Ласточка.

Ветер? Как много значит он в нашей жизни. Он может как изменить её, одним дуновением превернув всё с ног на голову, а может сделать её скучной, подобно тому, как нет ветра в знойный июньский день. Ветер? Как много в этом слове. Оно приности и прохладу, и надежду, но уносит и развивает мысли, словно пачку бумажных листков у открытого окна. Он уносит надежды и приносит новые чувства, за что мы ему должны благодарны.  Энн довольно быстро разрешили вернуться домой и восстанавливаться там, через три дня. Мать постоянно следила за тем, чтобы дочь вовремя обрабатывала ожоги на лодыжке, пила назначенный препарат. А Морозова словно игнорировала все предписания доктора. Она каждый день рвалась в клинику, навестить друзей и конечно же Макса. Ребят она видела, даже разок принесла фрукты, может быть просто из вежливости, может потому что так надо. К Максиму девушку до сих пор не пустили. И только сегодня парня переводят из реанимации в одиночную палату, он все так же в коме и не приходил в себя. Морозова старшая прошла в комнату дочери, та уже потихоньку одевалась и собиралась идти в центр имени Сеченова. — Анечка, может не пойдёшь? Тебя могут не пустить, ведь ты документально не можешь подтвердить свою близость с Максимом. В этой больнице все очень строго! Энн слегка закатила глаза, тяжело выдохнула и с какой-то дерзостью ответила маме. — Мам, давай я сама решу идти мне или нет? Это мое дело, понимаешь? Хотя нет, ни черта ты не понимаешь! Вот когда-нибудь такой трэш был с папой? Нет! Поэтому и не поймёшь. Я нужна Максу, слышишь? А он нужен мне и нашей дочери. Женщина никогда не могла переубедить Аню, у девушки был достаточно тяжёлый, взрывной характер. С самого детства эта малышка редко шла на компромисс, часто спорила и даже грубила близким. А такой темперамент у неё от отца. Чего удивляться? Морозов в молодости был точно таким же, как его дочь, скорее всего даже хуже. И только с годами он научился контролировать свои порывы и эмоции, однако иногда случается «бум», глава семейства срывается, и тогда Энн под крики папы улыбается, узнавая в нем себя. — Анюта, я хочу и пытаюсь тебя понять. Да, слава Богу, с нашим папой ничего такого не было, но думаешь, мне не жаль Максима? Думаешь, я хочу, чтобы ты осталась одна, а твоя дочка с первых минут жизни была без отца? Просто я хочу, чтобы ты, уже как взрослая девочка, была реалисткой. Солнышко, у Максима мало шансов, он попал в самый очаг взрыва, доктора в отчаянии! Девушке с данный момент хотелось рвать и метать, мать пыталась лишь сделать вид, что понимает ее, а сама твердит о смерти Макса. Она элементарно хоронит живого человека. И делают так все, по мнению Энн, кто говорит о таких вещах, в том числе и врачи. Ведь он жив. Его сердце бьется, он борется. Пусть сейчас тяжело, пусть будет нереально трудно, но он сможет, а она всегда будет рядом, несмотря ни на что. — Мам, блин, хватит слушать этих дурацких докторов, они тупые, не ясно чтоли? Они просто не хотят бороться за жизнь человека, знаешь, просто халтурщики, не выполняют свою работу. А ты веришь таким негодяям! Ну и верь дальше, а я знаю, что все будет нормально. Макс не слабак, что тут непонятного?! Все, я пошла! Энн положила ключи от квартиры, небольшой кошелёк, телефон и паспорт на всякий случай в свою сумку и поспешно вышла на улицу. Погода не особо радовала, небо было покрыло густым слоем свинцовых туч, был тёплый, но мощный ветер и начинало накрапывать. Лето в этом году просто ужасное. До больницы Морозова добралась довольно быстро, ее подкинул туда по любезности Соколов, который знал о всей ситуации вокруг Макса. — Спасибо, мистер участковый, выручил! В центр имени Сеченова вход был, действительно, по паспорту. Охрана не хотела сперва пускать девушку, однако Морозовой удалось уговорить двух мужчин, среднего возраста, видно, не очень любивших свою работу, пустить ее на территорию больницы. Аня двинулась в регистратуру, тут придётся попотеть гораздо больше. И снова не повезло. В приемной сидела сегодня большая, тучная медсестра, на вид очень грозная, в больших очках с ужасной оправой, темными, как смола глазами и каштановыми волосами. — Здравствуйте, мне нужно попасть к Максиму Озерову. Его сегодня должны были перевести из реанимации в палату. Медработница лениво пролистала свой журнал, что-то долго и пристально разглядывала на третьей странице, видимо ничего не нашла, перелистнула на четвёртую, там тоже пусто. Вернулась на третью и поняла, что пропустила изначально нужную информацию. — К нему нельзя. Энн знала, что будет так, однако она не пришла сюда, чтобы уйти после одного отказа. — Девушка, я понимаю, он в очень тяжёлом состоянии, но мне очень нужно, понимаете? Я ведь ненадолго, буквально несколько минут. Ну реально. Медсестра немного подумала, снова бросила взгляд в рабочий инструмент, посмотрела на часы, висевшие над ее головой, что-то пробубнела себе под нос и наконец-то выдала свой вердикт. — Нет. Если нельзя, значит нельзя. Это ведь элементарно. А вы не задерживайте меня и других посетителей! Энн понимала, что разговор с этой дамой ни к чему не приведёт, поэтому решила присесть на скамью и подождать кого-то другого, кто может ей помочь. И долго ждать не пришлось. На горизонте появился доктор, который по описанию очень походил на того, который должен был следить за состоянием Макса. Аня сразу же подорвалась и подошла к молодому мужчине, возможно лет тридцати пяти, высокому, с небольшой щетиной и довольно-таки добрым лицом. — Извините? А у вас случайно нет такого пациента, как Максим Озеров? Услышав имя Макса, доктор изменился в лице. Значит, девушка не ошиблась и нашла нужного ей человека в этой клинике. — Да, я Александр Михайлович, лечащий доктор гражданина Озерова. А вы кто, девушка? Позвольте узнать. Энн решила всеми силами сейчас получить разрешение у этого Михалыча на посещение Макса. — Вы, это, извините, что не представилась! Я Энн, то есть Аня Морозова, девушка Максима. Скажите, пожалуйста, как он? Глаза девушки были полны боли и печали, когда ей пришлось задать этот вопрос. Она очень боялась получить какой-то негативный ответ. — Анна, очень приятно! Состояние пациента стабильно тяжёлое, сейчас невозможно давать какие-либо прогнозы на будущее, все зависит от того, как организм будет бороться! Но скажу честно, с такими повреждениями людьми — нежильцы. Именно этих чертовых слов Энн и боялась больше всего. Это кошмарное «нежилец» в отношении ее Макса. Это самое ужасное, что она только могла услышать. — Доктор, я вас очень прошу, пустите меня к нему на несколько мгновений! Пожалуйста! Войдите в мое положение, мне реально нужно увидеть его, хоть одним глазочком. Пожалуйста. Слезы начали подступать к глазам девушки. В этот момент Аня хотела сама себе признаться, что сильно отчаялась. — Анна, вы же понимаете, что нельзя, я не могу вас пустить по закону, как бы я и сам не хотел! Теперь Морозова не скрывала свои слёзы и тихие, но слышимые для врача всхлипы. — Пожалуйста. Мужчина внимательно ещё раз рассмотрел эту несчастную, добрую, хрупкую, по его мнению, девушку. Решение было принято. — Не плачьте, прошу вас, это вредно для вашего будущего ребёнка. Думайте о нем сейчас тоже! Аня без слов подняла на него слегка заплаканные глаза. Без слов. А доктор начал говорить уже в два раза тише, чтобы слышала его только Энн. — Я пущу вас, но только на несколько минут! И чтобы об этом никто и никогда не узнал, хорошо? Морозовой хотелось от так называемого счастья аж обнять врача, но ограничилась она лёгкой улыбкой и словами благодарности. — Да, конечно, договорились. Спасибо вам большое, реально! Александр Михайлович проводил девушку в палату Максима и оставил ее наедине с ним, предупредив о времени. Морозова аккуратно вошла, ей сразу же захотелось рыдать. Как только она увидела эти многочисленные аппараты. Ведь в голове было осознание, что сейчас жизнь ее родного, ее любимого человека поддерживают лишь они. Энн взяла слева стул и поставила у кровати. Парень был весь перебинтован, в гипсе, так что девушка видела лишь его закрытые глаза. Она с особой осторожностью прикоснулась к правой его ладони, сжав ее в своей. Слезы сами невольно лились из глаз, предательски капая на белую больничную простыню. Ей казалось, что это все страшный сон. Что перед ней сейчас вовсе не он. Что это просто не с ней. И это шутка. Идиотский пранк. Или как там его? — Макс, привет. Я знаю, ты слышишь меня, каждое мое слово. Я очень скучаю по тебе, по твоему голосу, по объятиям, очень. Обещай мне, что вскоре поправишься, хорошо? Мне очень одиноко без тебя и плохо. Кстати наша дочь тоже скучает, она стала очень активной, за последние два дня тарабанит меня по пузу, вот неугомонная, будет как ты. Хах. Обычно ты ее успокаивал, гладив мой живот, а теперь некому. Не заставляй своих девочек грустить и плакать без тебя, Макс. Ты нужен нам! Очень сильно. Я люблю тебя, слышишь? Мы любим… Весь этот монолог, а для Ани диалог, ведь она свято верила, что Максим слышит ее, просто пока не отвечает, девушка произнесла с искренней улыбкой на лице. Она знает, как он ненавидит ее слезы и любит улыбку. И снова делает так, как хочет ее мальчик. За этой всей картиной наблюдал доктор, который потерял счёт времени, давно прошли данные им пару минут. Энн продолжала сидеть у кровати любимого человека, держа его ладонь и просто смотря, слушая противный писк медицинских аппаратов. Мужчина, врач с большим опытом, видел в своей жизни наверное все, ну или практически. Но такой сильной и главное настоящей любви — нет. И теперь и ему было жутко представить, что эта хрупкая, беременная девочка потеряет такого дорогого и любимого человека. Он сам себе пообещал, что сделает все, чтобы спасти жизнь Максиму Озерову.