Грань любви II

Проснуться и увидеть спящего рядом Франкенштейна для Ноблесс было впервые. Хотя последние две недели они делили одну постель. Обычно ученый вставал раньше него, готовый и собранный, чтобы помочь ему одеться и приготовить чай. Спящий рядом с ним Франкенштейн — странное, непривычное, но до жути милое зрелище. Рейзел осторожно, чтобы не спугнуть сон своего человека, дотронулся пальцами до бледной щеки. Кожа мягкая, гладкая, словно бархат, но даже во сне заметны тени под глазами. «Наверное, он очень устал…»  — Ноблесс чуть закусил губу, вспоминая, когда в последний раз Франкенштейн нормально отдыхал, и понял, что с тех пор, как он проснулся, такой шанс выпадал крайне редко. Похищения, нападение СОЮЗ-а. Управление школой, волнение по поводу его состояния. А также эксперименты над модифицированными и контроль темного копья, энергия которого только растет. «Наверное, это жутко выматывает! Мне нужно лучше о нем заботиться!»  — Рейзел как никто знал, об упрямстве своего человека. Франкенштейн вряд ли сможет нормально отдохнуть. По крайне мере, пока опасность не исчезнет вовсе. Ноблесс очень хотел, чтобы Франкенштейн больше заботился о себе, и сам не раз говорил ему отдыхать больше, но ученый просто не мог себе этого позволить. Рейзел не знал, как еще выразить свое беспокойство, кроме просьб. Они соединены нерушимой душевной связью. И Рейзел знает какое давление испытывает Франкенштейн. Ему хотелось разделить его ношу, но ученый каждый раз уверял его, что справится сам. Дело было не в доверии, а в чувствах Франкенштейна к нему. Они росли в человеке с каждым проведенным с ним днем и не заметить их Ноблессу было трудно. Доверие между ними было абсолютным, и даже страх за него не мешал Франкенштейну относиться к нему с трепетом. Свои чувства Рейзел осознал в момент погружения в сон. Тогда после выматывающего сражения с обезумевшим Музакой, призывая к себе святыню и падая во тьму, Ноблесс переживал, что оставлял Франкенштейна одного. Он понял, что не просто привязался к человеку, а полюбил его. И тогда впервые не хотел погружаться в сон. «Я должен сказать ему сейчас!» — так решил для себя Ноблесс, очнувшись после восьмисот лет сна. Ведь время, отведенное ему в этом мире, быстро истекало. И вместе с тем Рейзел боялся, что после его признания и ухода, Франкенштейн не сможет справиться с потерей. «Как простые слова могут принести такие сложности?» — Рейзел вздохнул, и Франкенштейн пошевелился, открывая глаза. Его лицо вдруг оказалось очень близко, настолько, что Ноблесс покраснел. — Мастер? — спросонья ученый даже не понял, где находится. А стоило посмотреть на часы, как сознание тут же прояснилось. — Прошу прощения, я немедленно приготовлю вам… — Не спеши! — оборвал его на полуслове Ноблесс, удерживая в кровати. Отказаться от этого внезапного тепла было невозможно. — Все хорошо. — Но… — Франкенштейн был явно растерян. Он впервые так безбожно проспал. Рейзел продолжал блуждать взглядом по приоткрытой шее и виднеющимся из-под ворота рубашки ключицам. Отвести взгляд было очень сложно. «Как он может быть так спокоен?» — Резейл поражался выдержке человека. У самого Ноблесс сердце билось с каждой минутой все сильнее. Находиться рядом с таким милым, расслабленным Франкенштейном было волнительно. Рейзел придвинулся очень близко и обнял ученого, уткнувшись носом ему в грудь и почувствовав еле уловимый запах медикаментов и любимого чая. — Мастер, вам нехорошо? — Франкенштейн не на шутку забеспокоился — Ноблесс на его памяти еще ни разу не вел себя так необычно. — Я люблю тебя! Ученому показалась, что в этот миг земля остановилась и завертелась в обратную сторону. У него что, галлюцинации от недосыпа? Его Мастер! Это милое, доверчивое, прекрасное существо только что призналось ему в любви? — Я люблю тебя, Франкенштейн! — второй раз признание было произнести не просто. Ноблесс поднял голову и посмотрел в любимые голубые глаза. Франкенштейн настолько смутился пристального взгляда Мастера, что посмотрел в сторону. «Мне что, пятнадцать!» — ученый, взяв себя в руки, снова посмотрел на Мастера. Из-за шока ответные слова никак не появлялись в голове, поэтому Франкенштейн зарылся пальцами в темные пряди волос, притягивая лицо Рейзела к себе, осторожно и нежно прикасаясь к приоткрытым губам. Сдержать себя обоим уже через секунду стало трудно, появилась невероятная тяга прикоснуться друг к другу губами, руками, одарить взглядами. Поцелуй из нежного превратился в страстный, глубокий, влажный. Франкенштейну все еще было трудно поверить, что столь открытый, желанный Мастер в его объятьях и прижимался к нему, тянулся и мял его рубашку, будто готовый разорвать. Франкенштейн перевернул Ноблесс на спину, упираясь руками в матрац. Возвышаясь над Мастером, он смотрел на его опухшие и влажные от поцелуя губы, все еще удерживая над собой контроль. — Я ведь не сдержусь! Не смогу остановиться! — предупредил ученый, пытаясь выровнять дыхание. К желанию обладать дорогим Рейзелу человеком прибавилась нежность, которая, смешавшись со страстью, только усилила его тягу к Франкенштейну. «Не понимаю… не понимаю, как чувства могут только расти!» — Ноблесс вовсе не стремился постичь все тайны мира, но сейчас его любимый разрывается от выбора, и, если честно, Рейзелу надоело ждать. — Не останавливайся! — Рейзел обхватил лицо Франкенштейна своими руками и улыбнулся. Это был контрольный залп по выдержке Франкенштейна. На сей раз он буквально впился в податливые, мягкие губы Мастера, исследуя языком жаркий рот Ноблесс. Рейзел в силу неопытности мог лишь повторять за Франкенштейном, но и этого, казалось, было достаточно, чтобы сводить его человека с ума. Оба синхронно потянулись к рубашкам, помогая друг другу расстегнуть мелкие пуговицы. Получив желанный доступ к горячей коже Франкенштейна, Ноблесс не сдержал прерывистого вздоха. Прикоснувшись к манящим ключицам, Рейзел задевает ладонями соски и слышит свистящий полустон Франкенштейна. Звук ему понравился, и Рей хотел было повторить, но ученый взял руки юноши и прижал их к кровати прям над его головой. «Еще бы чуть-чуть!» — нет, Ли вовсе был не против прикосновений Мастера. Вот только сейчас именно он хотел доставить ему удовольствие. Хотел выразить свою любовь прикосновениями и поцелуями. Дотрагиваясь губами до белой кожи, Франкенштейн провел зубами по бьющейся жилке, чуть прикусывая её. На бледной коже укус выделился ярким пятном. А Рейзел дрогнул под ним, прижимаясь ближе. И от этого ученого ведет сильнее. Покрывая поцелуями всю шею, он слышал сбитое дыхание Мастера и короткие стоны, от которых у него кружилась голова. Отпустив руки Ноблесс, Франкенштейн снял с себя рубашку. На секунду они будто заново увидели друг друга. «Не могу на него насмотреться! Чувствовать такую жадность к нему просто неприлично!» — Рейзелу многие говорили, что он красив, но по-настоящему красивым он считал Франкенштейна. И ему тоже не верилось, что он сейчас может обнимать его и целовать. — Мастер, вам плохо? — ученый хоть и говорил, что не в силах будет остановиться, но слезы на этом прекрасном лице остудят любую буйную голову. Ноблесс закрыл лицо ладонями, качая головой. Он не позволил всему закончиться вот так. Пару раз вздохнув, он убрал руки от лица. Рейзел продемонстрировал Франкенштейну просто неописуемое выражение лица. Оно настолько его шокировало, что ученый завис. Натурально и неотвратимо. Покрасневшие щеки и блестящие от слез глаза. — Мастер… — Мне не больно, — Ноблесс взял руку Франкенштейна, переплетая их пальцы. — Я счастлив. «Черт! Черт! Черт! Почему он такой милый и невинный!» — Франкенштейну показалась, что он слышал свистящий звук несуществующей пули, запущенной в его собственную голову. Ему не хотелось сейчас говорить, только действовать. Горячие губы Франкенштейна так неожиданно сомкнулись на его твердом соске, что Рейзел вскрикнул, задрожав всем телом. Руки ученого, казалось, были повсюду, скользя по выступающим ребрам, нажимая на живот. Языком и губами ласкал то один, то другой сосок, руки тем временем до боли мяли упругие ягодицы. Трение ткани о возбужденную плоть было до невозможности болезненным, поэтому Рейзел ерзал, отчего задел коленом пах Франкештейна. На сей раз стон был общий. В одежде не было никакой нужды и после того, как удалось восстановить дыхание Франкенштейн снял её с себя и помог Рейзелу раздеться, и они соприкоснулись телами, чувствуя жар друг друга. Он снова поцеловал Рейзела, посасывая его язык, и потянул пальцами набухшие соски. — Франкенштейн… — простонал Рейзел прямо в губы ученого, когда тот отстранился. Поймав хищный взгляд голубых глаз, Ноблесс едва удержался от очередного стона. Франкенштейн провел пальцами по влажным губам Мастера и прикусил мочку уха. — Оближите. Такому Франкенштейну невозможно было перечить. Да Рейзел бы и не стал. Он почувствовал трепет, будто оказался во власти неизвестного опасного Франкенштейна. Но вместе с тем его это невероятно возбуждало. Рейзел прикоснулся языком к подушечкам на ладони и прочертил влажную дорожку вверх. Прикусывая кончики пальцев, не отрывая взгляда, погрузил изящные тонкие пальцы в рот. Рейзел видел, как сузились и расширились зрачки Франкенштейна, чувствовал, как сильнее забилось его сердце. Наслаждение, страсть, желание. Чувства охватили их тела и разум. Ученый понял, что сам выкопал себе яму. Видеть, как его пальцы исчезали между губ Мастера, было просто сногсшибательно. Чувствовать, как подвижный язык скользил между пальцев, иногда втягивая их почти до самого горла. «Черт! Я так кончу от одного вида!» — Франкенштейн понимал, что еще чуть-чуть и он сорвется. Поэтому высвободив пальцы из сладкого плена губ, он резко перевернул Ноблесс на живот. Приподнимая его бедра, Франкенштейн поцеловал каждый выступающий позвонок, массируя руками упругие ягодицы. Он спустился ниже, разводя стройные ножки в стороны, не позволяя Ноблесс двигаться. Когда мужчина притронулся пальцами к сжатому колечку мышц, почувствовал, как напряглось стройное тело Ноблесс. «Это так смущает…»  — Рейзел уткнулся лицом в мягкую подушку, комкая в ладонях простыни, стараясь сдержать постыдные стоны наслаждения. Рейзел взвизгнул, когда в него вошел горячий и влажный язык. Он дернулся в сторону, но сильные руки Франкенштейна уверенно его удерживали. Язык кружил внутри, скользя по обнаженным нервам. Ноблесс никогда бы не подумал, что у него есть такая чувствительная точка. Он запрокинул голову вверх, прогибаясь как кошка, до хруста в позвоночнике. — Франкенштейн… — имя любимого смешалось с громким стоном. Обладатель темного копья и сам балансировал на краю пропасти, а услышав такой крышесносный стон, вообще чуть не лишился рассудка. «Мастер, внутри вас так жарко…» Мысль воспользоваться внутренней связью была спонтанной, но эффект возымела потрясающий. Рейзел повернул к нему алое от смущения и возбуждения лицо. — Франкенштейн! — на возмущение не было сил. Он не мог сосредоточиться из-за подвижного языка внутри и пальцев, которые сжали его возбужденный член, неторопливо скользя по стволу вверх-вниз. Франкенштейна определенно заводили разные интонации Мастера, когда тот произносил его имя. «Хочу проникнуть в вас как можно глубже…» Рейзел не успел даже ахнуть, как и высказать своё негодование. Франкештейн вновь его перевернул, и Ноблесс оказался совершенно не готов столкнуться с голодным, наполненным желанием, взглядом. Рейзелу показалось, что он тонет в этой обжигающей синеве. Франкенштейн позволил себе залюбоваться таким Мастером: яркий румянец на щеках, прерывистое дыхание, искусанные губы, с которых срывались такие бесстыдные стоны. Томный от желания взгляд алых глаз направлен прямо на него. Ученый готов сорваться и взять его здесь и сейчас. «Кто еще видел его таким? Стоп…» — Мастер, у вас кто-нибудь был? — сипло спросил Франкенштейн, сам не зная, какой ответ хочет услышать. Ноблесс понадобилась минута, чтобы понять, о чем спрашивает человек, и секунда, чтобы покраснеть, хотя куда уж больше. Он отвел взгляд, но тем не менее отрицательно качнул головой. — Ты первый, кому я позволяю подобное… Ученому показалось, что мир опять сошел с орбиты и на сей раз улетел в космос. Мастер, который сейчас в его объятьях, горячий, влажный и полностью открытый, только что сказал, что невинен? Рой мыслей от: «Да ну нафиг?!» до «Вау!!!» пронесся в его голове. — Франкенштейн? — Рейзела до мурашек пробрал поцелуй, который подарил ему ученый. Он был горячим, но тем временем нежным. Настолько долгим, что легкие горели от боли. Ноблесс чувствовал исходящее от любимого счастье. Эмоции такие яркие и живые, словно их можно было потрогать руками. «Значит, не сегодня!» — решил Франкенштейн, призывая себя найти силы, чтобы сдержаться. Покрывая аристократическую шею поцелуями, он начал проникать в растянутый анус Мастера пальцами. — Шире, раздвиньте свои ноги шире, — попросил Фанкенштейн, продолжая проталкивать один палец. А сам провел языком по твердому члену, облизывая головку, втягивая её в рот. Он проходился языком по пульсирующим венкам, когда наконец полностью вошёл в Мастера. Палец начал двигаться внутри, иногда надавливая на простату. Франкештейн продолжал ласкать языком член Мастера, пока не взял его почти полностью в рот. Постепенно мужчина добавил ещё один палец. Рейзел метался под ним, его пальцы буквально вцепились в золотистые локоны, путая их и без жалости потягивая. Он двигал бедрами, насаживаясь на пальцы и толкаясь в горячий рот Франкенштейна. Пальцы внутри него раздвигались и соединялись снова, двигаясь так глубоко, что немного царапали нежную кожу. — Франкенштейн! Громко выкрикнул Ноблесс, кончая своему слуге прямо в рот. Внутри него словно что-то взорвалось и разлилось по всему телу теплой волной. «Как же трудно себя сдержать!» — думал Франкенштейн, глотая горькое семя. Владелец темного копья неотрывно смотрел в лицо Мастера, дыхание которого выравнивалось, в уголках глаз видны слезы от пережитого оргазма. На лице такое наслаждение, что руки чешутся показать, что это еще не все. Сам ученый понял, что кончил вместе с Рейзелом и это невероятно смущало. Он встал, поднял Мастера на руки и понес его в ванную. — Франкенштейн? — Я люблю тебя, Кадис. Теперь пришла очередь Рейзела счастливо улыбнуться и подарить своему возлюбленному поцелуй в щеку. Франкенштейн никогда не верил в судьбу. Отрицал мнение, что где-то есть кто-то или что-то трактующее его жизнь. Но если в несуществующей книге судьбы ему написано быть с Мастером, он, пожалуй, поверит в божье провидение.

***

— Тш, ребят? — Тао отвлек сидящих на диване в гостиной Рейзела и Шинву, которые играли в тетрис. И где только Хан умудрился откопать такую древность. Черноволосая и рыжая макушки поднялись одновременно, вопросительно глядя на хакера. — Тао-ним? — Чем вы их так? — Модифицированный указал на стоящих на кухне Франкенштейна и М-21. Парни посмотрели на своих возлюбленных. Ученый сверлил хмурым взглядом изящную фарфоровую чашку, добавляя в чай сахар и размешивая его настолько сильно, что тот почти мгновенно остывал. Приходилось выливать испорченный чай и отдавать грязную чашку М-21, который сегодня был дежурным по посуде. Тот безропотно принимал фарфор, мыл его и тер полотенцем так, что Шинву не удивился, если бы там появилась дырка. — Это уже пятая, — объяснил Тао, немного нервно посматривая на задумчивую парочку. Рей и Шинву переглянулись между собой, не понимая состояния Фанкенштейна и М-21. Ноблесс как обычно промолчал, не зная, что ответить, а Шинву вспоминал, не накосячил ли где за эти дни. В голову ничего не приходило. — Без понятия, — честно признался Хан. И оба почти одновременно вернулись к игре. Каждый вспомнил реакцию своего возлюбленного на новость, что те у них первые во всех смыслах. Подумав, что причина в этом, щеки обоих опалило жаром. Тао еще раз посмотрел на заторможенных Франкенштейна и М-21, потом на краснеющих Ноблесс и Шинву и понял, что ему стоит поберечь свои нервы. Они у него в отличие от их гениального ученого не железные.