Покажи мне свое безумие

      Иногда несбывшиеся мечты приводят к большему, чем ты можешь себе представить. Это и произошло с Пэйтон. После того, как ее отправили в детский дом, не прошло и двух месяцев, а девушкой уже заинтересовалась одна немолодая пара. Это была семья Маквэй.       Аманда не могла родить ребенка, и многие годы она и ее муж боролись с этим недугом, но все было тщетно. В октябре, почти перед самым переездом в Нью-Йорк, к ним пришла идея взять ребенка из приюта. Они шли туда с определенным осознанием того, что нацелены на подростка. И руководитель детского дома рассказал историю Пэйтон Брукс. В этот же день семья встретилась с девушкой. Немного побеседовав с ней, стало ясно, что у них больше общего, чем кажется. Оформление бумаг не заняло много времени, все шло по плану. Уже через неделю они вместе покидали этот проклятый город. И, как ни странно, Аманда и Грегори смогли быстро наладить контакт со своей дочерью.       Из-за частых кошмаров, а после и панических атак Пэйтон перешла на домашнее обучение. Хотя ее бросало из крайности в крайность, она видела свое будущее в искусстве. Девушка увлекалась рисование с самого детства, и решила поступать в колледж на художницу мультипликационного фильма.       В новой комнате всегда стояло множество картин. Дописанные или нет, все они выглядели достаточно мрачно, потому что чаще всего Маквэй рисовала свои сны. В этих кошмарах она видела истинную причину своего психического расстройства, поэтому каждое утро, просыпаясь в холодном поту, девушка брала огромный блокнот и заточенный ножом карандаш, которые уже лежали на тумбочке, и рисовала. Ей казалось, что так правда сама вскроется, а после все станет на свои места. Но это лишь самовнушение. Комната только наполнялась все новыми картинами день за днем.       Хотя родители и записали Пэйтон к психотерапевту, девушка все равно не могла рассказать все, что творилось в ее голове. Это слишком много. Это слишком тайно. Взволнованная Аманда показывала картины дочери врачу, пытаясь понять, как она может помочь. Но ей отвечали всегда одно и тоже: "У нее явно выражены: паническое расстройство, навязчивые мысли и действия, к тому же первичная стадия пограничного расстройства личности. Это еще не все, что нам удалось выявить. Возможно что-то из детства, что не дает ей покоя, сложно разобрать, ведь даже в своем творчестве она нечестна".       И вот настал день, который изменил все. Грегори работал в полиции, поэтому когда его повысили в должности, то сразу же перевели в другой "конец Америки". В город от которого Пэйтон убегала даже в своих снах. Всей семье пришлось собирать вещи и незамедлительно уезжать. К сожалению или счастью, девушке так и не удалось завести себе друзей, кроме учебы ее ничего не держало в Нью-Йорке. Но возвращаться снова в этот город, когда у тебя есть шанс поступить в лучший колледж, ужасно обидно.       По дороге в Готэм Аманда пообещала дочери, что найдет хорошего психотерапевта и здесь, что девушке удастся поступить на мультипликатора в этом городе, и что вообще все будет хорошо. Но здесь ничего не может быть хорошо. Каждая часть города так или иначе провоняла сахарной ватой и морем воспоминаний.       Расположив свою дочь на новом месте, родители Пэйтон купили себе квартиру в соседнем многоэтажном доме и стали решать проблему с психотерапевтом и колледжем.       Некоторая мебель еще была упакована в пакеты для транспортировки, поэтому девушка лежала в своей новой компактной "белой" комнате. Двухспальная кровать стояла так, что с двух сторон прижималась стенами, слева находились окна во всю стену, сейчас они были завешаны рулонными шторами. Напротив кровати, а точнее справа от нее, в стену был встроен шкаф и расположен рабочий стол. Если сидеть на кровати спиной к окнам, то слева находилась дверь в ванную комнату, а справа чуть дальше от шкафа была дверь для выхода из комнаты. От уютного, но еще не обжитого пространства веяло тоской, которой Пэйтон упивалась.       Последний год ее учебы пришелся на приезд цирка под названием "Хэйли". Из-за чего и так нечастые походы на улицу прекратились вовсе. Ведь каждый раз, выходя из квартиры, прогуливаясь по улицам, рисуя в парке, она чувствовала пронзительный взгляд. Все также осложняли постоянные происшествия в городе, и Грегори советовал пока находиться дома. Окна были постоянно завешаны, так как выходили буквально на ту пустошь с яркими огнями, если преодолеть взглядом застройку из многоэтажных домов.       Но избегать своих проблем не получится, когда ты вечно прячешься от них. Как-то поздно вечером отец был вынужден заехать на работу вместе с Пэйтон. Он отвозил ее в магазин за красками и случилось непредвиденное. Его вызвали в участок, нашли труп женщины из того самого цирка. — Ты можешь остаться в машине, — сказал Грегори, закрывая за собой дверцу. — Нет, пожалуй, мне лучше пойти с тобой, — Маквэй боялась оставаться наедине с собой. Они зашли в здание, наполненное цирковыми актерами. До чего же нелепо это выглядело. Участок превратился в сборище клоунов.       Запаниковав в такой большой массе людей, Пэйтон потеряла из виду своего отца, девушку отнесло куда-то к выходу. Ей было страшно среди всех увидеть знакомое с детства лицо и, озираясь по сторонам, она старалась ни на кого не смотреть. В этот момент мимо нее прошел высокий парень и растворился в толпе. В поле зрения попал размытый профиль знакомого незнакомца. Девушка оглянулась назад, но увидела только рыжие волосы. После чуть ощутимо в воздухе повис запах сахарной ваты. И, как сошедшая с ума, Маквэй двинулась к двери. Ее глаза бегали по этому разношерстному скоплению людей и не могли найти того, кого искали. Пэйтон выбежала на улицу и, осмотревшись вокруг, подумала, что это просто ее воображение решило сыграть с ней злую шутку. Этой же ночь она нарисовала более 10 быстрых эскизов мимолетного образа, что въелся ей в черепную коробку.       В этот месяц комната начала обрастать различного рода "атрибутами жизни Маквэй". Над кроватью, где лежали подушки, застыли моменты из прошлого в виде фотографий, которые девушка делала в Нью-Йорке. На противоположной белой стене красками был нарисован пляж, куда они ездили всей семьей в прошлом году. Мягкие розовые, голубые и золотистые оттенки создавали контраст с картинами, стоявшими в небольшом проеме между стеной и кроватью.       Для ощущения уюта или его иллюзии по всем стенам тянулась гирлянда, светившая теплым белым светом. На тумбе возле кровати стоял маленький проигрыватель для пластинок, а сверху все еще лежали блокнот и карандаш. Мольберт, перепачканный в краску и занимавший больше всего места, всегда статично стоял у разрисованной стены с дверью в ванную комнату. Там же находился маленький столик с тюбиками краски, палитрой и держателем кисточек.       Родители навещали Пэйтон каждый день, порой оставаясь допоздна, чтобы помогать ей. Она тяжело переносила одиночество, девушка могла лежать на кровати часами, смотря в никуда, пока ночной светильник рисовал фиолетово-розовым цветом по всей комнате созвездия.       Когда к Маквэй приходила Аманда, то дверь в спальню открывалась и было видно остальную часть квартиры. Она напоминала студию: в одной комнате умещалась кухня, гостиная и входная дверь. Вдоль стены тянулись большие окна, открывающие вид на город и часть пустоши. У противоположной стены стояли кухонные тумбы и приборы, которыми девушка редко пользовалась, потому как мотивация готовить появлялась не всегда. Как и мотивация делать все остальные дела. В дни, когда неприятные симптомы исчезали, Пэйтон занималась уборкой бумаги, скомканной и разбросанной по квартире, гуляла на улице и радовалась каждому моменту своей жизни, но малейшая неприятность убивала ее. И все возвращалось на круги своя. Единственно, что она могла делать постоянно — рисовать.       Благодаря таблеткам и приему у психотерапевта, девушке удавалось справляться с некоторыми аспектами своей болезни. Она не резала себя и жила почти полной жизнью, иногда отвлекаясь на оповещение телефона о принятии препаратов.       Уже спустя год, когда цирка было не видать, Маквэй стала выбираться из дома и рисовать на природе. Теперь ее рисунки не выглядели так мрачно, а блокнот благополучно отодвинулся в сторону. Все прошлые холсты, напоминающие о кошмарах, она складывала под кровать, избегая любого напоминания о них. И уже этим летом девушка подавала документы в колледж. Пэйтон удалось осуществить свой план и поступить. Стараясь учиться не меньше остальных, хотя иногда это было просто невыносимо из-за с ее психического расстройства, приходилось жертвовать своим здоровьем.       Однажды, когда Маквэй собиралась в колледж, у нее началась самый острый приступ панической атаки. В доме было невероятно холодно. Она, укутанная в голубой пушисты халат, собирала переносной мольберт для этюдов на занятия. Но вдруг ее начало сильно тошнить, все стало каким-то искусственным и лишенным объема: голоса из телевизора, включенного на фон, звуки с улицы и даже ее собственный голос. Девушка почувствовала покалывающую на кончиках пальцев, нарастающую панику. Спускаясь на пол из-за того, что кружилась голова, она просто пыталась пережить этот момент. Ее окунуло в это состояние очень неожиданно, хотя никаких раздражителей, которые могли бы запустить этот процесс, не было. Пэйтон была вынуждена остаться дома, предварительно позвонив родителям.       Готовя себе на обед хлопья с молоком, ее ухо уловило слова из новостей: "Шестеро заключенных сбежали из Акрхэма. В их числе...". Дальше Маквэй решила не слушать и просто выключила телевизор. Хватит того сообщения, что такие же как она, но только преступники, разгуливают по городу.       Остаток дня проходил относительно спокойно. Психотерапевту Пэйтон удалось получить от колледжа согласие на "непостоянное" присутствие девушки на занятиях ввиду ее болезни. Все нужные материалы для учебы и тесты, она получала по интернету, приходя лишь на самые важные зачеты, связанные с рисованием. Свои работы же Маквэй либо приносила сама, либо отправляла курьером.       Ранним утром следующего дня девушка писала новую картину. Это был плачущий, но дьявольски улыбающийся парень. Из кухни пахло сахарной ватой, которую купила Аманда, навещая дочь вечером. И Пэйтон невзначай вспомнила о Джероме. Она пыталась по памяти восстановить его портрет, но в самый последний момент поняла, что у нее закончился нужны цвета для волос. Сделав перерыв и достав из холодильника пиццу, Маквэй не смогла проглотить и кусочка. Сегодня ее мозг не мог быть многозадачным, поэтому пока портрет не будет готов, он не успокоится.       Решив, что проблем не должно возникнуть, Пэйтон вытащила из шкафа светлые и свободные джинсы, нежно-розовую рубашку, разрисованную краской по тканям. Ее украшали пионы нежных синих и голубых оттенков. Маквэй подошла к двери, рядом с которой висело зеркало в полный рост.       Из отражения смотрела юная девушка с измученным лицом. Синие мешки под глазами, непослушные вьющиеся волосы и худоба. Все вместе придавало еще более нездоровый вид их обладательнице. На белой коже оставались ссадины от любого незначительного столкновения с чем-либо или кем-либо, поэтому все тело было в царапинах, синяках и шрамах от долгих лет селфхарма. Она улыбнулась себе лишь уголками губ, пока глаза источали печаль, в которой можно утонуть, после девушка сразу же развернулась на одних пятках и достала черные ботинки на шнуровке.       Когда Пэйтон была готова выйти, ее остановила она сама. Рука уже поворачивала ручку, но в какой-то момент ее затрясло и, отпрыгнув от двери, Маквэй схватилась за грудь. Очередной приступ. Не смей поддаваться, ты сможешь. — Это же просто чертова дверь, — проговорила она вслух и стремительно вышла, громко закрыв ее за собой.       Как бы то ни было, ей удалось. Шагая впервые за неделю по улице, девушка чувствовала невероятную свободу и силу. Победить себя, невероятно. Погруженная в свои мысли Маквэй проходила по перекрестку, где-то в районе редакции местной газеты, как вдруг послышались крики и громкие удары. Пэйтон сначала не могла понять, откуда доносились эти звуки. Она озиралась по сторонам, но после посмотрела вперед. На дороге лежали люди, но уже неживые. Их одежда напоминала смирительные рубашки, а на этой одежде кто-то написал буквы. Из-под размазанных по дороге тел вытекала кровь и ошметки тканей. Люди вокруг очень внимательно рассматривали мертвецов. Может быть это были чьи-то знакомые? Друзья? Родственники?       Рвотный позыв не пришлось ждать долго, но девушке удалось его сдержать. Она больше не могла смотреть на это, хотелось убежать, спрятаться. Лучше бы бы она осталась дома. Пэйтон подняла глаза вверх, чтобы не видеть этого кровавого месива, и заметила сидящего на краю крыши парня и группу людей. Хотя расстояние от земли до многоэтажного дома было немалое Маквэй смогла рассмотреть то, что этот молодой человек с рыжими волосами, смотрел в ее сторону. Или ей так показалось. Но, во всяком случае, это заставило испугаться и без того пугливую девушку. Домой. Как можно быстрее.       Закрыв за собой дверь, она поклялась себе больше никогда ее не открывать. — Вот, что бывает, если ты выходишь на улицу. Ничего... — сидя под дверью, повторяла снова и снова испуганная Пэйтон, — ничего хорошего.       Маквэй решила не рассказывать родителям, что выходила из квартиры и видела то, что видела. Все оставшееся время она не находила себе места, расхаживала из стороны в сторону, пока ждала психотерапевта. Ее даже вырвало, когда вспоминания о происшествии вернулись в голову. Когда же время пришло и в квартиру постучали, Пэйтон незамедлительно открыла дверь, и человек в возрасте зашел в квартиру. Девушка в спешке предложила ему присесть на кресло, расположенное напротив дивана. Сама она села на диван, и их прием начался. — Что-нибудь беспокоило сегодня, мисс Маквэй? — в своей обычной манере спросил Питер. — Думаю, что я сделала то, что не должна была, — закусив губу, сказала Пэйтон. — Пожалуйста, расслабьтесь, вы можете лечь и представить, что меня здесь нет. Расскажите то, о чем думаете, как будто говорите это себе. — Что же... Я попробую, — она легла на диван и закрыла глаза, — Мне нужно было выйти сегодня на улицу, не предупредив никого, я сделала это. И... мир будто ненавидит меня, я стала свидетелем смерти людей. А еще один из убийц на крыше... Мне правда показалось, что я знаю его, мне показалось, что он смотрел на меня, это же просто самовнушение? Этого не может быть? — закончила она.       Когда Маквэйл рассказывает о том, что произошло за день, ей приходится уходить глубоко в себя. В эти моменты она не слышит ничего и никого, кроме своего голоса. Довольно опасное погружение, если ты не можешь это контролировать. — Зачем записываться на прием к такому скучному типу? — раздался громкий смех, и девушка в ужасе открыла глаза.       На кресле сидел Джером, но совершенно неправильно. Его ноги были подняты вверх по направлению спинки, а голова свешивалась вниз. Он читал записи, которые психотерапевт делал по делу пациента номер 1807. Питера же в комнате не наблюдалось. — Действительно скучный тип, — зевнув, сказал он и встал на ноги, отряхнув свой костюм.       Девушка лишь внимательно наблюдала за каждым его движение, каждым вдохом и каждым выдохом. Она не могла понять, что чувствует. Ей страшно или она взволнована? Из-за этого ее взгляд стал потерянным. Глаза бегали, рассматривая темную одежду и самого парня. С последней встречи Джером очень сильно изменился, но не внешне. Что-то внутри больше не было таким, как раньше. Валеска резко двинулся вперед и наклонился прямо к ее уху, запустив руку в шоколадные волосы: — Ты боишься меня? — протянул он, но, не дожидаясь ответа, рассмеялся, отстранился от уха к лицу, сделал паузу и спросил, — я могу взять твою пиццу?