* * *
Ему пришлось сообщить известия матери. К счастью, она гостила у Донны на выходных; кто-то должен быть рядом с ней в трудную минуту. Она винила себя за то, что не была с ним в его последние часы. Маккой утешал её, как мог, но не мог сказать ей правду. Ложь оставляла во рту неприятный маслянистый привкус. Скрепя сердце, он солгал, что причиной смерти стали неожиданные осложнения. После долгих уговоров он всё-таки убедил их не возвращаться этим же вечером. В конце концов, они ничего не могли поделать. Однако правда в том, что он попросту боялся встретиться с ними лицом к лицу и во всём сознаться. Надо было возвращаться домой, к Джоселин и Джоанне. Но он не хотел очередного скандала. Он просто хотел забыть всё это. Бутылки виски, припрятанной во флаере, было недостаточно. Он купил вторую и едва не осушил их обе в одиночку. Он был слишком пьян, чтобы садиться за руль, и потому несколько миль брёл пешком, невзирая на проливной дождь. К тому времени, как он добрался домой, Леонард промёрз до костей. В доме было тихо. Джоселин лежала в постели и читала. Когда он зашёл в комнату, она подняла глаза. Её лицо сморщилось; должно быть, она почувствовала запах алкоголя, в котором он пытался утонуть. Маккой неуклюже стянул с себя куртку и бросил на стул; она тут же соскользнула на пол. Он даже не потрудился её поднять, просто стоял и тупо смотрел перед собой. Джоселин спросила его о чём-то. Он не ответил. Слова казались ему бессмысленной какофонией. Он до сих пор не верил в то, что сделал. Использованные картриджи от гипо по-прежнему лежали в кармане брюк, впиваясь ему в бок, словно нож, вырезающий клеймо на убийце. Он сунул руку в карман и нащупал один из них. Джоселин стояла перед ним, скрестив руки на груди. Он прошёл мимо неё, не обращая внимания на её возмущенные оклики. Он хотел избавиться от картриджей — лишнего напоминания о содеянном. Леонард прошёл в ванную, примыкающую к спальне, и выбросил их в унитаз, наблюдая, как их затягивает водоворот. Его не покидало мерзкое чувство. Сознание возвращало его к тому последнему вздоху, когда препарат подействовал, когда он в последний раз взглянул в глаза отца, прежде чем они закрылись навсегда. Их остекленевший взгляд навсегда запечатлелся у него в памяти. Он вспомнил, как утешал свою мать и сестру. Они плакали из-за него. Он виноват в их слезах. Воспоминания вызвали лишь выплеск алкоголя и желчи. Он медленно поднялся с колен и включил воду. Глядя на себя в зеркало, Маккой не мог вынести собственного вида. Он опустил руки под обжигающую воду, смывая кровь с костяшек, разбитых им же в бессильной ярости. Он тёр их, пока кожа не покраснела, а вода не стала казаться прохладной. Раздался стук в дверь. Джоселин спросила, всё ли с ним в порядке. Вздохнув, Маккой открыл дверь. Она что-то спросила, и он ответил ей. Он был почти уверен, что ответил, но что бы он ни сказал, это только усилило её тревогу. Леонард подошёл к колыбели, где спала Джоанна. Он думал о том, какой она будет через несколько лет, о предстоящих поездках на рыбалку, ужинах в компании всей семьи, прогулках в парке. Он представлял, чему её научит, думал, что скажет ей, когда она вырастет. По коже пробежал мороз. Сколько всего ему придётся от неё утаить? Смог бы он смотреть в глаза дочери, узнай она, что он сделал с собственным отцом? Джоселин всё ещё что-то говорила. — Он умер, — выпалил Маккой. Слова просто сорвались с его губ, холодные и бесчувственные. — Что? — Джоселин не ожидала от него такого резкого тона. — Он умер. Мой… папа умер, — Маккой наконец повернулся к Джоселин. На её лице читалось потрясение. — Но как же… врачи прогнозировали ещё несколько месяцев. Маккой впал в оцепенение, произнося ложь, ставшую правдой; ложь, в которой ему придётся убедить остальных. — У него остановилось сердце. Джоселин нежно коснулась его щеки. — Ох, Лен. Мне так жаль. — Ничего. Он… он хотел умереть, — пробормотал Маккой. И ты помог ему в этом. Он мотнул головой, прогоняя навязчивую мысль. Его слова поразили Джоселин. Маккой увидел, как переменилось её лицо, но лишь на мгновение. Он упал в кресло и обхватил голову руками. События той ночи мелькали у него перед глазами, словно заевшая плёнка. Его хватило всего на несколько секунд, прежде чем бездействие стало нестерпимым. Он встал и начал расхаживать по комнате. Джоселин растерянно наблюдала за ним. Маккой остановился у их кровати. — Он хотел умереть. Он хотел умереть. Хотел… — он повторял эти слова, будто они могли снять с него гнёт вины, но, конечно же, это так не работало. В глазах Джоселин промелькнуло беспокойство. Она подошла к нему и приобняла, положив голову ему на грудь. — Не переживай так, Лен. Ему было очень больно. Наверное, просто пришло его время. Маккой напрягся, морщась от отвращения к самому себе. Джоселин придвинулась ближе и нежно поцеловала его. Когда он не ответил взаимностью, Джоселин начала отстраняться, но он резко притянул её к себе и жадно прильнул к её губам, словно от этого зависела его жизнь. Он почувствовал аромат её духов с нотками корицы, смешанный с кисловатым запахом алкоголя. — Свет на пять процентов, — прошептала Джоселин, на мгновение прервав поцелуй. Маккой был рад темноте, она скрывала подступившие к глазам слёзы. Он откинулся на кровать и потянул за собой Джоселин. Хрипло дыша, он даже не пытался вытереть стекавшие по щекам ручьи. Джоселин обняла его, медленно поглаживая по волосам, и он со вздохом уткнулся лицом ей в плечо. Им не нужны были слова. Ночь всё продолжалась.* * *
Несколько недель спустя. Маккой закончил свою шестую операцию за день и, если не произойдёт ничего чрезвычайного, больше на сегодня у него ничего не запланировано. Он зашёл в столовую за перекусом, прежде чем закончить работу в клинике. Сев за дальний столик, он флегматично жевал бутерброд и запивал его обжигающим кофе. Параллельно он просматривал список своих пациентов и изредка поглядывал на экран телевизора в кафетерии. Когда он уже собирался уходить, чей-то голос произнес: — Леонард? Маккой поднял глаза и увидел невысокого лысеющего мужчину. Тот поставил поднос на стол и присел напротив него. — Привет, Абрахам. Абрахам Гизель — невролог и известен во всей больнице как один из, казалось бы, самых счастливых людей. Он же вознамерился подбодрить Маккоя после смерти отца. Только вот его методы не работали. Сколько бы раз Маккой ни пытался заставить коллегу оставить его в покое, он всё равно упорствовал. И, конечно, он никак не мог сказать, что его снедало не просто горе, а чувство вины. Маккой утешал себя мыслью, что его отец больше не страдает, но по ночам его мучили кошмары. — Я тут думал, как насчёт того, чтобы мы с женой, ты с Джоселин сходили куда-нибудь вместе? Может, в кино или в ресторан. Устроим что-то вроде свидания вчетвером. Маккой с трудом вернулся к настоящему и уловил нить разговора. — Сегодня не самый подходящий день, — он начал собирать свой поднос. — У меня ещё много дел, как минимум несколько часов в амбулатории и… Гизель нетерпеливо наклонился вперёд. — Прекрати, Лен. Последние несколько недель ты только и делал, что избегал меня, и я этого не потерплю. Нельзя держать всё в себе, это вредно для здоровья. Давай, отведи душу. Твой отец хотел бы этого. К счастью, Маккою не пришлось отвечать. — Гизель, ты слышал новость? Невролог обернулся, поймав взгляд проходившего мимо хирурга. — Какую? — Нашли лекарство от какого-то опасного заболевания нервной системы. — От какого? — Э-э, пирр-что-то там, не помню точное название, но об этом, наверное, во всех новостях трубят, — мужчина бросил взгляд на часы на стене. — Чёрт, у меня пациент через десять минут… Но ты обязательно посмотри. Новость и правда впечатляющая. Когда хирург ушёл, Гизель повернулся к Маккою. — Они вечно изобретают что-то новое, и это прекрасный пример того, почему нам обоим нужно немного отдохнуть от работы. Мы многое упускаем. — Ничего я не упуска… — Ладно, может, ты ничего и не упускаешь, Лен, но я невролог, и когда мне приходится слышать о прорывах в моей сфере от хирурга, то это уже проблема, — Гизель взял пульт и стал переключать каналы. Спустя несколько секунд поисков он нашёл канал с новостями. Оба врача замолчали, внимательно слушая репортёра на экране. Сегодняшний день станет знаменательной датой в истории медицины. После долгих лет найдено лекарство от одного из самых разрушительных заболеваний нервной системы, когда-либо известных человечеству. В лаборатории, местонахождение которой в настоящее время засекречено, было обнаружено химическое соединение, полностью обращающее деструктивный процесс вспять. Лекарство лишь недавно прошло начальные этапы тестирования, однако даже за такой короткий промежуток времени положительный результат наблюдается по крайней мере у пяти человек. Тысячи неизлечимых пациентов, которым осталось жить несколько месяцев, теперь смогут выздороветь и проживут долгую жизнь. Это открытие кажется чудом. Так что же это за болезнь? Смертельное заболевание, называемое пирроневритом. Теперь пациента можно вылечить всего за несколько применений лекарства. Что приведёт к… Слова резко потеряли смысл. Маккой не мог смотреть на экран. Лишь одна фраза снова и снова повторялась у него в голове. И проживут долгую жизнь. Всё это напоминало какую-то дурацкую шутку. Шутку, начавшуюся с того, как он… убил своего отца. — Впечатляет, правда? То есть, я слышал, что они работали над чем-то подобным, но это… Абрахам что-то говорил, но для него это был лишь невнятный шум. Почему он не подождал ещё немного? Почему сдался? Папа был прав. Леонард — слабак. Что если всё это было своего рода испытанием? Сможет ли он продержаться, хватит ли ему терпения… Но нет. Он же Леонард Маккой. Он выбрал лёгкий путь. Он сдался и стал хладнокровным убийцей. Маккой резко поднялся. Его поднос соскользнул со стола, стул с грохотом откинулся назад. На шум повернулись другие посетители. Леонард поймал на себе порицающие взгляды. Он чувствовал себя беззащитным. Его тайна — выставлена напоказ. — Лен, что… Маккой не ответил. Что же он наделал? Каким-то образом ему удалось выбраться из кафетерия. Его ноги налились свинцом, когда он почти выбежал за дверь. Ближайшая к кафетерию уборная оказалась пуста. Маккой заперся в кабинке и обхватил голову руками. Он убил его. Собственного отца. И всё это напрасно. Очередная ошибка. Очередная неудача. История всей его жизни.* * *
Работа шла плохо. Весь день он не мог сосредоточиться. Во время обычной неинвазивной процедуры он накосячил — слава богу, не настолько сильно, чтобы дело дошло до летального исхода, — но достаточно, чтобы старший врач заметил и устроил ему разнос. Несколько часов и бутылок спустя он возвращался домой. Сказать, что он был пьян, — ничего не сказать. Вопреки его ожиданиям, выпивка не притупила чувство вины, но лишь усилила бушующую в нём злость. Он злился на Дэвида за всё, что тот заставлял его делать на протяжении многих лет. Злился на себя за то, что всегда был неудачником. Злился на весь чёртов мир. Его стараний всегда будет недостаточно. Когда он вернулся домой, Джоселин ждала его в гостиной. Он ещё никогда не видел жену такой. На её лице читался чистейший гнев. После смерти Дэвида они переехали в отдельный дом, в чём были свои плюсы и минусы. У них появилось больше места, однако теперь Джоселин могла отчитывать его, не беспокоясь о том, что кого-то разбудит или втянет в спор. — Ты опоздал на семь часов, — в её голосе слышался лёд. Взглядом она словно пыталась испепелить его на месте, но Леонарду было всё равно. В последнее время её раздражало абсолютно всё, и любые его слова или поступки лишь усугубят ситуацию. Он молча направился к лестнице, даже не потрудившись попросить её вести себя потише. Жутко думать, но Джоанна приучилась спать в той суматохе, что творилась у них изо дня в день. — Ничего не хочешь сказать? Не будешь оправдываться тем, что работал допоздна, что в больнице так много дел? Её саркастичный тон заставил Маккоя обернуться. В любой другой раз он бы отмахнулся, но после всего, что произошло в тот день, возвращение домой было последней каплей, переполнившей чашу терпения. — Что, чёрт возьми, ты хочешь услышать? Тебе начхать на все мои оправдания. — Может, это потому, что ты паскудный лжец. — Когда я тебе вообще лгал? — Всегда, Лен, всегда. Ты женился на мне под ложным предлогом. Я не подписывалась на то, чтобы быть твоей домохозяйкой. Я хотела построить карьеру, прожить полноценную жизнь, а не тратить свои лучшие годы, нянчась с твоим ребёнком, пока ты… — Так что, Джоанна теперь только моя дочь? Ты её мать и… — Не вешай мне лапшу на уши. Ты хотел ребенка — ты его получил. А теперь ты вечно нас избегаешь. Когда ты последний раз уделял нам время? Всегда так: ты что-то хочешь, получаешь это, а потом тебе наплевать. — Это неправда… — Неправда? Оглянись вокруг. Последние несколько лет я только и помогала тебе с твоей карьерой, твоим отцом, а что, спрашивается, ты сделал для меня? Маккой открыл было рот, но нужные слова не находились. Джоселин воспользовалась его молчанием и продолжила давить: — Ты чёртов эгоист, Леонард Маккой. Наверное, ты даже рад, что твой папаша умер. Всё больше времени на карьеру и на себя любимого. Краска схлынула с лица Маккоя, но Джоселин не собиралась останавливаться. Она подошла ближе. Её голос сочился злобой. Ей больно, она хотела сделать больно и ему. — Ты хочешь, чтобы всё всегда было по-твоему… а если что-то идёт не по-твоему, то внезапно ты не можешь с этим справиться. Ты уже решил, что тебе насрать на меня и на этот идиотский брак, — Джоселин побледнела от ярости. — Как скоро ты решишь, что твоя драгоценная дочь — это не то, чего ты хотел? Как скоро ты свалишь в закат, чтобы никто мешал тебе делать то, что вздумается? Он не знал, что сказать. Робкий голос в голове прошептал, что Джоселин будет недовольна в любом случае. Секунды тянулись, и её лицо всё больше кривилось от злости. Леонард не ожидал удара, но в следующую секунду его щёку обожгло болью. — Отвечай, твою мать! Она снова занесла руку, и тут что-то хрустнуло. Он поймал её за запястье, но вместо того, чтобы опустить руку, оттолкнул назад, силой прижав к стене. На мгновение она выглядела ошеломленной, но быстро оправилась. Из прикушенной губы сочилась кровь. В глазах сверкала ярость. — Ублюдок. Он хотел сказать, что просто защищался, но это было не так. Им управляло желание причинить боль, и, судя по всему, Джоселин чувствовала то же самое. Послышались крики. В ход пошло всё: удары, ногти, пощёчины. Где-то в доме плакала Джоанна. Маккой не уверен, что заставило их наконец остановиться. У Джоселин был синяк под глазом, а также на лице и на шее. Разбитая губа лениво сочилась кровью. Щёку Леонарда рассекала длинная царапина. Три его пальца были вывихнуты, а нос сломан. Они с Джоселин сверлили друг друга взглядом. Крики Джоанны остались без внимания. — Я ненавижу тебя, — фыркнула Джоселин. По её лицу струились слёзы. Она сглотнула, пытаясь успокоиться, но безуспешно, — а ты ненавидишь меня. Она вышла из дома. Маккой даже не попытался её остановить. Через несколько дней она вернулась… и всё началось по-новой. После того первого и последнего раза он никогда больше не поднимал на неё руку, даже когда она не проявляла прежней сдержанности. Вместо этого он кричал, швырялся вещами и всё чаще прикладывался к бутылке. Каждый их разговор сочился ядом, и он не знал, как это остановить. Он подумал, что проще просто игнорировать проблему до последнего. Что он и делал. Он пил до поздней ночи и работал ещё дольше. Они с Джоселин отдалились, и он наивно убеждал себя, что это всё исправит. Позже было легче делать вид, будто так оно и есть… но лишь до определённого момента. Когда Джоселин ушла окончательно, он не был удивлён. В конце концов, она поступила так, как он поступал всю свою жизнь: выбрала лёгкий путь и притворилась, что тоже может оставить все свои проблемы позади.