Не надо мне помогать

Прошла неделя. Всю эту неделю Юлий Александрович думал о Дане. Рыжеволосый парень занимал почти все свободное и несвободное место в голове. Юлий выстраивал его психологический портрет, пытаясь дополнить недостающие детали, основываясь на Данином поведении и рассказе о детстве. Все складывалось в почти целостный пазл. Психолог и не сомневался, что разгадка сего поведения, скорее всего, с вероятностью девяносто процентов, кроется в детстве парня. Он был рад, что Кашин пошел на контакт. Хоть и не на большой, но все же контакт. Юлий понимал, что где-то в глубине Даня хотел, чтобы ему помогли, порой даже кричал об этом, но в то же время он не хотел, чтобы в его голове кто-то рылся. Он не хотел, чтобы вскрылись его скелеты в шкафу и кто-то подумал, что он ненормальный. Даня был одним сплошным минным полем, которое могло рвануть в самый неожиданный момент, а потому, ходить по нему нужно было плавно, незаметно. Сам психолог не замечал (или делал вид), что думает о пареньке чересчур уж много. Он отмахивался рукой, что это интересный случай и он чувствует в парне нежную, добрую душу, которая нуждается в помощи. Юлий Александрович был настроен решительно и готов к новой встрече основательно; уже продумал построение диалогов со всеми возможными исходными, с чего начать и чем закончить, но… Но Даня не пришел. Кашина нет первые двадцать минут. После еще двадцать. И оставшийся час с лишним тоже нет. Брюнет то и дело кидал как бы невзначай взгляд на дверь в каком-то непонятном ожидании, в какой-то непонятной надежде. Даня не пришел. Спрашивать у группы, знает ли кто, может что-нибудь случилось, было более чем бесполезно. Кашин стопроцентно не общается ни с кем из. Потому Юлик остается в неведении и надеется, что причина правда серьезная. Через неделю Даня не приходит снова. Ни через двадцать, ни через сорок минут после начала занятия. В голову психолога начинают закрадываться нехорошие мысли, которые он пытается гнать, как может. Он сильно надеется, что Даня заболел, например. Да, заболел. Лежит дома с температурой, лечится, потому и прийти не может. Еще через неделю Даня не приходит снова. Онешко не может сфокусироваться, думать о чем-либо другом; он прерывает занятие на середине, отпуская группу домой раньше, дико извиняясь попутно, ссылаясь на срочно возникшие дела. Находя в офисе папку с номерами телефонов всей своей группы, набирает последний вписанный номер телефона. Гудки-гудки-гудки. На том конце явно разговаривать не настроены. Гудки, гудки. Юлик сидит в машине и пытается игнорировать мысли поехать к парню домой, ведь дорогу он знает. Ведь поехать было бы уже слишком со всех сторон, так? В голове еще не совсем укладывалась мысль о том, что из-за этого парня он отменил занятие, ведь вся его голова кишит обеспокоенными мыслями и Онешко это не нравилось. Не нравилось то, что он как-то душевно привязался к Дане, будто дал обещание кому-то следить за ним и оберегать. А может и дал. Себе самому. Где-то внутри себя, неосознанно и необдуманно. Осознание того прокрадывалось в голову, но сразу глушилось другими мыслями и просто не хотело быть принятым. Психолог прогибается под натиском собственных мыслей и заводит машину; через буквально пару минут он паркует автомобиль во дворе около нужного подъезда. В голове всплывает то, что ни номера квартиры, ни этажа он в прошлый раз так и не узнал, как тихое пищание домофона раздается в стороне и медленно отворяется подъездная дверь, из которой так же медленно выходит пожилая женщина. Юлий быстро глушит машину, доставая ключи, выскакивает на улицу, подбегая к женщине: — Добрый день, извините, — чуть нагибаясь, — вы не подскажите, в какой квартире живет Данил Кашин? Женщина останавливается буквально на секунду, кидает злой взгляд и выпаливает недовольное: — Хватит сюда ходить, алкаши несчастные! — чуть ли не криком возмущенно отвечает та. — Нет, женщина, вы не поняли, я психолог… — Знаю я вас, психологов, весь подъезд загадили. Женщина стремительно прибавляет шаг; Юлий Александрович вежливо игнорирует одностороннюю речь, замечая, как в подъезд заходит девочка и подбегает к двери, хватая ее за ручку. — Девочка, подожди, — брюнет забегает на первый лестничный пролет. Молодая особа, лет пятнадцати на вид, оборачивается и хмуро смотрит на парня, а в глазах читается недоверие и отчасти даже страх. — Ты не знаешь, в какой квартире живет Кашин Данил? — чуть отдышавшись. Девочка еле заметно облегченно выдыхает и с появлением легкой улыбки отвечает: — Третий этаж. Та дверь, у которой коллекция пустых бутылок, — смеется девочка и достает из ветровки связку ключей. — Спасибо, — отвечает Юлик, натягивая после неправдоподобную улыбку. Молодая девчонка провожает того взглядом, попутно прокручивая ключ в замке, а Юлий быстрым шагом поднимается на этаж выше, преодолевая по две ступеньки за шаг. Третий этаж. И правда. У самой правой двери, находящейся в углу, стоят пустые пивные банки и бутылки на пару с пустыми бутылками водки. Внутри возникает какое-то неприятное чувство. Что-то колкое и тянущее, неприязнь и брезгливость, от чего даже лицо скривилось в недовольный вид. Юлик, кашлянув перед, жмет на звонок, но тот, похоже, давно умер, так как звуков никаких не издает. Кареглазый вздыхает глубоко настолько, что плечи вместе с дыханием приподнимаются. Парень бьет костяшкой указательного пальца о деревянную дверь, добиваясь достаточно глухого звука. Слишком тихо. Он сжимает пальцы в кулак и повторяет действие. Пара секунд и реакции никакой. Из-за двери не слышатся шаги или какие-либо другие признаки жизни. Проглотив ком, вставший в горле, и оглядевшись по сторонам, он бьет еще раз, значительно громче, но результат был абсолютно идентичен. Юлик кидает взгляд на ручку и охватывает ту пальцами, опуская вниз, решая, видимо, попытать удачу (других ведь вариантов особо не предоставлялось). И густые брови на секунду вздергиваются от удивления, когда потянув, дверь поддалась и открылась. Онешко делает шаг в квартиру и сразу слух режет скрип старых половиц, от чего он щурится, приподнимая плечи. Создавалось впечатление, что Юлик был воришкой, явно ошибшимся с целью. Он тихо (насколько это возможно) закрывает за собой дверь и кидает взгляд по сторонам бедной квартиры. Было очень жарко, скорее даже душно, и очень тихо. Юлик проглатывает вязкую слюну: — Даня? Ответа не последовало. Психолог выдыхает и начинает медленно и плавно шагать по коридору, стараясь не издавать лишних звуков. Дойдя до дверного проема, он останавливается на секунду и просовывает в комнату сначала голову. Комната была вырвана и вклеена прямиком из фотоальбома времен советского союза: на полу лежит старый коричневый ковер, у стены стоит такой же старый шифонер и сервант, в углу комнаты тумба с пузатым телевизором сверху, у ближней стены старый раскладной диван, на котором, как раз, лежал искомый обьект. Кашин лежал свернутый калачиком, поджав ноги, укрытый по уши одеялом и, кажется, дрожал. Юлик неуверенно (возможно даже опасаясь) подходит к кровати и присаживается на корточки. Он смотрит на, кажется, спящего парня, не решаясь того разбудить. Даня медленно открывает глаза и убитым, отсутствующим взглядом молча смотрит в глаза. От неожиданности Юлия слегка дергает. — Что ты здесь делаешь? — томно спрашивает Даня, не отводя взгляд. — Тебя не было на занятиях довольно давно, я думал, вдруг что-то случилось. Даня так же безэмоционально высовывает из-под одеяла руку и протягивает к психологу, касаясь пальцами его лица. Тот обездвиженно продолжает зрительный контакт. — У тебя очень горячие руки, Даня… — Ты настоящий? — перебивая, спрашивает рыжий. — Да, я настоящий, — кивает Юлик. Кашин отстраняет пальцы от его лица, сжимая ими край одеяла, накрываясь снова по уши. — Не знаю, в прошлый раз ты говорил тоже самое. Юлик закрывает на пару секунд глаза, вздыхая: — У тебя жар, Даня. Давно ты лежишь в таком состоянии? Рыжий пожимает плечами. — У тебя дома есть градусник? — В ванной. Парень кивает и встает с корточек, возвращаясь в прихожую. Он щелкает выключателем и открывает дверь. Тусклый свет из одиноко торчащей лампочки на потрескавшемся потолке освещает грязно-синюю плитку, потертую временем и грязью, поржавевшую, потемневшую ванну и серую то ли по натуре, то ли от времени раковинну, над которой весит шкафчик с разбитым зеркалом. От такого зрелища в груди все неприятно сжалось. Он аккуратно открывает дверцу шкафчика. Внутри лежит убитая зубная щетка и почти закончившаяся зубная паста, ни о каком градуснике речи не идет. Юлик вновь садится на корточки, кладя на плечо Дани руку: — Давай я схожу за лекарствами, ладно? Кашин кивает пару раз, не открывая глаз. В аптеке Юлик берет, кажется, все: жаропонижающие, противовирусные, назальные капли, спрей для горла, мазь для растирания, йод, воду. Юлик дает больному выпить двойную дозу жаропонижающего. В состоянии болезни Кашин был более, чем мягок и неконфликтен и был готов выпить все, что ему предлагалось (будь то сладкий сироп или отвратно-горькая микстура). Оно, в принципе, было логично: сил сопротивляться и упрямиться напросто не было; когда тебе плохо, хочется принять любые блага со стороны, лишь бы стало легче. Психолог кладет свою ладонь на плечо Дане, слегка потрепав: — Думаю, мне нужно удалиться. Я мог бы приехать утром, проверить как ты… — Не уезжай, — внезапно слышится еле разборчивая речь. Юлик молчит и спустя пару секунд кивает. От чего-то противиться или спрашивать что-то не возникло желания, не рассматривая даже варианты того, что это могло быть сказано в сонном состоянии. Сказанное в таком состоянии, скорее, было искренней просьбой. Вообще, больной Кашин импонировал куда больше; он проявлялся с куда более честной стороны, несмотря на краткость диалогов. Юлий Александрович осматривается и, приметив кресло около тумбочки с телевизором, присаживается. Быть может от эмоциональной вымотанности, а может насмотревшись на сопящего больного и заразившись примером, он погружается в дрем спустя пару минут, несмотря на относительно ранний час. Даню будит посторонний звук со стороны. Он жмурится, не открывая глаз и переворачивается на другой бок, накрываясь одеялом. Глаза распахиваются от резкого осознания, что живет он один и никаких посторонних звуков в квартире быть просто не должно. Он резко переворачивается обратно, подскакивая с кровати. На расстоянии буквально два шага стоит озадаченный Юлий, приподнявший, явно вопрошая, бровь. — Ты хули здесь забыл? — выражение лица рыжего изображает весь спектр вопросительных и удивленных эмоций, пытаемых быть погашенными самим Даней. — И тебе доброе утро, — усмехается Юлик, но видя непоколебимое выражение лица Дани, снимает улыбку с лица, — ты не помнишь? Кашин хмурит брови и мотает головой пару раз. — Я приехал вчера вечером. Ты лежал здесь с жаром, я сбегал за лекарствами. Я смотрю тебе значительно легче после жаропонижающих? Надо бы растереть тебе спину… — Какого хуя? — перебивает парень, явно не настроенный выслушивать все это. — Я хотел уехать вечером, но ты попросил остаться… — Спасибо огромное, теперь можешь уходить, — вновь перебивает Даня в грубом тоне. — Дань, ты говорил, что я уже приходил? Ты не помнишь? — Ты не понял меня? Уебывай. Юлик вдыхает и задерживает дыхание, озадаченно закусив губу. — Я приготовил завтрак и… Давай я хотя бы разотру тебе спину? — Ты совсем конченный? Психолог делает два шага вперед, осторожно кладя ладони на предплечья: — Даня… — Убери от меня свои руки, — парень скидывает ладони психолога, делая шаг назад. — Успокойся, Даня, я… просто хочу помочь, — Юлик приподнял ладони на уровне плеч в открытой позе. — Я, кажется, говорил, что помощь мне не нужна, — тон становится громче. — Даня, у тебя был жар, если бы я не дал тебе жаропонижающие, ты, возможно, мог умереть. — Ну и умер бы, вам-то с того что? В комнате повисла непозволимо долгая напряженная тишина. — Я не знаю, — вздыхает брюнет, мотнув пару раз головой. Юлий понимает, что большинство действий и слов по отношению к Дане с его стороны далеко неправильны и непрофессиональны, но он делал первое, что приходило ему на ум. Импульсивно. — Я не знаю почему, но мне не наплевать на тебя, правда. Я хочу тебе помочь. И как бы ты не кричал, помощь тебе нужна. Ты просто не хочешь принимать на себя роль жертвы и выглядеть беспомощно в чужих глазах. Но пойми, это абсолютно нормально, каждому из нас порой нужна помощь. Ты запутался, Даня, и это нормально, ты очень молод. Я просто хочу постараться тебе помочь. Рыжий сомкнул челюсть так крепко, что желваки на еле-заметных скулах дернулись. Он дышит полной грудью, отчего плечи подаются вперед и непроизвольно начинает чаще моргать, отчего опускает взгляд в пол. Юлик замечает, как сжимаются его кулаки. — Ладно, — тихо и рвано отвечает тот. Парень на каменных ногах проходит мимо, не поднимая взгляд, направляется на кухню. Юлик, не шевелясь, провожает того взглядом на кухню и медленно облегченно выдыхает, будто роняя камень с плеч. Это была маленькая, но значительная победа, в которую сначала было даже сложно поверить. Онешко, опомнившись, направляется на кухню, где у распахнутого окна стоит рыжий, прикуривая сигарету, располагавшуюся меж пухлых губ, спичками. Он поднимает взгляд и, прикурив, сует руку в карман джинс, доставая и протягивая пачку. Юлик слегка улыбается уголком губ, отрицательно мотнув головой: — Спасибо, не курю. Человек, который только что хотел врезать ему по челюсти. Человек, который не имеет, считай, ничего, выживает за гроши, делится сигаретами, так необходимыми ему хоть для какого-то успакоения и эмоциональной стабильности. — Удивительный ты, Даня, парень. Рыжий в прищуре хитро и капельку отчаянно улыбается: — Считаешь? Юлик облокачивается о стену: — Как давно ты болеешь? Даня выдыхает никотиновый дым в открытое окно, устремляя свой взгляд куда-то в степь панельных домов: — Я не знаю. Я понимаю, что стоило бы предупредить, но… Я просто не хотел приходить. Потом заболел, — он швыряет в окно бычок, поворачиваясь и смотря в глаза — ты правда видишь толк в помощи мне? Юлий молча кивает пару раз. — Почему тебе не наплевать? — Ты хороший парень, Даня… — У нас вся группа хороших людей. Всем им нужна помощь. Почему я? Онешко молчит. Он и сам не знает почему. Почему ты, рыжий быдловатый парень, запал ему в душу. Даня кивает и, опустив голову, проходит мимо, направляясь в комнату. Юлик сжимает губы и выдыхает с закрытыми глазами. Он направляется в комнату. Зайдя, сразу ловит на себе пристальный взгляд; Даня, сложив губы в одну сторону, отворачивается от него, поворачиваясь к окну, заводит ладони за спину, цепляя ткань на лопатках, тянет свитшот вперед, снимая его с себя. Не поворачиваясь, он ложится на диван. Юлик стоит пару секунд в небольшом недоумении. — Ну? — А… растереть тебе спину? — неловко дергается он. — Нет, бля, я позагорать прилег. Еще пару секунд бездействия от неожиданности. Честно, Юлик гордился парнем. Да, гордится, ведь он уже второй раз пересиливает себя. Комплексы в неуверенности и нелюбви к своему телу на лицо. По Дане видно, как ему неуютно и дискомфортно, но он делает это. Почему только — непонятно. О своей гордости говорить, конечно, не стоит и Юлик понимает это, ведь лишнее упоминание лишь взведет парня и возможно отпугнет. Даня действует по методу пересиливания себя и в лишний раз напоминать ему и хвалить за вещи, считаемые для всех нормой, не есть хорошо; создастся впечатление того, что он больной. Психолог берет с тумбочки маленькую синюю баночку и открывает. В нос сразу бьет сильный ментоловый запах, напоминающий «звездочку». Он окунает в баночку два пальца, зачерпывая прохладную прозрачную мазь, ставит обратно на тумбочку, и подходит к кровати. Размазав по ладоням мазь, Юлик наклоняется корпусом, кладя ладони на широкую спину. От неожиданности Даня слегка вздрагивает и мускулы напрягаются; по горячей коже от холода пробегают мурашки. Юлик начинает двигать ладонями, растирая мазь и специально надавливая подушечками пальцев чувствует, как под ними мнутся напряженные мышцы. Ладони обдает холодом и жжением. Закончив, Онешко накрывает того одеялом и отходит от кровати: — Ну… все. Я лекарства оставил на столе на кухне. Тебе нужно выпить еще… — Я прочитаю по инструкции. — Тогда… Я поеду. Юлик кивает своим же словам и направляется из комнаты, останавливаясь почти у порога: — На следующей неделе тебя ждать? — Да. Пару секунд молчания. — Я написал тебе свой номер, на всякий случай, оставил на тумбочке. Так что до встречи. Сделав шаг в коридор, в спину прилетает «спасибо». Захлопывается дверь и в квартире остается только ее владелец.