***
Позавтракав рыбными консервами с аббревиатурой кафе «Припять» на этикетке, мы собрались и ушли втихаря. Ледяной воздух ударил в лицо, как только я вышел на открытое пространство, слепящее своей бесконечной белизной. Мороз и туман, два объединивших свои силы чародея, вытворяли настоящие чудеса: рассвет расползался в тусклых, но угадываемых цветах радуги. Ветер приветливо засвистел в камышах, укрывшихся под снежным покрывалом, слабый хрустальный звон наполнил округу, взвизгнула лесопилка за огромным откосом северного берега… Вот и я, Затон. Ты меня ждал? Видимо даже и не отпускал… Мы гуськом отправились по небольшой протоптанной тропинке, как настоящие деревенские приятели… А вон, к слову, и хуторок какой-то виднеется за рощей, к которой лежит наш путь. Не хватает только дымка над трубами да петушиных кличей… Неужто когда-то всё это тут было? Закрыв свой чувствительный нос платком, я молча след в след шёл за Механиком. Его пальто до колен, валенки и шапка-ушанка так гармонично вписывались во всё вышесказанное, что я не смог сдержать улыбки. Жаль, её никто не видит… может быть, это самая первая истинная улыбка в Зоне. Дойдя до рощи, остановились. Далее тропинка разделялась: левее шла в гору, а правее в сторону, огибая рощу. Мы взяли вправо. Перед тем, как скрыться за пригорком, я оглянулся. Болотный ледокол, «Скадовск», гордо украшал своей натурой пустующую низину белоснежного русла. Я перевел взгляд немного левее, туда, где должны были возвышаться портовые краны. Но их скрывал туман. Поэтому, вздохнув, я вновь вцепился глазами в следы, уходящие за пригорок. Догнал сноркобоя, что сидел на краю рощи что-то высматривая. Тот приложил палец к губам, указав на кустарник. Сначала я ничего не увидел. Но присев и оказавшись на одном уровне с товарищем, узрел на снегу яркое кровавое пятно. Пальцы самопроизвольно нащупали рукоятку ПБ. Охотник же, поманив меня за собой, бесшумно вошёл в кусты, держа ружьё наготове. Что он задумал? Последовав за ним, я оказался на небольшой полянке, полной кровавых пятен, ошметков и следов борьбы. Всё это безобразие было возле кляксообразного входа в пещеру. Надо же, а ведь хорошо она скрыта от глаз людских… Кровавые следы тянулись в её глубь, пропадая в темноте. Механик стоял как вкопанный, ожидая моей реакции. Сглотнув, я наконец спросил вполголоса: — И что это? — Нора какого-то мутанта. — беззаботно ответил сноркобой. — Я вижу! А какого чёрта мы делаем возле неё? — Спокойно. Кем бы оно ни было, оно сыто, а значит, мы ему неинтересны. — Легко тебе говорить… Мы оставили чьё-то логово и снова вернулись на тропинку. Путь дальше держали вдоль берега. Внизу виднелись остатки замёрзшего озерца, что далее переходило в залив, простирающийся практически до самого горизонта белой и слепящей полосой. По берегам его располагалось множество посеребрённых рощ и золотистых камышовых зарослей. Всё это было настолько живописно наряду со светлыми небесами, что я на миг и забыл, где нахожусь на самом деле… — Здесь купальня раньше была… — услышал я голос товарища и оглянулся на него. Мы находились возле небольшого лодочного причала. — Вот здесь. — он окинул рукой местность перед собой, — А затем её снесли. Половину материала растащили, половину потратили на постройку причалика… Такой же, кстати, с другой стороны. — Ты что же, жил здесь? — удивлённо бросил я. — Я — нет. Дядя мой — да. Он тут и жил, и работал… — Механик вытащил из-за пазухи сигару, щелкнул зажигалкой и закурил. — Может тебя поэтому местные не трогают? Чуют своего, нет? — Ты про что? А… это. Не знаю, честно… Как-то и не задумывался. И правильно. Лучше не задумываться, принимая всё таким, какое оно есть — целее будешь. — Кем работал твой, э-э-э… Дядя. — поинтересовался я, сбившись на последнем слове, от которого в мозгу поплыли нечёткие ассоциации. — Пожарным. Во время аварии был ликвидатором… — сталкер вздохнул, устремив взгляд в горизонт, — Сюда семья моя приезжала к нему на лето. Я тогда совсем мелким был… Но почему-то помню как тут всё было. Каждый кустик, запруду, домишко… Вот скажи, Ред, бывает у тебя такое, когда приходишь на пустое место, а в голове что-то да вертится, будто ты знаешь, что здесь было, хотя опять же никаких следов подтверждения этому нет? Я замолк, почесав в затылке. Солнце, растянувшись в широкой улыбке разноцветного гало, уже грело макушки заснеженных деревьев близко расположенной рощи. Ветер, гуляющий по просторам скованного льдами залива, насвистывал что-то приятное, словно лесная пичуга. — Вот… а у меня такое каждый раз! — Механик бросил окурок наземь, притопнув тот валенком. — Хочешь, покажу, где раньше еще один хуторок был? Так сейчас там всё заросло и ни следа! — С удовольствием. А где же обещанные снорки? — Будут снорки, будут… И товарищ мой, радостно бормоча что-то себе под нос, поковылял вниз. Я продолжил дышать ему в затылок. Надо же, ни разу бы не подумал, что у кого-то из здешних людей имеется такая живая история… Согласен, она есть у каждого, но ведь нечасто встретишь того, кто связан с Зоной настолько сильно. А ведь увидеть мне в полной мере это придётся совсем скоро… По припорошенному льду перебрались на другой берег. Снег мерцал в разных местах, меняя тона: где казался голубоватым, где розовым, а где вообще искрился цветами радуги. Опять проснулось такое чувство, будто с приятелем просто выехал за город! Даже далёкое урчание давно заглохших моторов или скрежет неугомонной лесопилки воспринимался в этот солнечный день совсем по-иному. Кажется, стоит немного пройти, и узришь рабочих-селян, снующие туда-сюда грузовики, трактора… — Помню, как дядя плавать меня учил… Эх, как же нам весело вместе было!.. А мать моя всё время его отчитывала, мол, плохой пример малому подаёшь: он же, как любой нормальный человек, курить любил, накатить вечерком… Но если плохо про дядю моего всё же думаешь, то знай, что на службе он ни гу-гу. Да и авария на него так повлияла, что в рот он больше ни капли не брал… — Боюсь даже спросить… — я запнулся. — Не бойся, говори. Мы шли гуськом, пыхтя как паровозы, вдоль берега. Залив простирался по левую руку. — Куда ж он после аварии подался? У большинства ликвидаторов не очень завидная судьба, как я знаю… — А куда ему? Тут и остался. На службе всё ж. — А… как же первый выброс? — спросил я и понял, что зря. В душе еще пуще похолодело, когда Механик остановился и развернулся. На лице у него играла легкая улыбка. — В Зоне он остался, никуда не делся. — Это… как понимать? — я облизнул сухие губы. — Расслабься, Ред! Что это с тобой? — сноркобой рассмеялся и, махнув, побрёл дальше. — Ну, если в Зоне остался, то кем ему еще быть? А? Сталкером, конечно! Ты еще не отошел что ли? Ладно, ладно… — Сталкером, значит… — протянул я вполголоса. — Ага. Он и сейчас здесь. От такого заявления я остановился и чуть не поперхнулся. — Иногда помогает мне… — беззаботно продолжал меж тем Механик удаляясь. — В сложные минуты подбадривает, верный путь указывает, советы даёт… — То есть… как? — моё горло совсем пересохло. — Догоняй давай! — вполоборота крикнул мне сноркобой, а сам спустился с пригорка. В этот момент он показался мне таким сказочным, будто наивно кем-то внедрённым в эту реальность, что я, испугавшись его исчезновения, сиганул тотчас за ним. Съехав с пригорка, со вздохом облегчения обнаружил его, вполне настоящего, держащего путь ко второму лодочному причалу, укрытому сугробом. Впереди берег плавно повторял изгибы залива, уходя влево. Виднелась также и серебристая роща, протянувшаяся по береговой линии. Слева огромная ледяная пустошь с продолговатым островком-сугробом посредине оканчивалась вдалеке крутым откосом, который сверху сплошняком занимал сосновый лес. Туман уже позволял разглядеть силуэты огромных многочисленных деревьев. Как же не хватало сейчас бинокля… У меня же его стащил кто-то на днях. Может, Юрка взял попользоваться? Ладно, ему нужнее… Я поравнялся с Механиком, что наблюдал пейзаж впереди. Встретившись со мной взглядом, сноркобой воскликнул: — Ты чего как неживой? Устал? Ну так давай отдохнём… Мне в принципе и тут нравится. А насчёт снорков не беспокойся — всему своё время. Кивнув в благодарность, продолжил осматриваться, чуть приспустив платок и глотнув свежий воздух. — Я человек простой… — не унимался тем временем сталкер, натягивая рукавицы. — Люблю лечить усталость по-своему. Знаешь игру такую детскую… Еще ничего не подозревая, я удивленно уставился на него. Но сообразил слишком поздно: быстро слепленный товарищем снежок заставил меня сигануть за причал и начать отплевываться от попавшего в рот и нос снега. — Ты!.. — Да-да! Именно так! — смеясь, сталкер уже забегал мне за спину, норовя охладить мой затылок. Ну уж нет! Я не так прост, как кажется! Увернувшись от очередной атаки, покатился вниз по сугробу, предварительно зарядив сноркобою в шапку, уши которой весело болтались. Под хохот и шутливые угрозы мы забылись на долгое время… О, Зона! Почему же ты не разнимешь нас, тех, кто нарушает разом все твои законы, забыв про опасности, про твой мрачный дух? Почему же не напомнишь нам, смеющимся в снегу вместе с солнцем, о смерти, страхе, ненависти, кои правят в этих краях? Почему? Но ветер только ласково обдувал наши разгоряченные лица, змейками вздымая искрящуюся снежную пыль. Как бы мне снова не схватить простуду… Вопреки своим опасениям, я чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Даже чуть онемевшие от холода конечности отзывались как-то по-особому, не болью, не изнеможением… Мы уселись подле причала перевести дух. Чуть поодаль качались от легкого ветерка хрустальные берёзки, настолько стройные и тонкие, что веточки их напоминали паутинки. А рядом с ними, нахохлясь, спали под тяжёлыми снежными шапками ели. К слову, лес, убегая вдаль, растворялся в тумане, сливаясь с небом, что плавно и незаметно затем переходило в берега Припяти… Всё это напоминало единое полотно, на котором художник-мороз творил всё, что ему заблагорассудится. — Вот тут-то и располагался хуторок… — подал наконец голос мой товарищ, поднявшись и протянув мне руку, — Теперь, когда всё замело, и подавно ничего не видно… Осмотрелся. Тихо. Пусто. Только ветер напевает свою заунывную мелодию, проносясь позёмкой и сверкая в лучах солнца. — Ну что, айда до того островка? — Механик бодро развернулся и, поманив меня за собой, двинулся к кромке залива. Я поспешил за ним. Когда мне еще удастся покидаться снегом, будучи по колено в сугробе, послушать волшебный скрип под ногами, ощутить свободное дыхание ветра на ледяной пустоши Припяти, при этом стараясь не ослепнуть от всего лучезарного вокруг? Я боялся, что всё это вымысел, сон, что в любой момент яркие краски погаснут. Поэтому старался опровергнуть это как мог. Пробовал есть снег, отчего горло моё не было в восторге, говорить со сноркобоем… Но что я спрашивал и как потом оказался в… палатке? Все сегодняшние события пронеслись перед глазами многоцветным маревом. Резко приподнявшись, увидел Механика, сидящего снаружи и наблюдающего в бинокль соседние берега. Мы всё-таки добрались до островка? Тело моё было тяжёлым и неповоротливым, когда я еле вылез из укрытия, что на скорую руку смастерил мой товарищ. И сколько же я здесь лежал? Личные вещи оказались при мне, и первое, что я сделал, так это глянул на ПДА, затем обомлев. Я провалялся более 2-х часов? А сколько мы сюда шли? Чёрт, а ведь я совершил самую громадную ошибку — потерял счет времени, чего в Зоне делать ни в коем случае нельзя. Оглядевшись, окончательно осознал, что нахожусь на середине залива, отделенный от виднеющихся отсюда рощ и откосов большими пространствами снежной глади. Как я попал сюда, помнил какими-то отрывками, будто кто-то хорошенько приложился по моей голове. Взгляд сам скользнул на Механика. Он не мог этого сделать. Но ноги сами отправились к сталкеру, а рукоять пистолета невольно скользнула в ладонь. Подойдя к нему со спины, остановился. Снег уже не мерцал и не слепил так сильно: откуда-то налетевшие тусклые, но тяжёлые снеговые тучи закрыли полнеба. Слабые лучи солнца еле-еле пробивались через их грузные бока. — Я сам виноват. — чуть слышно отозвался сноркобой. — Если спокойно выслушаешь, буду признателен. Я молчал. Сталкер, не разворачиваясь, протянул мне бинокль и указал направление. Приняв прибор, несколько помедлил, но всё же приложился к окулярам. Голубоватая змейка следов, идущая от берега… Но вот, что странно: сначала шли два человека, а потом… один? — Тебя свела с ума снежная слепота. Здесь, в Зоне, она особенная. — пояснил Механик, когда я непонимающе глянул на него. — Ты мог не очнуться. Вообще. Я укрыл тебя в тени, как смог. Я полностью признаю, что напрочь забыл об этакой напасти… Прости, что жутко тебя подставил. — А… как же ты? — я впервые подал голос, ощутив как больно растягиваются подмороженные связки. — Почему ты остался в сознании? Он вздохнул, опустив голову. Но затем, подняв взгляд, спросил: — Умеешь хранить секреты? Я кивнул. — Я еще никому не рассказывал об этом… Пойми, никто не должен о нём узнать, лады? Сняв рюкзак, сноркобой достал вскоре контейнер, какой используют для переноски артефактов. Заглянув осторожно внутрь него, я обомлел. Разбрасывая вокруг себя рубиновые искры, там флуоресцировал кровавый обрубок, напоминающий не то цветок, не то… — «Глаз». — прошептал я. Механик захлопнул контейнер и тотчас убрал тот обратно в рюкзак, точно я хотел отнять его у него. — Откуда у тебя такое? — Дядя подарил… давно уже. С тех пор я не видел его вживую. Я уселся рядом прямо на снег, не зная как реагировать на произошедшее. Подумать только… За эту штуковину некоторые торговцы с «Ростка» готовы были отвалить пол-лимона! Отчасти я понимал сноркобоя. Узнает хоть кто-либо об этой находке — ему не жить. Но таскать всё время источник риска с собой? Неужели свойства, которые только ни приписывали артефакту, что взаправду смахивает на орган зрения какого-то уродливого мутанта, действительно оправдывают себя? Чего я наслушался об этой диковинке, хватит, чтобы оценить всю её полезность. Но не факт, что всё из услышанного — правда. Вряд ли он сплошная панацея: Зона не допустила бы такого. А вот людям, сидящим сиднем в бункерах, и этого мало. — Почему ты носишь его с собой? Ах да… память о дяде. — я понемногу приходил в себя. — Не только. — сталкер вздохнул. — Я же в Зоне — никто. Думаешь, как я заработал на снаряжение и вообще до сих пор жив? Это всё он… — Что-то по типу оберега? — Почти. Он «видит» неудачи и опасности, что могут встретиться на моём пути. Предупреждает о них или помогает выйти сухим из воды. — Не понимаю… Почему же он не сказал тебе о том, что случится со мной? — не унимался я. — Не знаю… Может, он уже привязан ко мне, и, соответственно, предупреждает меня только о моих возможностях куда-либо влипнуть… — То есть это как искусственная удача, выходит? Сноркобой только покачал головой. По лицу товарища было видно, что я утомил его вопросами. Быстро темнело: тучи стремительно наползали уже на противоположную часть горизонта. От них веяло холодом и страхом перед чем-то огромным и необъяснимым. Занялся снегопад. Лесопилка взвизгивала и выла в глубине соснового леса на западе, предвещая о скорой буре. Необходимо было собираться…***
До «Скадовска» добрались хмурые и уставшие. По пути встретили мародёра, который представлял из себя одно сплошное последствие снежной слепоты. Судя по кровавым следам сначала бедняга разбил руки об лёд, но всё же проломил его толщу, найдя что-то потяжелее. Затем на наших глазах начал черпать остатками рук ледяную воду и заливать себе в глотку. Ужасное зрелище… И такое могло случиться со мной? Нет, всё-таки я рад, что в тот момент рядом был Механик… Сноркобой умолял добить несчастного, чтобы тот не мучался, ибо по глазам потерпевшего было видно, что ему уже ничем не помочь… Я отнекивался. Но, поразмыслив, осознал, что это намного хуже, чем быть зомбированным контролёром, и унял страдания мародёра выстрелом в затылок. Еще одна отнятая мною жизнь… Никогда бы не подумал, что могу сделать это так легко. Чёртова Зона… Тем временем занималась метель. Хоронить беднягу не было ни сил, ни времени. И мы, набив его же тряпьём да вдобавок снегом и кусками льда рюкзак, прицепили тот к телу и сбросили в прорубь, что бывший мародёр выдолбил сам себе… Вот и поохотились на снорков. — А вот и парочка, любящая метели! — ехидно поприветствовал нас Фагот, когда мы вломились в бар в самый разгар бури, облепленные снегом с головы до пят, запыхавшиеся и голодные. Борода, смерив Механика и меня хмурым взглядом, вновь занялся хлопотами на кухне, свет откуда доставал только до середины зала. — Думали, я не замечу пропажу со склада трёх банок рыбных консерв? — Юрка, радуясь нам как утреннему солнцу, помог стряхнуть снег с нашей одежды, а затем усадил за стол, на котором виднелся термос да нарезанный батон. — Двух. Третью ты съел сам, забыл? — буркнул я в ответ, завалившись на ящики возле стены. — Да-а, крепко вас прижало… — протянул Фагот. — На кой-чёрт вас куда-то потянуло? Ладно, как сказал Спартак: «Жив — значит живуч». Вот вам паста ореховая, — сталкер протянул банку с коричневой помадой. — А то хлеб уплетать без ничего неинтересно. Между прочим, импортная! Правда, пахнет как моя прабабка… Устроившись за столом, погрузились в еду. Конечности отогревались, но дрожали: осадок смерти никак не хотел выветриваться из моей головы. Ветер выл за бортом, Борода стучал на кухне… Вокруг стоял устаканившийся издавна запах палёного вперемешку с чем-то спиртным, отчего разум тяжелел и погружался в уют. — Где Рогач? — поинтересовался Механик, запив очередной кусок батона с помадой глотком горячего чая. — Спит, где ему еще быть… — Юрыч, забери горячее! — прогремел голос бармена на всё помещение. Через секунду на столе оказалось нечто дымящееся под бурым соусом. — Так и живём… — вздохнул Фагот, также примостившийся рядом и принявшийся ковырять блюдо вилкой, — А вы молодцы. Успели-то к обеду. М! Это кабан! Или собака… хрен их разберет. В общем всем приятного. Кивнув, мы тоже принялись за еду. Желудку было всё равно кабан или собака… Вьюга вовсю буйствовала вне сухогруза, и мне показалось, что в ее яростном вое стали различимы скорбные нотки. Но подняв взгляд на товарищей, понял, что это скрипнула входная дверь: сталкеры с ужасом смотрели на зияющий в другом конце проход, откуда внутрь заметало снег. — Р-ред? Как насчет захлопнуть д-дверь? — стуча зубами от морозного ветра, нагло залетевшего в бар, бросил мне Юрка, попутно застёгивая комбез. — А что это я сразу? — возмутилась моя ленивая натура. — Я закрою. — отозвался Механик, хлебнув чаю, и, поднявшись из-за стола, направился к проходу, не забыв захватить своё ружьишко. Дойдя до середины зала, сноркобой вдруг остановился как вкопанный и резко сиганул затем в сторону, опрокинув одну из столешниц, за которой потом и засел, взяв плюющийся снегом проход на прицел. Мы также отреагировали: спрятались за наш стол, но опрокидывать его, понятное дело, не стали. — Эй, охотник, что там? — крикнул Механику Фагот, держась меня: у него не было при себе никакого оружия. Я напрягся, когда в бар вошло нечто, напоминающее собою сугроб. Однако, тут же отряхнувшись, незваный гость поднял руки и заголосил: — Пацаны, не шмаляйте! Мля буду, я за помощью! — Убирайся, бандит проклятый, пока целёхонек! — это уже подал бас Борода, занявший боевую позицию за барной стойкой. В руках он держал какой-то укороченный дробовик, дуло которого негостеприимно смотрело на пришедшего. — Пацаны, молю… умоляю, пацаны… — мародёр, как я понял, дрожа, опустился на колени и убрал руки за голову. Его ресницы, залепленные снегом, скрывали шныряющий от меня и до бармена взгляд, полный безысходности. — Нас с брательником кинули, падлы… братишка мой загибается, помирает, пацаны… выручайте, пацаны! — Вали, откуда пришёл! — грозно рыкнул на него Борода, — Если кинули — значит есть за что! — затвор дробовика угрожающе щёлкнул. — Мы вам ничего не обязаны, ясно? — Пацаны… братишка… помирает… — мародёр, трясясь не то от страха, не то от холода, даже не поменял позы, а только опустил вниз голову и, захлебываясь, повторял одно и то же. Сердце моё невольно защемило, а руки всё еще сжимали ПБ, опустить ствол которого у меня не хватало смелости. — Я что, непонятно разъяснил?! Убирайся сейчас же! — только бармен непреклонно продолжал давить на беднягу. Один Механик вдруг поднялся, опустив ружьё, и встал, закрыв собою доходягу. — Бородач, я не понял… Что с вами? Человек помощи просит! Ну… вы что, в самом деле?! — Человек? Механик, тебе мало было того, что они год назад творили, человеки эти твои?! А?! — Да… плевать, что они творили! Вы на себя сейчас посмотрите! Звери, ей Богу! — А ты — размазня!!! Уйди с дороги! Не хочешь? Я сейчас сам выпровожу подонка… Не хочешь по хорошему, значит… Пока Борода выбирался из-за прилавка, я поймал взгляд сноркобоя. Он был умоляющим. Я мог задержать бармена, не знаю как, но мог! Но я стоял, не опустив даже ствола пистолета. Внутри меня царил хаос. И снаружи взвывал ветер, рыдая вместе с мародёром… Звери. Мы — звери… Что на полный желудок, что на голодный — какая разница! А разница между жизнью и смертью есть? Между покоем и стремлением к нему? Чем же мы отличаемся от тех же волков, рыскающих по ледяным пустошам в поисках добычи?.. Потерявшись где-то внутри себя, я стоял, опустив взгляд. Борода и Механик кричали друг на друга — каждый доказывал свою правоту. Кончилось всё тем, что, наплевав на непогоду, сноркобой вместе с бандитом покинули судно. Бармен что-то кричал им вслед, грозясь выстрелить… но не стрелял. Что может зверь против человека? По услышанному было ясно, что охотник отправился спасать братишку бедолаги. Как? Не имея ни медикаментов, ни провизии… Вот тут-то до меня дошло. Я пулей выскочил со «Скадовска» вдогонку за товарищем, не успев даже словить удивлённые взгляды от Фагота и Бороды. Но было поздно. Метель умело скрыла следы ушедших: было совершенно не ясно, куда отправился сталкер с мародёром. Возвращаться назад я посчитал глупой затеей. Изнутри меня кололо в первую очередь чувство вины. Я не знал, куда могли они направиться, но мог предположить. «Шевченко»? Портовые краны? Самым надёжным, а, следовательно, наиболее вероятным вариантом был первый. Но с чего я вообще взял, что мародёр говорил правду? Может, сейчас Механика уже и в живых нет… Но ведь артефакт всё еще был при нём! Если верить россказням, сноркобой будет под защитой на время, пока не достанет «Глаз» на виду у бандита. Тогда уже ничего не спасёт… Я рванул наугад через пургу, до сих пор не разжимая рукоять ПБ. Сейчас, готовый поверить во что угодно, в любое чудо, сказку, бегущий напролом сквозь ветер, я был беззащитен. Стоит вьюге хоть немного усилиться — и меня снесёт, задавит под толщей снега… Но я жал изо всех сил, проваливаясь в сугробы, забирая в ботинки, рукава, капюшон горсти холодных, больно врезающихся в кожу, крупинок. В конце-концов, изможденный, я рухнул наземь и потерял сознание.***
Очнулся от холода. Онемевшие мышцы отзывались болью, подёргиваясь в конвульсиях. Глубоко вдохнув, я тотчас принялся отплёвываться от снега, который набрался мне в рот. Барахтаясь и глотая новые порции снега, я вскоре выбрался из сугроба. Солнечный свет резко ударил в глаза, заставив зажмуриться. Завалившись на спину, я, вдыхая свежий воздух, уставился в небо, чуть запеленённое легким покрывалом облаков. Я готов был и дальше лежать так, потихоньку оживая, но тут в голове всплыли недавние события. Закрывшись красной отмороженной рукой, я вздохнул. Всё кончено. Я жив. Но всё кончено. Немного придя в себя, решил привстать и отыскать мой пистолет. Возясь непослушными руками в сверкающем на солнце снегу, я только сейчас заметил массивную тушу сухогруза под боком. Надо же… я почти добежал. Меж тем не было ни намёка на мой ПБ. Молодец, Редактор, славно работаешь… Какой-то слабый звук долетел до меня. Он явно исходил из недр посудины. Ничего лучше в голову не пришло, как скинуть рюкзак и достать оттуда нож, обычно применяемый мною для нарезания чего-либо съестного. Застревая по колено в снегу, я прошёл вскоре под ржавым замёрзшим бортом, с которого свисали здоровенные сосульки, отражающие близящееся к вечеру солнце. Внутри всё было тихо. Держа нож наготове, нырнул во тьму прохода в помещение, где не был уже полмесяца. Звуки исходили с верхнего яруса. Бесшумно поднялся по лестнице на этаж выше и, заглянув в помещение, сразу бросился на скрытого тьмой человека, что пытался передёрнуть затвор, видимо, заклинившего оружия. Ударом одной ноги вышиб из рук не ожидавшего атаки старенький ППШ, другой — заставил согнуться напополам. Самого же, как оказалось, недавнего знакомого я вытолкал наружу, на покрытый слоем снега борт. Опрокинув мародёра на спину, прижал того коленом, приставив нож к горлу. — Что?! Думал, не отыщу?! Что сделал с Механиком, падла?! Что ты с ним сделал?! — заорал я хрипло в бешенстве, наблюдая округлённые глаза бандита. — Паря, паря!.. Арх-х… стой, погоди, паря… дай сказать, молю… Я несколько ослабил хватку, давая мародёру вдохнуть немного воздуха. — Там он… не повезло, паря… помочь он хотел, да вот как всё вышло… Подставился он жёстко, ой как подставился… — Чего-о?! Ты… ты… Убийца! Он же… по доброй воле помочь хотел, сволочь! — я, задыхаясь, уже не мог сдерживать эмоции. Рука с ножом сама занеслась над мародёром, тут же залепетавшим: — Да не убивал я его, паря!.. Не убивал! Наймиты! Они за «Оком» пришли!.. Он подставился… братану моему помог… я арт спрятал, сам сныкался… Они искали, не нашли… — Где этот твой брательник?! Отвечай, сволочь! — Так забрали… забрали с корешом твоим, суки… брательника-то… — бандос, подёргиваясь, захныкал. По обветренным щекам его поползли блестящие струйки. — Пытать наверняка будут… Суки… Я, тяжело дыша, отступил. Как же так вышло? Стараясь не упускать из вида скрючившегося на снегу мародёра, я пытался осмыслить его слова. Наёмники? Кто их нанял? Неужели информацию о нахождении редкого артефакта у какого-то затоновского бродяги знал кто-то кроме меня и этого… Неожиданно нечто темное прилетело снизу, лязгнув и отскочив от стенки грузового контейнера, что стоял неподалёку, и упало на снег напротив моего взора. Бандит, видимо, наученный ударами судьбы, резко вскочил и бросился на меня, сбив с ног. Вместе мы ввалились внутрь помещения, после чего громыхнуло так, что сверху на нас посыпалась ржавчина и комья снега, а сознание моё ненадолго потонуло в свисте и гуле. Очухавшись, быстро вскочил на ноги, привалившись к стене, и встретился взглядом со спасителем, что копался в рюкзаке, отбрасывая в сторону ненужные вещи. — Наймиты! Ща кипеш начнется! Походу брательника всё-таки прижали, суки… — с этими словами бандит, наконец, вытащил барабан для своего пистолета-пулемёта, с громким щелчком отсоединил старый, вставил новый и успешно передёрнул затвор ППШ. Затем, направив тот на проход, подмигнул мне, указав на еще одно скопление вещей в углу. — Ща мы их! Я рванул к вещам, а мародёр сиганул вниз, выкрикивая гневные угрозы. Похоже ему не впервой бывать в подобных ситуациях… Но моё сердце просто разрывалось от адреналина, пот струился по лицу, а руки искали что-нибудь похожее на оружие. Вместо него пальцы нащупали свинцовый контейнер, и я замер, услышав выстрелы снизу. Судя по ругательствам, летящим вместе с пулями во врагов, бандит был еще жив. Непослушными руками я открыл крышку контейнера, замерев. Искрясь огненным фонтаном, на меня смотрела сама Зона… Во всех изгибах кровавых и золотистых прожилок я видел ее… Саркофаг, печальные глыбы многоэтажек города-энергетика, бескрайние просторы лесов и болот… Я не понял, когда оказался внизу, спрятавшись за какой-то железякой. Контейнер руки прижимали к груди. Бандос укрывался рядом, поливая проход свинцом. Но тут послышался звонкий щелчок — патроны вышли. Почему я знал, что именно патроны вышли? Мародёр же принялся лихорадочно дёргать за затвор, вероятно ссылаясь на клин. Противник не заставил себя долго ждать: пара выстрелов — и бандит лежит на холодном полу, подёргиваясь. Я зажмурился. В воздухе витал запах гари и пороха. В ушах еще стоял гул. — Эй, сталкер! Мы знаем, ты один! Выходи с артефактом и может, останешься жив! — донеслось до меня слова одного, судя по звукам притаившегося прямо у прохода. Я молчал, всё еще прижимая контейнер к себе. — Считаю до десяти! Раз!.. Я напрягся. Почему — не знаю, будто тело моё было само по себе и лучше знало, что делать. — Пять!.. Я развернулся, готовясь сигануть через укрытие. — Восемь!.. Я ринулся на проход, высвобождая одну руку. — Десять! — с этим словом из-за угла высунулась полубоком фигура, коротким движением руки метнувшая что-то в меня. Подпрыгнув, я налету схватил лимонку, даже не видя ту в полутьме, и швырнул ее под ноги высунувшемуся наймиту в белом комбинезоне, который явно готов был добивать прощающиеся с жизнью тела, да шлепнулся на пол, закрывшись контейнером. Противник так и не успел ничего понять. Рвануло так, что разнесло проход вдребезги вместе с остальными членами группы захвата. Меня же только обдал горячий ветер из превратившихся в пыль прямо перед моими глазами осколков. Как только звон в ушах затих, я помотал головой. Вокруг витали искры и запах паленой плоти. Впереди лежали изуродованные тела наёмников, одно из которых вяло шевелилось, но не представляло никакой опасности. Воцарилась тишина. Услышав позади себя стон, поднялся и подбежал к кашляющему кровью мародёру. — О как… кх-ха-а… ты их… Взгляд мой упал на контейнер, что я поставил возле умирающего. Но его накрыла окровавленная рука бандита, не давая открыть крышку. Я встретился глазами с человеком, которого недавно хотел убить. Он улыбался. Совершенно глупой и беспечной улыбкой, на которую я не мог смотреть без слёз. — Ты это… кхр-рх… не серчай, братан… все мы… лю… ди… Мародёр замолк, медленно опрокидывая голову назад и все еще улыбаясь. — Люди… — шептал я, захлёбываясь в слезах, — Люди!.. Не выдержав, я уткнулся носом в грязный, пропитанный кровью, комбинезон бандита, зарыдав и забывшись на некоторое время.***
Похоронить всех я не мог. Но не похоронить человека — и подавно. Весь в пыли и крови, озябший и уставший, я шёл туда, где грунт был мягче всего — к аномалии «Котёл», неся на плечах тело бандита. Точнее ноги несли меня туда, огибая непролазные места, глубокие сугробы, котлованы с ледяной водой… А спиною приятно ощущалась пульсация артефакта даже через стенки контейнера, что был в рюкзаке. Добрался до места я вообще никакой под последние лучи заката, золотистой полоской протянувшегося на весь горизонт. Вечно живые воды вокруг аномального разлома встретили меня ярким отражением небесного зрелища да гулкими стонами выныривающих из глубин земли паров. Лёгкие горели, ноги подгибались, когда я нашёл всё необходимое близ насосной станции, непрерывно урчащей здесь изо дня в день. Могилу копал уже в сумерках, в тусклых лучиках, пробивающихся сквозь унылые береговые камыши. Вспыхивали и гасли огненные змеи аномалии, горбом вставшей позади меня. Погрузив в рыхлую почву тело мародёра, я встал над ним, задумавшись. Почему артефакт велел идти именно сюда и хоронить именно этого человека, а, допустим, не искать своего хозяина, которого возможно уже и нет в живых? Почему спас именно меня, показав верный путь? Неужели он и правда видел больше, чем кто-либо из нас? Стянув с себя рюкзак, я вытащил контейнер и уставился на него. Кто же ты, очередная выдумка Зоны? Пусть даже ты и видишь больше нашего, но… ты не способна созерцать, глядеть прямо в душу и разделять с нею и радость, и горе… На такое способен только человек. Именно человек встал тогда на защиту совершенно незнакомого ему паренька, возможно и совершившего какие-то злодеяния в прошлом. Именно человек, несмотря на всё, разглядел в тёмной душе свет и пошёл на выручку попавшему в беду. Именно человек! Не артефакт. Возможно, «Глаз» предупреждал Механика, а, учитывая, как артефакт это делает, сопротивляться его влиянию довольно сложно… Но сталкер, повидавший многое и порой отнюдь не гуманное, всё равно остался человеком, зная, что идёт на верную смерть. Я медленно опустил контейнер в могилу, скрестив на нём руки мертвеца, и принялся закапывать. А когда закончил, небеса на западе являли собой иссиня-чёрное полотно, грязно-жёлтое у самого горизонта, нисходящего во тьму холодных топей. Мы всё время спешим. И нас нельзя понять. Зона отнимает многое. И не жилец тот, у кого она отняла душу. Новичкам здесь закладывают известные три правила, напрочь стирающие личность: промедление — смерть, отвага и жизнь несовместимы, или ты — или тебя. Человеку здесь не место. Но есть то, ради чего живём мы все. То, во что зачастую не верят. То, чем часто пренебрегают. И это душа. Она видит, слышит, чувствует… И у Зоны тоже есть душа, понять которую мы не в состоянии. Она тоже видит, слышит, ощущает всё и вся. И она не в артефактах, не в аномалиях, не в легендах и байках, нет… Она в неуловимом, что вечно ускользает от нашего глаза и уха. И мне казалось, что я наконец ощутил ее, впервые осознав себя тем, кем хотел быть изначально, только придя сюда. Ощутил в порыве ветерка, прилетевшего с юга и принёсшего запах первых оттепелей, отголосков скорой весны.