добавило из одежды бант и шейный платок господам заседателям. Граф, не выдержав, прыснул, а потом по-мальчишески захохотал. Он смеялся долго и заразительно, даже когда доставал из прикроватной тумбочки бумагу, перо и непроливаемую чернильницу. — Дар, это уже клиника, но так как мы вроде как оба ненормальные, то можно сказать, что всё нормально. По крайней мере, в рамках нашей семьи. Шарль обмакнул перо и вопросительно воззрился на мужа. — Что писать? Не убий, не укради, не целуйся с чужими мужьями? — Вот за что мне в супруги досталась такая язва? Я предлагаю пункт о разграничении. — Поясни. — В стенах дома Советов мы противники и политики, а за его стенами мы — это мы. Без примеси интриг и стратегий в постели и между поцелуями. Шарль отложил бумагу и чуть нахмурился, покусывая губу. — Предложение-то здравое, но… сдюжим ли? Понимаешь, я не могу смотреть на тебя и не видеть разом и Главу Синей партии, и своего супруга. Это неразрывные две твои ипостаси. — Как и твои. — Как и мои. — Значит, нужно пытаться. Мне не улыбается спать и говорить о любви Главе Алой партии. — Мне ты о любви тоже нечасто говоришь. Дарсия так резко огляделся, что в одном этом жесте считывалось желание приложиться обо что-нибудь головой и не мучиться более. — Как с тобой сложно, сердце моё… — Уж поверь, душа моя, с тобой не легче. Вместо ответа измученный синий взгляд. — На каком ещё языке тебе сказать, что я тебя люблю? Шарль тихонько вздохнул и пожал плечами. Ну откуда же ему знать, каких слов будет достаточно, чтобы перекрыть всё, что было?.. Дарсия передёрнул плечами и протянул руки. — Обет даём оба, но клятву будешь заключать ты. Всё равно больше некому, у меня других знакомых сангиэ и нет. Шарль сплёл свои пальцы с другими, музыкально длинными, но сильными и цепкими. Чужая ладонь грела и даже жгла. Вязь ильвэ, оплетающая предплечье лорда, тускло поблёскивала золотом сквозь синеву. Она точно никак не могла врать, да только разве от того легче?.. Граф подался вперёд, клыком вскрывая кожу на тыльной стороне своего запястья и переходя на руку Дарсии. То же проделал с другой парой рук. Обе вязи словно бы запульсировали в такт с кровотоком, а красные потоки на манер лент связали мужчинам запястья, сливаясь и втекая обратно. Управлять кровью лорда было почти так же легко, как и своей. Организм принимал её и быстро видоизменял под себя. Шарль старался сделать то же для Дарсии и убрать даже малейший дискомфорт. Они не записали ни единого пункта. Даже не обговорили детально, в чём, собственно, клянутся. Нарушившему «соглашение» ничего не будет, ну разве что немного заноет сердце. Дело ведь не в словах и не в наказании. Это было глубже и интимнее. Пожалуй, даже слишком. Шарль невольно опустил голову и чуть нахмурился, когда сердце обдало жаром. Чужая, пусть и порядком смешавшаяся с его собственной, кровь ощущалась странно. Не враждебно, но слишком горячо. — Шарли, тебе плохо? Больно? — Нет-нет… Нет, мне горячо. Музыкальные пальцы сжали чуть сильней, а Дарсия придвинулся ближе, мягко боднув мужа в макушку, Шарль ответил на порядок сильнее, но без агрессии, а словно бы ластясь. Почти так и было. Выпрашивание чужого тепла по крошке, по грамму, а теперь вроде и отдают добровольно, но постоянно кажется, что обманут и перестанут. Посмеются — и будет больнее, чем было. Тихий вздох и касание висок к виску. Шёпот тихий, почти кажущийся и словно бы чудящийся. — Шарли, тебе придётся меня учить с самого начала. С самого малого до самого большого. Ты же видишь, я способный ученик. — Учить? Чему? Всё, что я знаю и умею, ты можешь во сто крат лучше, разве нет? — А разве да? Научи меня отдавать. Скажи прямо, чего ты хочешь, и я постараюсь это тебе дать. Только скажи. Почему ты думаешь, что мне не страшно и не больно? Мне теперь страшнее, чем когда-либо. Я никого и никогда не пускал за внутренние барьеры, а ты можешь разворотить там всё, и оно не срастётся уже нормально. — Я пустил тебя куда дальше. — Я… научусь. Если ты потерпишь. — Разве мне остаётся что-то другое? «Ленты» ослабли и истаяли. Порезы затянулись. Шарль устало вздохнул, заваливаясь на Дарсию. — Всё, можно спать. Ты же давно просишь, а я всё тебе не даю…***
В маленьком поместье Иствуда тихо и мирно. О соседстве со столицей не напоминает ни одна деталь, и даже близость железной дороги делает пейзаж скорее идиллическим, нежели урбанизированным. Дарсия взвесил на ладони бутон жёлтой розы и посмотрел на соцветие на просвет, чуть покачивая и держа, как бокал с вином. «Ябеда». Красивый, хотя и очень простой сорт с лепестками, почти прозрачными на просвет так, что видно пушистую сердцевину. В саду особняка в районе Изумрудного дола таких и близко не было. Единственные жёлтые розы «Золото Энора» — по золотому за куст. Когда в пылу очередной драки лорд один такой примял, была реальная угроза, что Шарль его под этим кустом и закопает в качестве удобрения. За розы-то граф платил из своих средств. — Любуешься? Лорд обернулся медленно, неприкрыто любуясь, но вовсе не розами, а супругом. Шарль подходил так же не спеша, походя сорвав белую розу, которую и протянул, как карточку, держа её двумя пальцами. — «Изабелла». Я слышал, только они на севере и растут. Дарсия розу принял, но разглядывал довольно скептически. — Не совсем. Они растут на Пернассе, а это уже не совсем север. Там, откуда родом я, не растёт вообще ничего. — Что, совсем? — Почти. Трава, мелкие первоцветы… И то если выбраться за пределы холмов Кадгаша к устью Мьюри. Чем дальше от ледяного пика, тем больше трав. Тот же Валурно красив и без роз уже одними вересковыми полями. Шарль чуть склонил голову. — Я не знаком с твоим родными. И севера я не видел. Ты стыдишься? — Тебя? Маан, какая глупость. Нет, Шарли. Вовсе не тебя. Соболиные брови взмыли вверх, но лорд мягко покачал головой, не собираясь продолжать разговор. Сад накрыла тень. Неспешно и важно по небу плыл цеппелин. Граф провожал дирижабль взглядом, пока тот не исчез за облаками. — Поедем домой? — Конечно. …План они всё же составили. И внесли десять пунктов, потенциально обегающих процедуру развода. Лорда всё это заботило преступно мало. Куда больше факт того, что утром Шарль не сбежал из его объятий и собственнически перекинул ногу через его бедро. Ещё бы его вязь перестала быть наполовину чёрной — и, в общем-то, можно будет жить.