Не я...

      Холодная стена подпирает мне спину, не позволяя упасть и потерять сознание. Я чувствую, как дрожат мои пальцы, то и дело отколупывающие небольшие кусочки краски. От этого под ногами уже достаточно большой слой цветной пыли. Как долго я здесь? Мечтаю убежать или хотя бы сделать шаг в сторону, но страх приковывает к месту, не позволяя даже вздохнуть. Зачем я стою у этой стены, у самого её угла, за которым притаилась неизвестность, погружённая в беспросветную тьму? Кого я боюсь?       Сложно понять открыты мои глаза или закрыты — чернота царит не только там, сбоку, но и передо мной. Я чувствую на одежде её липкую вязкость, которая настырно тянет вниз, будто разбалованный ребёнок, требующий внимания. Но утолить эту жажду я не могу из-за тех же цепей страха, сдавливающих мои тонкие запястья и шею. Ледяная сталь касается чувствительной кожи и сдирает её слой за слоем. Я ощущаю, как что-то тёплое течёт от запястья по ладони до самых кончиков пальцев и беззвучно капает на пол рядом с крошками и пылью от стены. От меня цепь уходит за угол. Натянув, я бы почувствовал сопротивление — она прикреплена к чему-то. Что это за помещение? Зачем я здесь?       Что-то шуршит у меня в волосах, перебирается ниже и щекочет лицо, быстро передвигается ото лба к шее. Рефлексы требуют встряхнуться, но я едва могу заглатывать необходимый лёгким кислород, не говоря уже о каких-либо других движениях. Нечто доползает до шеи и ныряет под рубашку. Я недолго думаю о странном объекте, бегающем по моему телу, потому что слуха касается ужасно знакомый звук. Стук невысоких каблуков отчётливо разносится по помещению, хотя его источник ещё явно далеко. Я замираю уже не физически, ибо тело и так молчит, но мысленно. Осознание, что звук доноситься из-за того злополучного угла, в который уходят мои цепи, заставляет меня вздрогнуть. Я начинаю молить Бога, в которого никогда не верил, о том, чтобы источник шума остановился, исчез, как дурной сон. Но здесь со мной только Дьявол. Сладкий мужской голос поёт над самым моим ухом:
       — Юри-и-ий.
       Дрожь распространяется в колени, а затем скрип металла и резкий рывок. Я вновь чувствую своё тело, когда сильно ударяюсь о кафель. Мозг пронзает волна боли, и глаза начинают различать цвета. Чистые белоснежные ботинки возникают прямо перед моим лицом, и я узнаю их. Их хозяин слишком высоко, я не могу видеть его лицо, но в этом нет необходимости. Я знаю, кто это. Обувь перед глазами успокаивает страх, но не сердце. И вдруг оно останавливается. Я перестаю ощущать биение, будто оно исчезло из груди. Мне больше не страшно.       Ботинки слегка сдвигаются: их хозяин наклоняется, приседает на корточки.
       — Не против, если я возьму его? — рука с моим сердцем опускается прямо к лицу. Длинные пальцы окрашиваются кровью, которая обильно стекает на пол и пачкает мне щёку. А орган всё бьётся, продолжает выкачивать её из себя. Мне всё равно. Я пытаюсь кивнуть. Его ладонь снова исчезает в вышине. 
       — Положу его рядом с другими, — нежно констатирует голос. И вдруг он начинает удаляться. Я паникую, не хочу оставаться один. Но его уже сжирает тьма.       Горячей крови под щекой всё больше. Оказывается, она появляется вовсе не из сердца, а из огромной дыры в моей груди, которую я замечаю лишь теперь. Боли нет. Нет страха. Нет паники. Нет и других чувств. Только пустота. Она заполняет меня до краёв и выливается наружу, поглощая пространство вокруг. Исчезают цепи, тьма, угол и всё помещение. И только где-то там в чужих руках всё ещё бьётся моё сердце.

       — Как тебе? Не слишком мрачно? — задумчиво спросила Мила, закрывая тетрадь. — Я такое не люблю, поэтому мне сложно оценить истинные достоинства. Что насчёт тебя?
       Я сидел в лёгком шоке, широко распахнув глаза и замерев с коктейлем в руках.
       — Мрачно? Да это такая… — я не нашёл подходящего слова, но девушка меня поняла. — Бредятина. Странная у тебя подруга. Ей бы поменьше ужастиков смотреть.       Мила надула губы и отвернулась.
       — Ну, не всем же про бабочек и хэппи энды писать. Жизнь она разная бывает, знаешь ли!       
Я не стал отвечать и просто вернулся к своему напитку, проматывая в голове, только что услышанное. Жуткие сцены почему-то не вызывали неприязни или страха, скорее странное понимание. 
У входа в кафе засветилась знакомая белая макушка, и я решил, что пора сваливать. Но что-то заставило меня замедлиться, и я с раздражением наблюдал, как его нахальное лицо подплывает всё ближе. Он удачно перехватил меня за руку при попытке побега и с невинной улыбкой спросил:
       — Не против, если я возьму его? — указал мне в районе сердца на грудь… к которой я прижимал стакан.