Байки Затона

      Не в силах больше двигаться, я приник спиной к борту сухогруза, уснувшим великаном возникшего из потемок.       Метель продолжала наращивать обороты. Такими темпами меня вскоре похоронит под сугробом, ежели не спрячусь внутри посудины.       По моим расчетам, я достиг «Шевченко». Злому ветру, залепляющему глаза и уши снегом, всё-таки удалось сбить меня с пути. Будь она проклята, затоновская зима!       Нащупав онемевшими пальцами рукоять верного ПБ, сосчитал до трех и рванул через пургу наугад туда, где приблизительно могла находиться пробоина. Проваливаясь, падая, а периодически и вовсе ныряя в сугробы, я каким-то чудом оказался внутри. Поняли это в первую очередь мои ватные ноги, ощутив более-менее твердую поверхность.       Как бы в данный момент не помешал фонарик… Но что, если судно уже кем-нибудь занято? Не дай Бог, мародёрами, а того хуже — голодным мутантом! Однако, если и останусь снаружи, вряд ли доживу до утра…       Рванул в зияющий в стороне проход даже не раздумывая. Порывы ветра сразу унялись, напоминая о себе теперь лишь жуткими завываниями и звонким свистом.       Судорожно дыша и держа пистолет наготове, двинул осторожно к лестницам, ведущим на верхний ярус, кои сумел различить привыкший к темноте глаз. Шаги мои казались громкими даже в буйстве вечерней метели. Эх, угораздило же меня задержаться. Вот и поплатился сполна.       Сосчитав ступени, преодолел первый пролет, оставался еще один… Вскинув взгляд вверх и спустив прикрывающий нос и рот оледеневший платок, я замер. По мерцающим отсветам было ясно, что кто-то уже пытается отогреться в этом отнюдь не надежном месте. Усталость брала своё: я буквально валился с ног… Придётся понадеяться на взаимопонимание со стороны неизвестных. Придётся… иначе никак.       Собравшись с духом, преодолел последний пролет, оказавшись в тесном помещении, где меня и встретили в первую очередь стволы ТОЗа, к счастью, пока напряженно молчавшего, но готового в любую секунду нарушить немую паузу.  — Свои… сталкер… — слабым голосом выдохнул я, подняв руки.  — А поконкретнее? Сейчас — сталкер, это все вы горазд… А до и после кто? Охотник за чужим добром?  — Сказал же — сталкер… Работаю на Бороду, если это о чём-то скажет…       Повисло неловкое молчание. Ветер свирепо взвыл снаружи, будто озлобленный оттого, что не может достать двоих людей, схоронившихся на ржавой посудине.  — Возвращался с ходки… вьюга застала, — продолжил я не сразу, — Гребень с ребятами куда-то пропал, вот мы и таскаем по очереди хабар… людей мало, курьеры на встречу не приходят. Вот сегодня я одного ждал… не дождался, как видно.       Сталкер опустил ружьё и вышел из тени, махнув в сторону освещенного пламенем костра закутка.       Облегченно вздохнув, я непослушными руками вернул ПБ в кобуру и, отряхнувши с себя снег, проследовал за незнакомцем. Неужто он один? Значит точно не мародёр — эти по одиночке бояться лазать.  — Присаживайся.       Кивнув в благодарность, сполз по стенке, даже не стянув рюкзак. Взгляд мой на ближайшие минуты потонул в языках пламени.  — Знаю, что Гребень пропал… — товарищ по несчастью вздохнул вдруг, — Меня Борода и вызвал. Говорит, совсем мало вас тут стало. Неспокойная нынче Зона…       Я покосился на собеседника. Одет он был по последней моде восьмидесятых. Изрядно поношенное пальтишко, шарф под воротником, шапка-ушанка…  — Давно с Бородой-то знакомы? — спросил я, изучая сталкера.  — Да уж изрядно. «Печной путь» нанимался прокладывать. А затем и снорков местных изводить. Были времена…  — Сноркобой, что ли? — я присвистнул.  — Он самый. Был. Сейчас-то с «пугалкой» кому я нужен?       Я с пониманием закивал. Конечности потихоньку отогревались, а наличие живого человека поблизости да еще и своего, затоновского, рассеивало все мрачные мысли, погружая в уют и безопасность. Сейчас бы жрачки нормальной… совсем уже измучился глюкозу себе колоть, сил моих уже нет выдерживать подобное.  — Я Ред. Редактор. — отозвался я наконец, более-менее придя в себя. — С лета тут.  — То-то же имени я такого не припоминаю. Но будем знакомы. Механик. — сталкер, устало улыбнувшись, протянул подрагивающую кисть.       Ответив рукопожатием, осмелился спросить:  — А что это за у тебя, Механик, прикид такой?       Тот только махнул рукой:  — Все деньги на путь сюда потратил. Последнее, что оставалось, комбез — и тот пришлось продать…       Я понимающе хмыкнул. С потерей своей «Зари», сварившейся в «Котле» и возможно в разы сократившей сроки лечения полученных месяц назад ожогов, я уже смирился. А ведь на неё я когда-то пахал месяцами… Успокаивала мысль, что и я жив остался, и Юрка, что сейчас возможно на «Скадовске», в безопасности…  — А чего это с лицом твоим? Жарка? Я невольно вздрогнул со слов сталкера. Даже не заметил, как рука самопроизвольно прикоснулась к розовеющим шрамам.  — Если честно, ни разу не видел выживших после неё… Прости, если заставил вспомнить, не хотел…       Я отмахнулся, вздохнув. А ведь он прав. Я мертвец. Живой мертвец…       Ветер насвистывал что-то непостижимое и пугающее. Казалось, в этом хаосе визгов и завываний был различим протяжный стон одинокой заводи…  — В Зоне полно странностей… — выдал я наконец, — Порою то, что случается изо дня в день, не приснится даже в самых жутких кошмарах.  — Сложно с этим не согласиться.       Удивленный неожиданным комментарием Механика, перевел взгляд на него.  — Я сюда через лесопилку шел, что на север отсюда… думал срезать.       Я замолк. О ней столько поганых слухов ходило… Неужели всё правда? Сноркобой между тем продолжил:  — Понял, что влип по-крупному, слишком поздно… Остановился посередине двора, как вкопанный, когда вокруг замаячили человеческие силуэты. Сначала в голове метнулось — мародёры, будут грабить… А потом в душе резко похолодело. Это и не люди вовсе были. Так, оболочки. Кадавры самые настоящие. В разорванных сталкерских куртках, маскхалатах, «Бериллах»… и все на меня.       Сглотнув и поправив дрожащими руками воротник, Механик вновь взялся за повествование:  — Я стою не шевелясь. Даже ведь ружьё своё поднять не успею — разнесут в клочья. Оружия у них всего ничего было, но численный перевес, без сомнений, на их стороне… В голове тысяча мыслей носится, да и те — никчёмный бред про ходячую падаль… С ними же никак нельзя. Мозги у них полностью — фьють. Я до сих пор не понимаю, что мною двигало в тот момент…       Внезапно откуда-то снизу донёсся жалобный скрежет, будто по ржавой обшивке корабля провели железным и острым.       Я выхватил ПБ, плотнее прижавшись к стенке, и направил тот на проход, что слева. Механик также схватил свое оружие, но взял под прицел противоположное ответвление.       Так мы сидели с минуту, может с две. Ветер непрестанно выл. Однако больше ничего среди звуков не вылавливалось. Может стальные листы на морозе треснули?       Успокоившись, сели так, чтобы в поле зрения находились оба прохода. Стволы из рук, конечно же, не выпустили.  — И что дальше? — шепотом спросил я. Сталкер, вздохнув, не заставил долго ждать:  — Полностью смирившись с судьбой, закинул двустволку за спину, опустился на колени и начал причитать вполголоса, мол, не троньте меня, я вам зла не желаю, иду мимо… Ну и повторяю всё это раз за разом, закрыв глаза от страха. А когда набрался смелости открыть, вижу — столпились они вокруг меня, глазеют, но стволы не поднимают. Я в шоке, язык заплетается, сердце из груди выпрыгивает, а ноги мерзнут… Ни на мгновение не прекращая лепетать спасительные слова, осторожно встаю. Кто-то из мертвяков взял меня на прицел, но огонь не открыл, будто что-то его удерживало. А передние так вообще расступились, пропуская меня. Не веря увиденному, делаю шаг, потом еще один и еще… а эти только взглядами меня провожают, пустыми, безразличными… и бурчанием себе под нос нечленораздельным. Взял путь на ворота. Иду не спеша, хотя хочется уже в панике бежать… но держусь, повторяю всё те же слова. Мимо меня проходят, иногда целятся, но не стреляют… всё как в бреду. Очнулся, когда уже вышел из этого проклятого места. Оглянулся и… бегом со всех ног оттуда.       Механик, дрожа, полез за пазуху. Вытащив сигару, закурил от костра, что уже догорал.       Я молчал. В жизни бы не подумал, что такое возможно. Кадавров видел всего раз, да и то — приблизиться к ним было бы проявлением полного безумства. Ведь они всегда агрессивно настроены к людям, а тут…  — Вообще не тронули? — вымолвил наконец я.  — Ну, как сказать… Один всё-таки, будто из любопытства, огрел меня саперной лопатой по спине… А так отпустили. Черт бы их подрал…       Я задумался. Как такое объяснить? Однако одно знаю точно: на лесопилку ни ногой. А ведь когда-то давно так тянуло там пошарить… Но нет. Зона бережно хранит свои секреты. И если людям нечего делать в тех местах, значит то правда.       Механик, докурив, бросил окурок в огонь. Чтобы развеять сталкера, я решил поведать ему что-то из своих историй; так уж принято в Зоне, ты — мне, я — тебе. К тому же, надо было скоротать время до утра или хотя бы до затишья снаружи.  — А у меня, к слову, случай немного похожий был. Связан он как раз с этим судном, на котором мы находимся… Возвращался я как-то с вылазки по мелкому поручению от Кувалды. Шел через топь к «Шевченко»: ориентир он, безусловно, хороший. И прямо под его боком нарвался на мародёров, которые с кем-то перестреливались. Понятное дело, в заварушку лезть — себе дороже, поэтому сиганул я в катерок, что рядом был в камышах, и затих, не высовываюсь. Кругом крики, выстрелы… Меня, получается, со стороны судна не видно и с противоположной тоже. Перед глазами только заросли да проплешины с болотной водой. Сидел я так, пока всё не унялось. А вылезти — боязно. Досиделся до того, что опять рядом кто-то развязал перестрелку… Просидел снова больше, чем планировал. Уже конечности затекли, а вылезти — всё равно боязно. И тут что-то с боку лязгнуло, а затем оглушило — граната с неизвестной стороны прилетела, наверное, случайно. Но я подумал в тот момент, что меня заметили и теперь выкуривают, что конец мне пришел. Лежал я, оглушённый, очень долго, пока не понял, что солнце уже садится, по алым отсветам вокруг. А недалеко слышны возгласы этих же мародёров… Попал, одним словом.       Я ненадолго притих. Механик, сидящий напротив меня, также молчал. Костерок уже тлел. Становилось холодновато.  — Ну вот… пролежал я внутри катера до глубокого вечера, когда уже сумерки на топь опустились. Вокруг всё тихо. Ну, думаю, пора. Захотел вылезти — сил не хватает, конечности все отнялись, спина заныла. Даже в рюкзак не залезть. А ночью морозец небольшой ударил. Всё инеем покрылось, я в том числе. Лежу, продрогший, а покинуть убежище — ни воли, ни смелости не хватает. Так от холода и заснул… А проснулся, оттого что рядом в камышах кто-то шуршал. Тело вконец окаменело, поэтому при плохом раскладе даже пальцем шевельнуть не смогу… вот и пролежал с этой мыслью до утра. Глядь — уже солнце из камышей выползает, жёлтопузое, теплое… Я, как отогрелся, сразу принялся шевелиться. И, о чудо, мне удалось-таки оживить некоторые мышцы и жилки. С большим трудом выудил КПК и послал SOS Кувалде, а тот с ребятами меня и вытащил окончательно…       Окончив рассказ, вздохнул. Нужно было согреваться. Ничего лучше не придумалось, как заставить себя залезть в рюкзак и вытащить кусок брезента, в который затем и укутаться. А мой новый знакомый в очередной раз закурил уже от зажигалки.  — Да… к каждому из нас Зона по-своему относится. — выдал он наконец, — Кого-то щадит, кого — не раздумывая стирает со своего лица… Странно всё это. Непонятно.  — Лучше меньше думать о таких вещах. Целее будешь.  — Может быть.  — Никак не иначе метель унялась? — отозвался я после небольшой паузы. И, действительно, ветер в разы ослабел. Теперь, если прислушаться, был различим треск льда на морозе, далекие дребезжания, стоны, гул… постоянные вестники ночной Зоны.       Собравшись, вышли наружу, на борт. Глазам нашим открылось небо, усыпанное звёздным зерном, из которого Всевышний будто решил сварить каши, дабы прокормить нас, грешных, несчастных, преданных только самим себе…       Снежное покрывало, под коим покоилась Припять, мерцало в свете небес, а там, куда были устремлены взгляды двух сталкеров, приветливо сигналил далекий, но в то же время такой близкий и родной огонек, «Скадовск»… «Я помнил ветра дуновенья И заводей протяжный зов, И смерти яркие мгновенья Меж самых мрачных берегов… Когда бессильный, исхудалый, Я принял врезавшийся в мозг Хрип репродуктора усталый И надпись гордую — Скадовск»