Прогулка по Парижу вместе с Эйрин оказалась вовсе не такой, как о подобных вещах поют в песнях. Не обошлось даже без лёгких казусов. Во-первых, вопреки реющей над этим городом славе, никто там не целуется на каждом углу. Обычные разношёрстные туристы вертят головами и щёлкают фотоаппаратами, выжидая, когда на нужном фоне не будет других снимающихся и влетающих в кадр прохожих. Во-вторых, женщины-француженки отнюдь не напоминают парящих на каблучках фей в ярких платьях. Мордочки какие-то крысиные, одеты «феи» в большинстве в простые джинсы и тряпочные тапочки. Эйрин, с причёской и макияжем, смотрелась на улицах французской столицы куда краше большинства из них и, очевидно, производила впечатление обеспеченной дамы, только что покинувшей салон красоты, хотя собиралась в путь сама. Тони уже вовсю подшучивал над её утренними страхами оказаться в Париже простенькой серой мышкой. Руки мужчины шаловливо задерживались на аппетитных округлостях любимой, отчего та загоралась румянцем и неумело высвобождалась из настойчивых публичных объятий.
— Ты ведёшь себя неприлично. Похоже, жизнь в глубинке окончательно распустила твою и без того необузданную натуру.
— Эйрин, расслабься! Мы в городе всех влюблённых, и должны наслаждаться этим. Просто веди себя так, как будто мы поженились неделю назад. Не ошибёшься.
— А я вижу, что ошибусь! И не только потому, что больше никто так не делает.
Она долго стояла возле Нотр-Дам-де-Пари, вглядывалась в причудливые барельефы и статуи, вспоминала фразы из одноименного романа Гюго, который очень любила. Вот только Тони понятия не имел, о чём там, и зачем всю жизнь помнить всю эту ерунду, когда школьные уроки остались в прошлом. Разъяснения о великой и чистой любви уродца Квазимодо к цыганке-красавице так и пролетели бы мимо ушей Блэка, если бы не одно досадное обстоятельство. Они шли по широкой многолюдной улице: маленькая ирландка — миловидная, но далёкая от образа фотомодели, и высоченный здоровяк в джинсах, облегающей футболке и тёмных очках. Лёгкий ветерок развевал его длинные тёмные волосы. Тони остановился, чтобы поправить непослушную прядь, снял очки и в тот же миг увидел перед собой женщину, которая присела завязать шнурок, да так и повалилась на асфальт, раскрыв рот от восхищения. Дамочка даже позабыла о неловкости своего положения, продолжая разглядывать атлетически сложенного красавца, а после перевела взгляд на Эйрин и как-то хитренько усмехнулась. Прошествовав дальше, Энтони понял, что его спутница погрустнела и молча смотрит себе под ноги.
— Ты чего? Да ты чуть не плачешь! — остановившись, мужчина мягко обнял любимую за плечи и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ничего. Просто подумала, что у нас с тобой всё наоборот. Красавец-бандит любит дурнушку, у которой теперь ничего нет, как и у цыганки. Или не любит. Ведь рядом есть такой же красавец.
— Эйрин, ты из-за этой тётки что ли? Перестань сейчас же. — В голову моментально стукнула досадная догадка. Она видела что-то, впрочем, и они с Транди не очень-то заботились о конспирации. — Милая, прошу тебя! Ты же знаешь, я люблю только тебя! Всю свою жизнь любил, люблю и буду любить. И если ты не улыбнёшься и не поцелуешь меня, я закричу о любви к тебе на всю улицу! Клянусь, здесь в Париже, никто нас за это не осудит. Ты меня знаешь, я закричу!
— Нет, нет, не надо! Только не кричи, пожалуйста! — Руки Энтони водили по её волосам, грудь решительно вздымалась, а на щеках горел румянец. Прижавшись к нему ближе, девушка тихонько коснулась губами его губ и улыбнулась одними глазами.
— Ну вот. Сбылась твоя мечта. Мы целовались на улицах Парижа.
— И в благодарность за этот поцелуй я сейчас отведу тебя в самый дорогой магазин, и ты купишь там всё, что пожелаешь! А после мы посидим в каком-нибудь тихом уличном ресторанчике.
Эйрин потупила взгляд, и теперь уже её губы расплылись в улыбке.
— Тони, а может не надо магазинов? Я устала на этих каблуках. Давай просто посидим где-нибудь. Правда, тихих уличных ресторанов я здесь не вижу. А в закрытых сейчас не продохнуть от жары.
— Вот уж нет, дорогая! Обещаю не только тишину и свежий воздух, но и шикарный вид! Но сначала ты купишь себе голубое шёлковое платье, почти как тогда, в нашу лучшую весну. Ты ведь не забыла?
Конечно же, она не могла забыть такого. И долгие годы хранила то платье, даже возила с собой по миру. Но никогда больше не надевала. Воспоминания нахлынули волнами, а Энтони уже открывал перед нею дверь весьма солидного женского модного магазина. И стоило только войти, как её буквально подхватили любезные продавщицы и стилисты, перед глазами запестрели наряды. А Блэк что-то пояснил им по-английски и растянулся на мягком диване со стаканом прохладного лимонада.
Может быть, визуально, Париж и утратил своих фей. Но уж всяк этот город никогда не перестанет быть столицей мировой моды. Каждое из заведений, подобных этому, готово было создать фею из любой женщины. Причём в столь короткие сроки, будто бы это не просто работа, а чистое волшебство, когда до начала бала Золушки осталось уже совсем немного времени. Не прошло и часа, как перед Энтони предстала его возлюбленная, одетая почти также, как в далёком 1985-м. Только на порядок дороже и изысканнее. Воздушные рукава на платье спускались почти до локтей, но обнажали плечики. Переплетённые на спине тонкие ленты не давали бретелям спадать. А юбка не просто клешилась по моде восьмидесятых, а нежно спадала по бёдрам, оба её слоя — шёлковый и кружевной — ложились по фигуре мягкими драпировками. Но она восхитительно развевалась, стоило Эйрин чуть шевельнуться. К платью подобрали сумочку, туфли и бижутерию, подправили девушке причёску и освежили макияж. Ну, а в подарок к столь не дешёвой покупке позволили выбрать духи — настоящие, французские, причём из числа ароматов, которые ещё не поступили в продажу в других странах. А ещё упаковали все её старые вещи и отправили с курьером по указанному адресу. Тони, сто раз проклявший заведение за единственное их упущение — угощать клиентов лимонадом, а не пивом — в тот миг почувствовал, что голова идёт кругом, как будто он и с этого лимонада пьян. Не в состоянии отвести от Эйрин глаз, он безмолвно протянул продавщице кредитку, даже не поинтересовавшись стоимостью покупки. Лучший день в жизни возвращался. И когда Эйрин вышла на улицу, а он чуть задержался за ней, закрывая дверь, уже через миг его ждала не самая приятная картина. Какой-то иностранец, явно не француз, но и не американец, расходился в комплиментах перед его возлюбленной, кланялся и даже взял её за руку. Из того, что он говорил, было не разобрать ни слова. Ясно было одно: он тщетно искал в Париже его прославленных фей и, наконец, нашёл. Впрочем, увидев рядом с «феей» её спутника, подобного древнескандинавскому богу грома, незадачливый кавалер испарился в считанные секунды.
— Как там, говоришь, звали того урода, что влюбился в первую красавицу?
— Квазимодо. А что?
Тони что-то буркнул себе под нос, но не решился ни закурить сигарету, ни с силой прижать к себе свою женщину. Её облик обязал галантно предложить ей руку, и оба продолжили путь по парижской улочке. Свернув в переулок, а после на набережную, Блэк стал посматривать по верхам и, завидев на последнем этаже старинного здания вазоны роз, исполнил второе своё обещание. Если вам хочется отдохнуть именно в уличном ресторане на свежем воздухе, но не видеть при этом идущих мимо прохожих, выбирайте те заведения, что расположены на верхних этажах под крышами. В плохую погоду вам будет гарантирован прекрасный вид из окна и почти полная тишина. Ну, а если на улице ясно и солнечно, к вашим услугам такие увенчанные розами балконы.
— Здесь прекрасно! — молвила Эйрин и коснулась лицом душистых цветов. — Париж как на ладони, а мы ведь не в самом центре. Это правда восхитительный выбор, Тони! Откуда ты только знал?
— Я не знал. Я просто глазел по сторонам и думал, как сделать так, чтоб на тебя не пялились местные похотливые мужики.
— Все кроме одного, думаю?..
— Я не местный.
Теперь уже можно было дать волю чувствам, обнимать и целовать её под этой крышей парижского дома, на лёгком ветре, среди этих роз. День был будний, и они оказались единственными посетителями заведения, ну, а хозяева разом смекнули, что у этой пары есть повод побыть наедине. Лучшее красное вино появилось на столе почти сразу, фруктовый десерт для Эйрин принесли через несколько минут, ну, а двойная порция мяса для Тони готовилась столь долго, что время это вместило в себя все упущенные ранее поцелуи, оказавшиеся неуместными просто на улице. Блэк упивался воспоминаниями и всерьёз уже ждал, когда они окажутся дома в их спальне. Но не мог не замечать грусти в глазах любимой. Она никогда не знала столь счастливых дней, но эта грусть — ей было не скрыть её несмотря ни на что.
— Почему ты грустишь? Я что-то сделал не так? Не угодил тебе?
— Нет, ну что ты! Этот наряд, твои слова о нашей первой ночи… Это прекрасно! Я думала, что ты станешь другим. Совсем другим. Не останется ничего святого с этим твоим бизнесом.
— Но я остался прежним. По-прежнему люблю тебя.
Капля красного вина упала с уголка губ Эйрин и потекла к подбородку. Тони подхватил её, не дав испортить новое платье, и нежно поцеловал девушку, лаская шёлк и гипюр на её теле. Но сперва ему показалось, что изо рта её идёт кровь.
— Тони, я была бы счастливее всех на свете, если бы впереди у нас было будущее. Но я знаю, что это не так. Что может случиться самое страшное, если мы не найдём выхода и решения. Знаю, что враги наши очень сильны. А чем я могу помочь, став никем? Я теперь никогда не увижу Шеффилд. Не смогу положить цветы на могилы родителей. Я просто боюсь иногда давать кредитку в магазине и в каждый миг жду, что за мной придут.
— Ну вот кто тебе это сказал? Транди проверил тебя, ты не при чём. Тебя не ищет никто, да и не за что искать. Когда всё закончится, мы выкупим и ваш дом, и, если хочешь, всё имение в Ирландии, где ты родилась. Я же говорил тебе тогда — будь моей! И я всё для тебя обеспечу. Почему ты тогда отказалась?
— Да вот потому, чтобы изначально не лишиться всего. И всегда я ждала тебя, готова была укрыть, потому что знала: однажды ты точно вляпаешься.
Он не ждал таких слов от своей девочки-отличницы. Но она продолжала говорить — не как унесённая счастьем дурочка, которую нарядили в бутике и усадили за столик шикарного ресторана. Она говорила, словно его компаньон по бизнесу, уже всё знающий о них и понимающий законы чёрного рынка. Она думала, как помочь, но не могла не сожалеть о несбывшихся мечтах юности, о потерянных столь глупо годах. И из уст её изливалась эта грусть, эта горечь, облачённые в слова сокровенные желания. И эта капля вина правда стала как кровь.
— Там, в Африке, я могла бы укрыть тебя за именем погибшего охотника или следопыта. И никто не пошёл бы, поверь, в эти джунгли. Но только там мы могли бы стать свободными, жить в единении с природой, в тишине. Нашим детям уже было бы лет десять, или даже чуть больше. Ты мог бы ездить на своём мотоцикле без риска попасть в аварию. Просто там и нет никого, изредка увидишь автомобиль, да и тот движется не быстрее двадцати миль по бездорожью. Тишина, свобода, природа вокруг. И звери. Но только звери не предают никогда. Они помнят добро. Всю свою жизнь это помнят. Ты стал бы свободен. И стал бы отцом. Тони, это не я отвергла тебя. Это ты отказался от счастья. И в этот миг вокруг розы, но мы не знаем, что будет потом. Я бы просила сейчас два билета до любого из аэропортов на севере Африки с вылетом завтра. Но теперь уже так не получится. Теперь от тебя зависят судьбы других людей. Но что делать? Я уже чую дым. Беда близко, мой милый Энтони! Поэтому попрошу о другом — просто найти киоск, где можно купить свежие газеты на английском.
В глазах стояли слёзы — от мысли о сыновьях, которым уже десять. Пусть, конечно, не в дикой Африке, но их жизнь действительно могла быть совсем другой. Вечер подступал, а с ним и прохлада. Поэтому Блэк крепко обнял любимую, расплатился и проводил Эйрин в такси. А по дороге шепнул ей:
— Я выкручусь. Мы все выкрутимся. А как только приедем домой сейчас, сделаем сына! Я буду любить тебя всю эту ночь. И у нас будет сын. Только скажи, как расстегнуть это платье, не порвав его на куски!
***
Уже поздно вечером Тони проснулся в объятиях женщины, которую не усыпили-таки все его плотские страсти. Эйрин обнимала его, а другой рукой держала газету, купленную по дороге. Она внимательно читала статью, где, спустя уже три недели, причины и возможные последствия провала саммита в Кэмп-Дэвиде* рассматривались подробно: с учётом мнения аналитиков и опроса жителей. Лицо девушки было грустным и мрачным, но каждые несколько минут она глядела на спящего рядом мужчину и нежно водила рукой по его голове, плечам, шее. Тони привстал на ложе и прочёл заголовок.
— Палестино-израильский конфликт? Ты за этими газетами останавливалась? И читаешь вместо того, чтобы сладко спать сейчас?
— Я не могу сладко спать, когда тебе грозит опасность.
— Ну, исходя из того, что переговоры провалились, опасность грозит не мне. Я не житель тех земель. А ты поддерживаешь Израиль?
— Да, я их поддерживаю — в праве народа иметь свою страну и свою землю. К тому же, не они пошли по пути терроризма. Но я не поддерживаю инициатив снесения святынь и памятников, составляющих всемирное наследие.
— Как всегда, увлекаешься древней историей?
— Теперь уже нет, увы. Увлекаюсь новейшей историей. Ради тебя. Ради того, чтобы этот вечер не был для нас последним. Я благодарна тебе за сегодняшнее романтическое приключение. Но разве ты не понимаешь, что этот провал, и все эти события способны развязать войну, причём очень и очень скоро?
Энтони задумался. До него, наконец, начал доходить смысл слов Эйрин и причина её беспокойств. Он уже поставлял оружие израильтянам. И если противостояние в секторе Газа вновь перерастёт в вооружённый конфликт, их концерн будет вовлечён в это. И вновь объявится Айзеншпиц. Только вот которой из сторон поставляет оружие он? Ответ очень прост. Если военный департамент США сам финансирует подпольные террористические организации, значит, несмотря на формально провозглашённую позицию поддержки Израиля, ему, Энтони Блэку, предпишут обеспечивать своим товаром арабов — террористов. Или же просто выйдут на него, и теперь однозначно устранят, приберут к рукам бизнес и поставят дело на другие рельсы. Вздохнув глубоко, Тони вынул из рук Эйрин газету, отложил её в сторону и обоими руками притянул девушку к себе.
— Спи сейчас. Завтра обсудим всё это и поговорим с Транди. Выход должен быть, и мы его найдём. За себя не переживай. Что бы ни случилось, я обеспечу тебя на всю жизнь и займусь этим немедленно.
Эйрин тогда подумала, что лучшее, чем он может её обеспечить, самое желанное, что он может ей дать — это частичку себя. Если осуществятся его слова о сегодняшней ночи, и у них будет сын…
***
Рано утром Тони куда-то уехал, не разбудив любимую. Шторм-Спринга тоже не было дома, но ближе к полудню он объявился и наведался к соседке на ланч. Своего приятеля он куда-то отослал с важными поручениями, и покамест ему просто было скучно сидеть одному. Наблюдая, как ирландка готовит кофе с горячими бутербродами, блондин уселся в кресло и просматривал купленные днём раньше газеты.
— Знаете, дорогая, а у вас хорошее чутьё! Должен признаться, что наши мысли и опасения полностью совпадают. Эта «святая земля» не может не пить кровь, а фанатикам её словно не жалко. В мире столько прекрасных мест, где можно жить припеваючи. А они кладут людей тысячами ради клочка бесплодной пустыни.
— Не богохульствуйте.
Транди усмехнулся и не удержался от вопроса:
— Эйрин, ты веришь в бога?
— Нет, конечно. Это неразумно. Просто уважаю историю и культуру своего народа, равно как и других. Чрезмерное увлечение религией принесло миру слишком много бед. И эта, которую мы обсуждаем — одна из них.
— И свое замужество ты представляла просто в конторе? Ты ведь была юной девушкой, любила, и, конечно, думала о свадьбе, о белом платье. Так ведь?
Неисправимый циник откинул газеты, развалился, вытянув ноги, и сделал глоток из поданной кофейной чашечки, источающей любимый аромат. Да только пойманный в тот миг взгляд явно не дал ему расслабиться.
— Мистер Шторм-Спринг, я не буду отрицать, что девушкой думала о свадьбе. Да только белое платье можно одеть не только в церковь. А можно и вообще его не надевать, лишь бы обряд, которому тысячелетия, навсегда объединил тебя с любимым человеком.
Рыжая выдержала паузу. Транди заметно дёрнулся и устремил на неё взор, не скрывая интереса к тому, что же она скажет дальше.
— Я бы хотела венчаться как мои предки. Чтобы горел костёр, и мудрый старец повязал наши руки полотнищем. Чтоб на головах были венки из цветов, в глазах — только любовь, а цвет одежды совершенно не важен.
Завтрак продолжился почти что в молчании. Оба намеренно не поднимали главную назревшую тему, ожидая возвращения Энтони. И Эйрин, и Шторм-Спринг знали: он занят переговорами со своими партнёрами. Тянуть дальше нельзя, и уже в ближайшие дни должна родиться стратегия поведения «Семёрки оружейников» в сложившейся непростой ситуации. Вести, принесённые Блэком, подтвердили, что первичные запросы на поставки уже получены, и заводы начинают работу в интенсивном режиме. Огонь ещё не разгорелся, но дым вовсю уже шёл.
— Вы можете объявить о банкротстве. И нанять антикризисного управляющего. Carlyle клюнет на это, чтобы прибрать вас к рукам. А далее мы их подставим. И обнародуем истинные намерения Максимилиана Айзеншпица. Он слетит с должности, скорее всего попадёт в федеральную тюрьму и пойдет под трибунал за государственную измену.
Шторм-Спринг поставил на стол чашку кофе и прищурил глаза. А ведь она действительно не была пушистой! И это только начало. Он чувствовал, что там, под этими завитками огненных волос, роятся не менее огненные идеи.
— Ну, положим, с трибуналом ты перегибаешь. Его, разумеется, устранят. Но всяко прикроют себя от международного скандала.
— Согласна. Но, будучи устранённым, он станет много слабее и доступнее.
— И кто же будет нашим антикризисным управляющим? — задумчиво спросил Тони.
— А я и буду. Я же теперь фантом. Меня попросту нет. Эта легенда не годится, но кто мешает создать ещё одну? Выдать мне ещё один паспорт, временно наделить полномочиями? А потом снова объявить пропавшей или погибшей.
Блэк яростно вдарил кулаком по столу, и несчастная чашечка Транди вместе с остальной посудой чуть не оказалась на полу.
— Ты с ума сошла? Не бывать этому никогда!
— А что? — блондин осадил друга, почувствовав в словах ирландки здравое зерно. — Она действительно может стать сейчас кем угодно. А других таких претендентов, обладающих абсолютным доверием, пока что нет. Сомневаюсь, что твои подельники понимают в экономике столько, чтобы проворачивать такие дела. Вы работаете на чёрном рынке, вам не писаны законы. А она их знает.
Тони встал и нервно прошёлся по комнате.
— Она — моя жена!
Эйрин вздрогнула, но тут же вернула себе и самообладание, и даже чувство юмора.
— Я тебе не жена. Иначе фамилия в паспорте была бы другая.
— Отдать оружейный синдикат в руки бабы — да кто этому поверит?
— Подожди. То я твоя жена, то — просто баба.
Шторм-Спринг смеялся от души и не удержался от ремарки.
— Блэк, в начале весны я три недели убил, чтоб понять, как ты получил диплом London School of Economics. Только не говори, что Эйрин тут не причём. Кому тебе доверять, кроме как жене? Так что, можно считать, решение у нас есть. Осталось проработать детали да подготовить плодородную почву! Ну, а ещё придумать подходящее имя. Это ей, кажется, уж очень не нравится.
