***
Наталья Романова Лёгкое дуновение ветра трепет мои темные волосы, когда стою, оперевшись на перила моста над рекой. Мне так уныло сегодня. Порой у меня такое чувство, что меня понимает сама природа, как будто улавливает любое изменение в моём настроении. Так же, как и сейчас. На улицах города никого. Все люди попрятались в своих домах, ожидая ливня. Одна я — сумасшедшая, жду его на улице, на этом мосту. У вас бывали такие моменты, когда хотелось бросить свою жизнь на самотёк? Когда все было безразлично? У меня были. Пару-тройку лет назад, когда мне было 17, один парень и девушка нашли меня ночью на этом мосту. Я пыталась покончить со своим существованием. Нет, с моей семьёй всё было в полном порядке; я не была изгоем или отбросом общества, меня по-своему уважали. Я была примерной девочкой, слишком правильной. Просто тогда меня достала эта серость, обыкновенная рутина, которая повторялась изо дня в день. Конечно, были и пару других причин, но они настолько неприятные, что осознавать тяжело, не то, чтобы ещё и рассказывать. Меня губили ожидания людей. Все чего-то хотели от меня. Возможно глупо, но от этого мне было невыносимо плохо. Всё вокруг давило, подавляло. Хотелось кричать от внутренней боли, но не получалось. В тот день я не задумывалась над последствиями, просто пошла к этому мосту. Злость и обида заслонили глаза пеленой. Мозг отключился. Да, бездумно. Да, глупа была. Из-за такой херни покончить с жизнью？ Сейчас я себя не понимаю. Мои спасители — Василиса и Даня. Они вправили мне мозг. Спасибо им за это. Они позаботились обо мне, а вскоре стали моими лучшими друзьями. Когда я смотрела на них — таких счастливых и довольных, мне хотелось жить. Я выкинула все свои обиды в мусорку и забыла о них. Сегодня тот день, когда мой мир перевернулся. Сегодня годовщина знакомства с моими лучшими друзьями. Двадцать пятое апреля. Я не хотела поддаваться грусти, и поспешила к Дане домой. Василиса написала, что они ждут меня у него. По сравнению с той жизнью — жизнью примерной девочки, многое изменилось. Я перестала нагружать себя пустыми проблемами. Я научилась отдыхать и отрываться. Сейчас учусь на втором курсе факультета психологии в МГУ имени Ломоносова. Да, престижно. Раньше я мечтала здесь оказаться, планировала поступление с класса восьмого. Но сейчас мне откровенно равнодушно это место. Нет, я не на грани вылета. С моей успеваемостью всё отлично. Просто я перестала лезть вон из кожи ради будущего. Я и так многого добилась. Я даже горда собой немного.***
— Хэй！ Я пришла！- радостно прокричала я, войдя в такую родную квартиру. Мы с Васькой круглосуточно зависали у Дани. — О！ Сестренка！- мигом подбежала подруга и принялась душить меня в своих дружеских объятиях. — Васёк, Таху не трогай, она мне живой нужна. — Это зачем же？- недовольно просопела девушка. — А кого мне начинкой для пельменей делать-то？ — Так, стоп, — возмутилась я, — а моё мнение спросить кто-нибудь желает？ — Неа, — хором сказали мои долбанутые товарищи и кинулись уже вдвоем на меня. Так, что делают люди, если на них несутся два кабана-маньяка？ Убегают？ Ну уж нет. Не для меня. Я, подхватив папку с журналами, начала отбиваться. Не, ну, а чё？ Устав от беготни по квартире, мы все вместе завалились на кухню. Вася, видимо позабыв свое обещание о мести нам с Даньком, заваривала кофе. А мы с другом настороженно наблюдали за общей подругой потому, как, зная на что она способна, ожидали выплеснутого на нас кипятка, или яда в кофе. — Что вы так вылупились？- без признаков злости, проговорила Василиса. Фух, видимо пронесло. А я уж думала, что она меня и Даню прирежет за разбитую вазу и бедлам по всей квартире, но главное — за то, что мы, сговорившись, щекотали её, ведь знали, что она жуть, как этого боится. — Ничего, — беззаботно проговорили мы, отведя от нее взгляд. Да уж. Нам только в театралку дорога. — Кофе подано, — сказала Василиса, поставив чашки на стол, — чем займемся после того, как Даня, — чётко и с напором произнесла имя друга она, — помоет посуду? — закончила подруга с искорками усмешки в глазах. — А я то что? Вон, пусть Натаха моет, — возмутился Даня, указав на меня. Я не успела ничего сказать, меня перебили. — Ты совсем охуел, Белозёров? Это твоя квартира, твои кружки-чашки и кстати, мы — твои гости. Я вообще не обязана была делать это сраное кофе, — психанула Вася, — я не устраивалась тебе задницу подтирать, ясно? И Наташа тоже не устраивалась, — сказав это, девушка вышла из кухни, хлопнув дверкой и оставив нас вдвоем. Да уж, классно вышло. Я только думала, что у них всё наладилось с прошлой ссоры. Эх, я их неделю мирила, опять что ли начинать? Увидев, как ссутулился Даня и грустно смотрел на Васин недопитый напиток, я коснулась его плеча ладонью. Бедный, глупый Даня. — А ведь сегодня я хотел признаться ей, Таш, понимаешь? Я как всегда испоганил всё, что можно и нельзя. Да, я помню, как сох по Василисе Даня. Он долго, очень долго готовился к тому, чтобы рассказать девушке о своих чувствах. Он просил моей поддержки, моей помощи. Я приободряла его, постоянно мирила этих голубков. Я хотела им счастья. Я желала им счастья. Ужас в том, что с белокурой подругой была симметричная ситуация. Она была влюблена в парня, сидящего сейчас со мной на этой кухне, что давно не знала ремонта. Как же с ними тяжело. С моими лучшими друзьями. Я считала их такими радужными, оптимистичными сначала. Они кажутся такими внешне, но внутри их давно уже раздирают кошки. Вернее, их чувства к друг другу. — Дань, всё наладится, вот увидишь. А ты, — сказала я, встав из-за стола и направляясь искать белокурую истеричку, — опять должен будешь мне шоколадку. — Мне кажется, что у тебя задница скоро слипнется, если столько сладкого кушать. — Ну так позаботься о моей заднице, милый, — усмехнулась я, — не ссорьтесь больше и шоколадки выпрашивать не буду. — Вымогатель, — пробубнил, улыбаясь парень. — И я тебя люблю, — пропела я и удалилась. Через несколько минут — Белозёров！- прокричала в панике я, когда вбежала на кухню, — Рогнева убежала, я дозвониться не могу, кажись вырубила телефон. — Блять! — парень мигом выбежал в коридор, схватил куртку, телефон и ретировался. Эй, а мне что делать? — Останься, вдруг вернется, — вслух прочла я смс от Дани, видимо, писал, когда спускался по лестнице с седьмого этажа, не думаю, что он стал ждать лифт. Как будто мысли мои прочёл, говнюк. Вася, Вася, что же мне с вами делать? Через десять минут ожиданий я поняла, что подруга сама не захочет вернуться в любом случае, а может я просто не могла сидеть и знать, что где-то там с моей лучшей и единственной подругой что-то случилось. Чёрт тебя дери! Я не могу здесь просто сидеть! Эти стены сожрут меня заживо.***
Василиса Рогнева Меня слепят фары проезжающих мимо машин. А я просто не знаю куда себя деть. Нет, у меня нет никаких слёз. Я не плачу, и это по-моему даже хуже, если бы они застилали мне глаза. Я полна гнева и обиды, наверное, обиды больше. Обиды на себя. Мы с Белозёровым дружим с класса десятого, границу дружбы никогда не переступали. Между нами были понимание, объятия, посиделки, общие друзья и куча саркастичных подколов. Я даже сначала не заметила, как мое отношение к нему поменялось. Он уже не был мне другом, не был братом по духу, он был нечто большим. Я каждый день ждала его звонка, каждую ночь смс от него с пожеланиями на ночь, искала его силуэт, пыталась ловить его взгляды. Боже! Нам уже обоим по двадцать, а мои мечты о нем остались мечтами. Вот он. Столько лет так близко. А я слабачка, что не может ему сказать простое «люблю». Тряпка. От негодования я не удержалась и притопнула ногой, но только через пару секунд поняла, что топнула ногой в луже. В большой мокрой луже. Молодчик, Рогнева, так держать! Теперь ты вся промокла.***
Даниил Белозёров Дурак, дурак, дурак. Опять, ты снова и снова встаешь на грабли. Обижаешь ее, все портишь. Не надоело? Господи, Василиса, окажись недалеко. Давай я найду тебя, обниму, зацелую и скажу, как люблю. Прошу, дай себя найти. Я давил на газ, смотря больше по сторонам, нежели на дорогу. Да, я нарушаю правила, так делать нельзя, но что я могу поделать, если она ходит по обочине, кстати, как все нормальные люди, а не по проезжей части. Смотреть прямо почти никакой необходимости. Я ехал и ехал, вглядываясь в лица толпы прохожих. Почему их так много?***
Василиса Рогнева. Я всё шла и шла вдоль дороги, огибая прохожих, не замечая никого и ничего вокруг. Хотелось кричать от бессилия и собственной глупости. Блин, я ведь оставила Наташу с Даней одних. Уверена, они места себе не находят. Так, соберись. Надо возвращаться. Бедная Таша, опять я ей нервы треплю, а ведь она столького в своей жизни натерпелась. Ей всего-то девятнадцать, а на неё было устроено покушение, её предавали друзья самыми ужасными способами. Она даже хотела покончить с собой. Я засунула руку в карман лёгкого пальто, чтобы достать телефон. Чёрт! Я ж его вырубила. Точно обзвонились ведь. Дура, Рогнева. Дура ты. Всё таки включив телефон, я увидела то, о чём успела забыть. Дата на дисплее говорила о том, что сегодня нашей не самой идеальной дружбе исполнилось два года. Ташка… Я помню, как всё началось, помню, как мы с Белозёровым шли по мосту, обсуждая кино новинки, на которые успели тогда сходить, помню, как первая заметила такую потерянную Наташу. Я помню всё: как мы, сбиваясь и перебивая друг друга с Даней объяснять насколько может быть радужной жизнь, стоит только быть более оптимистичным и чуточку пофигистичным. Мы рассказали о самых ярких моментах в нашей жизни, о том, где успели побывать, что увидеть. С каждым нашим словом, с каждой нашей улыбкой, тогда еще детские глаза выпускницы, светлели, наполнялись красками. Мы стали нечто большим для неё тогда, чем прохожими, или товарищами. Мы стали для нее старшими братом и сестрой. Мы стали родными душами, которым можно было доверить всё. Наверное, я могу сказать, что это не мы появились в Наташиной жизни светом, это она появилась в наших радугой, спасением, кругом для утопающих. Она стала нитью, что связывала нас с Даней ещё сильнее, ещё прочнее. — Боже, как же я их люблю! — воскликнула я, чувствуя, как по щеке покатилась такая солёная и такая необходимая сейчас слеза. Я грустно улыбнулась и заметила, яркие фары машины, что неслась на меня. Из-за ослепительного света я сначала не поняла, что эта машина Белозёрова. Автомобиль со свистом, резко и рвано остановился напротив меня, и из него вылез перепуганный Даня. Он бежал ко мне, а я стояла столбом и понимала, что роняю слёзы на землю, каплю за каплей. — Дура! — сказал парень и обнял меня. Так, что даже до хруста моих ребер, — ты не представляешь, как я переживал, как гнал на красный, лишь бы найти тебя, дурочка моя, — а я? А я разрыдалась как ребёнок. Какой же он родной. Как же я его люблю! — Эй, — Белозёров мягко обхватил моё лицо, заставляя на него посмотреть, прямо в его зелёные, глубокие, такие красивые глаза, — ты чего плачешь? Вась, Вась, прошу не плачь, — я бы хотела остановиться, но не могла. Кажется плотину прорвало и все эмоции, что копились так долго, вырывались наружу, — Рогнева, умоляю, не плачь, — сказал он, вытирая мокрые дорожки с моих щёк, — не хочу, чтобы ты роняла свои слёзы из-за такого урода, как я. — Ты не урод, это я — слабачка, тряпка, — он не отпускал меня из своих объятий, поэтому пришлось бубнить в его плечо. — Ты? Тряпка? Только не говори, что сейчас серьёзно, — он снова восстановил наш зрительный контакт, — да я не видел девушку более решительную, уверенную в себе, чем ты. Да я даже молчу о том, что ты никогда при мне не плакала. Всегда переносила пинки судьбы одна, доверяя мне лишь малую часть проблем. Ты великолепная, Василис. Такая чудесная, что и словами передать невозможно, — я не верила ушам. Неужели он так думал? — Знаешь, я уже три года храню в себе то, что должен был открыть тебе с самого начала. — Что? — еле слышно прошептала я. Моё сердце так трепетало, что все внутренности сжались, а в ушах стоял такой гул, какой не сделал бы стадион людей. — Я люблю тебя, Рогнева, — улыбнулся он и слегка щёлкнул меня по носу, — всегда любил. Я не выдержала, прижалась к его губам, даря ему тот шквал эмоций, который он во мне вызывал чуть ли не каждый день. Я хотела показать ему, как хотела услышать то, что услышала. Показать, как сжимается сердце, когда он улыбается, как я таю, когда он смеется. Показать, что он дорог мне, как никто другой. — Я тебя люблю ещё больше, — произнесла я, слегка отстраняясь от него. Хотя, по его взгляду можно было понять, что он и так всё понял.