Вам нравятся мои цветы?

Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой… Ты в сновиденьях мне являлся, Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно…нет, это был не сон! Ты чуть вошел, я вмиг узнала, Вся обомлела, заплыла И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? Я тебя слыхала: Ты говорил со мной в тиши, Когда я бедным помогала Или молитвой услаждала Тоску волнуемой души? И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Проникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это все пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное… (А.С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Черное зеркало реки, лишь изредка тревожимое легким ветерком, притягивало, манило к себе. И как же легко казалось разжать пальцы и отпустить эти желтые отвратительно-тревожные цветы, а потом и самой кинуться в губительные объятья воды. Или все же отравиться? Маргарита никак не могла выбрать, как лучше уйти, но точно знала, что жить больше не может. Она подалась вперед и почти перегнулась через перила моста и… И все смолкло. Не стало слышно ни привычного городского шума, ни криков птиц. Ничего. Даже ветерок исчез. Маргарите бы показалось, что остановилось само время, если бы не одно но. Он появился тоже неслышно. Холеные руки, унизанные старинными перстнями, сжали перила совсем рядом от Маргариты, и только тогда она поняла, что она не одна на мосту, а ведь казалось… — Я бы не советовал этого делать. Тонуть очень больно и неприятно, — голос у него низкий и властный. Такому нельзя не подчиниться. Он пробирает до дрожи. — Яд гораздо привлекательнее, Маргарита Николаевна. Маргарита, будто находясь в каком-то забытье, неспешно распрямилась и даже сумела выдавить из себя улыбку, прежде чем взглянуть на него. Иностранец, хоть и прекрасно говорит на русском. Высокий, статный, утонченный и словно сделанный из мрамора. — Я не понимаю о чем вы, — осознав, что неприлично долго смотрит на незнакомца, спрашивает Маргарита. — И откуда вы знаете мое имя? Я вижу, что вы не из милиции. — Разве это сейчас важно? — вопросом на вопрос отвечает иностранец. Топазовые глаза смотрят прямо в душу, и его осведомленность действительно начинает казаться не такой уж и важной. Гораздо важнее ответ на другой вопрос. — Вам нравятся мои цветы? — Да. — Тогда это вам, — Маргарита вручает удивленному иностранцу букет мимоз, чувствуя при этом немыслимое облегчение. Дышать и то становится легче. Развернувшись, она успевает сделать несколько шагов, но он окликивает. — Я всегда полагал, что с цветами должна быть женщина, а не мужчина, — в его голосе появляется насмешка. Маргарита не оборачивается, хотя почувствовала, как он приблизился, и теперь стоит у нее за спиной, будто какой-то ангел-хранитель. — Мне приятен ваш подарок, и все же возьмите эти цветы, Маргарита Николаевна. Они вам пойдут гораздо больше. Это было почти объятие, когда перед лицом Маргариты вновь появился букет, но не желтый, а пестрый. Она инстинктивно протянула руки, принимая цветы — красные, белые, розовые, оранжевые и фиолетовые тюльпаны. Хрупкие и невообразимо прекрасные. Маргарита лишь на мгновение зажмурилась, вдыхая тонкий сладковатый аромат, и обернулась к таинственному иностранцу. — Как вы… — она оборвала себя на полуслове. Иностранца нигде не было, а в руках у нее вместо тюльпанов оказались желтые отвратительно-тревожные цветы, первые появляющиеся в Москве весной. Все оказалось сном. Мороком. Она вообще в последнее время слишком плохо спит, вот и видит неизвестно что. Но почему же стало так горько оттого, что не было никакого иностранца с тюльпанами? — Скажите, нравятся ли вам мои цветы? — хватаясь будто утопающий за соломинку, спросила Маргарита у проходящего мимо мужчины, который ничем не напоминал пригрезившегося ей иностранца. — Нет, — честно ответил он, и тут же пожалел о своих словах. Маргарита разжала пальцы, и мимозы упали на землю. — Вы совсем не любите цветы? — Люблю, но не такие. — А какие? — с надеждой спросила Маргарита, подойдя совсем близко. — Я розы люблю.