***
— Опять вы? Вы что здесь подрабатываете? Девушка, облаченная в тяжелую дубленку, с вызовом смотрит в глаза Сергею. Он уже и забыл про спор с какой-то склочной девчонкой. А тут вновь стоит, напрягается раздраженным нервом. Белов не любил, когда доказывают что-то в споре. Хочешь показать, что ты прав? Просто сделай это. От нее веет холодом и почему-то елью. Внезапно появившаяся, она, к сожалению десятого номера, никак не хотела пропадать с горизонта. Так и маячила, мозоля глаз, быстро ускользая, точно мыло из рук в душевой. «Точно мяч», — мелькает в голове. От этой мысли Сергей рассекает воздух, захлопывая дверь. Сегодня ему предстоит двойная тренировка в наказание за опоздание. В жарком зале его встречают кивком, не отрываясь от игры, но он не обращает на это внимание — торопится приступить к занятию. И так каждый день, все сначала. Ты должен выйти и работать.***
После тренировки с женской сборной Таня чувствовала себя удовлетворенной. Наконец она выложилась так, как не удавалось на занятиях по скульптуре. На прощание, понаблюдав за игрой Сергеевой, Сашка сказала: — Манеру ты, дорогая, не растеряла, упущенное — вернем. Укротим строптивое пламя советского мяча. Ура! Татьяна идет вдоль скамеек сквера, холодный воздух приятно покалывает разгоряченные щеки. К бордюрам пристали остатки липкого грязного снега, занесенного слоем пыли. На голом газоне старый дворовый пес неуклюже гоняет голубей. Мазки дымчатых облаков перекрывают зимнее небо. Сполна насладиться успешным занятием не давала совесть, которая камешком в ботинке напоминала о пропущенном семинаре, о заброшенной подготовке к выставке, даже о том, что девушка обманула Гаранжиных. Они-то думают, наверное, что девушка вовсю посвящает себя искусству, волнуются… — Это никак не помешает, — шепчет она сама себе. — Это же не навсегда. Татьяна смотрит, как небо постепенно набухает. Неужели пойдет снег? За все время, проведенное в Москве, ни снежинки не слетело на землю. Девушка присаживается на одну из скамеек. Из увесистой сумки она извлекает огрызок простого карандаша и потертый блокнот в кожаном переплете. В несколько штрихов на бумаге является стая голубей, чинно вышагивающих в поисках еды вдоль лавок, чуть покосившийся фонарный столб. Руки быстро леденеют, карандаш бегает по бумаге уже не столь активно. Даже грифель от низкой температуры крошится чуть сильнее обычного. «Надо же наверстывать упущенное», — думает Сергеева. Когда солнце постепенно начинает окунаться за ворот горизонта, Таня завершает работу. Узловатые пальцы гудят от холода, который будто с каждой минутой лишь крепчает. Ей нужно поспешить, чтобы перехватить у Владимира Петровича ключи от дома, иначе вечерний пленэр грозится перерасти в ночной. Эхо торопливых шагов разносится по коридорам Дворца спорта, смешиваясь с одинокими ударами мяча. В холодной темноте помещения девушка не замечает статной фигуры спортсмена: — Аккуратнее! — пугается она, когда сумка, задетая плечом, летит на пол. — Взаимно, — хмурится смуглый юноша в спортивном костюме. — Какого черта ты так поздно здесь, девушка? Волков не боитесь? А баскетболистов? — Модестас с прищуром смотрит на Татьяну. Та напрягается. Разговоры с незнакомыми людьми в позднее вечернее время действительно не особо воодушевляли Таню. — Их — да, вас — нет, — фыркает она, пытаясь протиснуться между громадой советского спорта и шершавой стеной. — У нас в Литве особы поскромнее некоторых… Как тебя? — Меня хорошо, молодой человек, пропустите! — пищит Сергеева. Это лишь веселит литовца: — Девушка, мне просто ключи отдать надо. Тренер поручил. А кому — толком и не объяснил. Кто ты, красотка? Она подозрительно всматривается в лицо баскетболиста, пытаясь, видимо, распознать ложь. — Татьяна я. Где ключи? — девушка нетерпеливо притопывает ногой, пока Паулаускас долго роется в карманах спортивного костюма. — Видимо, там, — кивает он на зал, где резко замолкают шумы. Настороженный, спортсмен бросается к двери, Татьяна за ним. — Серега? Опять? Будто в замедленной съемке десятый номер валится на паркет, обхватив побелевшими пальцами колено. Таня непонимающе наблюдает за парнем. Вены на его напряженных руках, кажется, выступают еще сильнее, глаза закатываются от боли. — Модя, вали. И эту с собой прихвати! — Сергей не хотел, чтобы кто-то посторонний, кроме давнего друга, видел его проблемы. Его неудачу. Его поражение самому себе. — Может, хоть лед? — робко спрашивает Сергеева. — Я в порядке. Белов зло бросает катившийся рядом мяч в молодых людей. — Вы, Сергей, не только себя в руках держать не умеете, — задумчиво изрекает Татьяна. — Но и врать… — Серый, хорош. Обезболивающие? — Модестас прерывает тираду девушки, приближаясь к товарищу. — Закончились, — хрипит баскетболист. Дыхание его частое, прерывистое. — Красотка, — Паулаускас оборачивается на Таню. — Прямо по коридору. Последняя дверь. Зови Севу. Девушка выбегает из зала, путаясь в ногах. За спиной остается горечь ссоры, больной крик десятого номера и открытая дверь.