Полетай со мной

      Лиза пристально разглядывала себя в огромном зеркале свадебного салона. Из всех платьев, которые она перемерила, это пока понравилось ей больше всего. Никаких пошлых стразов, излишних кружевных оборок и десятка юбок, напяленных на кринолин, превращавший ее в «бабу на чайнике». Привыкшей к свободной медицинской робе и халату Долгорукой совсем не хотелось даже на один день лишать себя удобной одежды. Она поначалу собиралась отказаться и от фаты, но мама и Соня настаивали; к тому же сейчас, в принципе, прозрачная легкая вуаль, прикрепленная к волосам сзади, не казалась таким уж инородным элементом, зрительно вытягивая стройный силуэт, созданный приталенным платьем.       - Мише точно понравится, - раздался за спиной голос Анны. Сегодня они с сестрой были в салоне вдвоем; до этого Лиза потратила весь свой выходной, мотаясь по магазинам с матерью, Соней и сестрой Миши, Наташей. Но она хотела, чтобы Аня тоже приняла участие в этом процессе, а потому привела ее в салон отдельно. К тому же, здесь был обширный выбор вечерних платьев, и Лиза собиралась убить двух зайцев разом, подобрав заодно наряд сводной сестре. Она уже уломала девушку быть подружкой невесты, хотя Анна упорно сопротивлялась, не желая постоянно находиться в гуще событий. Совсем не пойти она не могла, но предпочла бы сидеть где-нибудь, где потише, и радоваться счастью сестры молча. Лиза сделала вид, что обиделась, и Анне пришлось уступить.       - Думаешь? – Лизин голос вывел ее из задумчивости. Сестра расправляла невидимые складки на атласе юбки и теребила кружевной край фаты. – Я все еще сомневаюсь насчет этого. В конце концов, я ж не девица давно!       - Так дело не в этом, - Анна подошла к Лизе и аккуратно разложила фату по плечам и спине. – Фата – символ чистой любви, он придает всему образу законченность. И… она такая красивая!       - Тебе нравится? – улыбнулась Лиза. Открепив фату, она повернулась к Анне: - Ну-ка, становись! Ну, чего ты, давай, я же просто примерить хочу! Вот так… - Поставив девушку у зеркала, Лиза аккуратно пристроила гребешок фаты у Анны на макушке. Несмотря на то, что сейчас на ней были обычные джинсы и водолазка, прозрачный фатин моментально преобразил девушку, придав чертам лица воздушность и мягкость, а кружево добавило аристократичной изящности.       - Анюта, ты такая красавица, - восхитилась Лиза. – Ох, вот дождусь твоей свадьбы, и устрою тебе праздник мечты!       - Для свадьбы нужен жених, - мягко улыбнулась Анна, снимая фату, в которой, несмотря на все очарование, чувствовала себя неловко. – Но я надеюсь, теперь-то тебе видно, что без фаты никак!       - Да, пожалуй, ты права, - согласилась Лиза. – Значит, берем!       - И платье это тоже, оно просто потрясающее, - сказала Анна.       - Кстати, о женихах, - Лиза стояла смирно в примерочной, пока Анна расшнуровывала корсет. – Как дела с Володей? Идете сегодня куда-нибудь?       - Пока не знаю, - отозвалась Анна, возясь с лентами. – Я с утра написала ему, что буду в салоне с тобой, он зачем-то спросил, какой именно салон, и я решила, что он хочет приехать, но потом Володя написал, что у него объявился еще один пациент, которому срочно нужен сеанс, придется задержаться…       - Ты так спокойно говоришь об этом, - вздохнула Лиза. – А мне до сих пор перед тобой неудобно. Честно говоря, когда я тогда побежала к Володе, то даже не подумала, во что это может вылиться именно для тебя. И уж точно не ожидала, что вы начнете встречаться! Я просто так волновалась, а он – лучший, даже меня в свое время по косточкам разобрал и собрал.       - Он проводил для тебя сеансы?       - Это, скорее, был эксперимент, беседа близких друзей - мы тогда заканчивали интернатуру, Володя собирался в Штаты, а я здорово поссорилась с Мишей. Он не знает об этом, но… впервые за все время, что мы были вместе, меня вдруг стали мучить сомнения. Володя это увидел и предложил поговорить. Он выжал меня как лимон, но зато все встало на свои места. И оказалось таким простым и понятным. Как ему это удается, я не знаю, но зато работает!       - Он мне тоже предлагал, - тихо сказала Анна. – Володя считает, что мой голос никуда не пропал, просто, как он выразился, спит, и его нужно разбудить. Говорит, это все последствия… - она сделала неопределенный жест рукой, не желая заканчивать мысль.       - Ты в это веришь? – осторожно спросила Лиза, вылезая из платья и переодеваясь в свою одежду. – Что ты сама планировала делать?       - Я не знаю, - грустно ответила девушка. – Я ничего больше не умею, только петь.       - Скажи мне честно, - Лиза натянула джинсы и серьезно посмотрела на сестру. – Ты хочешь вернуться в академию? Хочешь снова запеть?       - Хочу! – с жаром закивала Анна. – Когда я лежала в больнице, мне казалось, что моя жизнь кончена, потому что без пения я – ничто. Мне было очень тяжело, просто физически. Но потом появился Володя, и все вдруг изменилось. И когда он сказал, что голос можно вернуть, это придало сил. Мне, видимо, просто нужен был толчок, поддержка…       - Тебе просто нужен был кто-то вроде Володьки, - усмехнулась Лиза. – Анюта, как же я рада! – она обняла девушку. – Я уже и не знала, что делать, ты дома все время одна, скучаешь, я боялась, что ты впадешь в депрессию, как тогда…       - Я учусь справляться с этим, - призналась Анна. – Мне… мне все равно больно, Лиза. – Она опустила голову, сжав руки; отголоски страха маячили где-то далеко, и чувство тревоги не проходило до сих пор, Анна по-прежнему пыталась подавить ее, загнать так глубоко, как только возможно, оттягивая тот момент, когда неизбежно придется все рассказать. Она уже знала: Владимир не отступит и будет бороться за нее. Если ему не помочь, все разрушится. Но как же страшно сделать решающий шаг!       - Боль учит нас искать выход. Это Володины слова, - сказала Лиза. – Мне тогда тоже было очень больно, хотя и не так, как тебе, Ань. Но залечь на дно, лелея ее – самое глупое решение на свете. Иногда нужно слушать свои инстинкты. Тоже его перл. Я многое из той беседы запомнила. Но вообще у меня есть другой способ поднять тебе настроение, - она вытянула сестру из примерочной. – Теперь твоя очередь! Пошли выбирать платье! И не спорь с невестой!       Анна никогда не думала, что примерка вечернего платья может быть настолько смешным занятием. Лиза не давала ей погрузиться в свои мрачные мысли, высмеивая буквально каждый наряд; ее сравнения были настолько меткими, что Анна под конец едва могла дышать, сгибаясь пополам от хохота, который приходилось всеми силами подавлять, чтобы их не выгнали: консультанты в салоне уже поглядывали на них с легким недоумением, но так как не хотели упускать потенциальных клиентов, продолжали услужливо приносить все новые и новые варианты. Девушки стояли перед диваном, на котором были разложены несколько платьев, которым повезло не попасть на меткий Лизин язычок, когда звякнул колокольчик входной двери, консультанты хором поздоровались, и Анна не поверила своим ушам, услышав бархатный низкий голос:       - Добрый день.       Она повернулась и увидела улыбающегося Владимира, который уже шел к ним.       - Судя по вашим глазам, сюрприз удался, - сказал он. – Привет, - и под довольным взглядом Лизы нежно прикоснулся к губам Анны. – Невесту целовать не буду, а то вдруг еще потом наябедничаешь Мише.       - Я и сама могу тебя поцеловать, - хмыкнула Лиза и, подойдя, чмокнула друга в щеку. – Да, Аню ты, пожалуй, удивил, но меня внезапными пациентами не проведешь!       - А я не врал, он действительно был. Посидел двадцать минут, после чего сорвался в аэропорт, - хохотнул Корф. – У него небольшая временная дезориентация вкупе с нервным тиком. Там не терапия нужна, а путевка в пансионат. Так, а что это вы тут делаете? – он окинул взглядом платья на диване.       - Выбираем Ане платье на мою свадьбу, - сказала Лиза. – И никак не можем определиться… О, Володька, давай ты выберешь? У тебя всегда был отличный вкус!       - Может, не надо? – попробовала было возразить Анна, но Владимир и Лиза в один голос возразили:       - Надо!       Красное шифоновое и кремовое с воланами Владимир отмел сразу. Шифон, конечно, шел Аниному типажу, но цвет был слишком крикливым, к тому же у него была завышенная талия, что не могло украсить такую юную девушку с отличной фигурой. Кремовое, наоборот, делало Анну бледной, сливаясь с кожей и волосами. Мама всегда говорила ему, что цвет, даже контрастный, должен образовать единое гармоничное целое с главным элементом композиции. Безусловно, Анне бы подошел насыщенный синий: и под цвет глаз, и выгодно бы оттенил фарфор кожи; к тому же, синий – самый благородный, королевский цвет.       - Девушка, - позвал Владимир проходившую мимо сотрудницу салона, - а у вас есть синие вечерние платья? Размер S, пожалуйста.       - Одну минутку, - кивнула консультант, уходя вглубь магазина. Вскоре она вернулась, держа в руках вешалку с чехлом. Аккуратно положив его на диван, девушка расстегнула молнию, доставая платье, и Лиза восхищенно ахнула:       - Обалдеть! Аня, это идеальный вариант!       - Оно… слишком… - Анна замялась, не зная, какое слово подобрать, но Владимир решительно вручил ей вешалку со словами:       - Ты сначала надень! Уверен, тебе понравится.       И когда Анна ушла в примерочную, пробормотал:       - А уж как мне-то понравится…       Лиза фыркнула.       Через пять минут Анна робко выглянула из-за занавески, попросив Лизу помочь с длинной молнией на спинке платья. Долгорукая прошла в кабинку, оставив Владимира одного. Он слышал, как подруга что-то очень тихо говорила сестре; Анна сначала сказала: «Это лишнее, Лиза», но та настаивала, утверждая, что так образ будет яснее, пусть даже просто на примерке. Наконец, довольная собой, Лиза вышла из-за занавески, а за ней показалась Анна. У Владимира перехватило дыхание: он с самого начала знал, что платье пойдет ей, но в реальности… Она походила на богиню, не меньше. Глубокий вырез лодочкой подчеркнул плавную линию плеч, открыв соблазнительные ключицы с трогательной ямочкой между ними; силуэт «русалка» обрисовал высокую небольшую грудь, тонкую талию и, перетекая от нее к бедрам и ниже, равномерно расширялся книзу, заканчиваясь небольшим шлейфом. Верх платья был украшен кружевом; кое-где посверкивали голубоватые блестки, нашитые поверх ткани. На юбке тоже было кружево, но не сплошным слоем, а отдельными вертикальными полосами, до самого подола – таким образом, Анна казалась немножко выше и еще стройнее. Лиза заставила ее распустить волосы, которые после косы лежали мягкой волной на одном плече, открывая с другой стороны тонкую шею и маленькое ушко. Владимир вдруг вспомнил, что отец когда-то давно подарил матери сапфировые серьги, которые идеально подошли бы к этому платью. Конечно, он мог бы просто купить Анне украшения, но почему-то ему очень хотелось, чтобы девушка надела серьги мамы. Придется наведаться к нему… Молодой человек мысленно скривился, но, в конце концов, у него есть ключ, а отца часто не бывает дома, как и прежде, так что неприятной встречи легко можно будет избежать.       - Тебе нравится? – Анна смотрела на него исподлобья, словно сомневалась в том, что в таком наряде можно произвести впечатление. Не говоря ни слова, Владимир подошел к девушке и, взяв ее руку в свою, поцеловал тонкие пальцы. Стоявшая рядом Лиза вдруг подумала, что в этом аристократичном, даже слегка архаичном жесте было нечто большее, чем просто одобрение. Он показался ей очень интимным, словно в нем раскрылась некая сторона личности человека, которого она вроде бы знала уже столько лет, но до сих пор не до конца. Сколько еще сюрпризов живет во Владимире Корфе? Анна действовала на него, словно катализатор или загадочный связующий компонент, образовывающий совершенно новое вещество. Пожалуй, в этом платье у нее есть все шансы перещеголять даже невесту. Надо бы улучить момент и попросить Володю не отходить от Ани ни на шаг: кто знает, как себя поведут остальные Долгорукие. Мама уже спрашивала, будет ли ее сводная сестра присутствовать на свадьбе и, услышав, что Анна – одна из подружек невесты, как-то недобро поджала губы. От этого Лиза почувствовала приступ внезапной злости, но не стала вступать с матерью в спор. Свадьба, в конце концов, ее, она вольна пригласить того, кого захочет; Миша тоже любит Аню как родную. И пошли все к черту.       После того, как платья были куплены, Владимир подбросил Лизу в больницу на вечернюю смену, затем они с Анной отправились к ним домой, чтобы завезти наряды. Коробку со свадебным платьем и фатой Анна аккуратно уложила в свой чемодан, чтобы жених раньше времени не увидел, а сам чемодан спрятала под кровать. Владимир тем временем прошел в гостиную и тут же увидел мамин акварельный пейзаж, который когда-то подарил Лизе. Он помнил это место, потому что когда мама писала, брала его с собой. Тогда Володя закончил первый класс; свободного времени хоть отбавляй, и каждый день, с самого раннего утра они наполняли разными вкусностями плетеную корзину для пикника, брали тяжеленный этюдник с небольшим холстом и красками, пару складных стульчиков и подстилку, и садились на электричку, увозившую их прочь от шумного пыльного города. Почему мама выбрала именно тот пригорок, с которого был виден лес и луг, Володя не знал. Просто в первый раз, выйдя на конечной станции, они пошли вперед, и в какой-то момент мама остановилась, поставила этюдник, стульчик, и следующие четыре часа, пока не стало совсем жарко, они сидели там. Володя то и дело что-то жевал, читая книжку с картинками, а мама – такая красивая, в большой соломенной шляпе, писала пейзаж. И на обратном пути она непременно покупала им мороженое… Сколько бы лет ни прошло с тех пор, память о тех беззаботных летних днях, наполненных запахом красок, полевых цветов и сигаретного дыма на вокзале, все еще жила в нем. Отчасти он расстался с этим конкретным пейзажем потому, что невыносимо было смотреть на него, думая о том, что уже не вернешь. Пусть лучше висит тут, у его лучшей подруги.       Анна тихо прошла в комнату и встала рядом с молодым человеком, любуясь картиной. Как хорошо там, наверно, было! От темно-зеленых пятнышек, сливавшихся в единую линию, обозначавшую лес на горизонте, словно веяло прохладой и терпким запахом травы. Если закрыть глаза, то можно услышать щебет птиц, стрекотание цикад и кузнечиков, а быть может, даже и далекий колокольчик на шее у коровы. Идиллия – недостижимая, невероятная, и потому особенно притягательная.       - Я бы хотела там оказаться, - сказала она вслух.       - Сейчас там пока что не очень красиво, - ответил Владимир. – Пейзаж писался в июле.       - Ты его написал? – изумилась Анна.       - Моя мама, - Корф держался спокойно, но чувствовал, что в груди все-таки что-то защемило. Вдох-выдох. Переведя взгляд с пейзажа на Анну, он вдруг неожиданно успокоился. Сейчас она с таким искренним восхищением смотрела на картину, что он готов был выложить как на духу все, что пережил, зная: она поймет. Лучше, чем кто-либо другой. Почему в больнице он подумал, что она слабая? В Анне есть внутренний стержень, который до сих пор не дал ей сломаться. Возможно, действительно стоит ей рассказать, и надеяться, что призраки прошлого не встанут вновь у него на пути.       - Она – настоящая волшебница! – воскликнула Анна. – В картине столько света и воздуха, она такая гармоничная… Надеюсь, когда-нибудь ты меня с ней познакомишь, я бы очень хотела посмотреть на другие работы… Если она не будет против, конечно.       Владимир прикрыл глаза. Почему ему так легко доставать самые неприятные и тяжелые моменты из жизни других людей, но при этом трудно говорить о своих? Психика работает одинаково у пациента и врача, но он словно наложил на себя своеобразное вето: не говорить, не тревожить, спокойно идти вперед. Спрашивается, а чего тогда ждать от Анны? Два сапога пара, честное слово.       - Она… умерла, когда мне было двенадцать. – Без запинки не вышло.       Анна отшатнулась, но тут же подалась вперед и обняла его, обвила руками, прижимая к себе, заставляя склонить голову, чтобы покрыть лицо поцелуями. Владимир замер, чувствуя, как все внутри наслаждается лаской. Призраки не появились, и это было… странно. Даже когда Лиза в первый раз сказала, что Анна хотела выпрыгнуть из окна, он моментально спроецировал этот поступок на себя и свою мать. Поэтому был так резок, даже обозвал Анну презрительным прозвищем, которое услышал как-то раз на практике в городской психиатрической больнице от санитаров – «летун»; оно стало своеобразной броней для него: когда речь заходила о самоубийцах (неважно, каких), Владимир их только так и называл. Он не понимал, не мог принять того, что люди были добровольно готовы расстаться с жизнью. Какой бы жестокой и трудной она ни была, жить все равно было хорошо; иногда судьба проявляла благосклонность, даря ему нечто прекрасное – например, эту маленькую беловолосую девушку, которая с такой неопытной нежностью сейчас прикасалась к его губам, не догадываясь, как трудно ему сдерживаться. Как-то не вовремя вдруг на ум пришла мысль, что в последний раз секс у него был больше года назад, перед самым отъездом в Россию. Потом как-то все было не до того… Черт, о чем он вообще думает? Надо прекратить, иначе…       Случайно или намеренно, но теплые пальцы Анны скользнули под тонкий пуловер и прикоснулись к коже, прочертив мягкие линии по бокам, прошлись по пояснице и вернулись вперед. Владимир резко выдохнул и рывком притянул девушку к себе, сжав руки на талии. Однако подействовало это неожиданно: Анна вздрогнула и, оттолкнув Корфа, отступила назад. Выглядела она испуганной и сбитой с толку.       - И-извини, - слегка заикаясь, сказала Анна. – Я… не могу… не понимаю, как…       - Ничего страшного, - Владимир устало опустился на диван, над которым висел пейзаж, и похлопал рукой, предлагая девушке сесть рядом. – Иди сюда, Аня. Не бойся. Просто нужно время привыкнуть.       Поколебавшись, Анна села на диван, но не вплотную к Владимиру. Все еще боится, подумал он. Нельзя давать ей отстраняться. Что если попробовать вовлечь ее в игру? Владимир повернулся к девушке, заставив ее взглянуть ему в глаза. Сейчас они были прозрачными, но в этой прозрачности нельзя было прочитать практически ничего, словно она все чувства и эмоции мигом спрятала глубоко внутри себя. Придвинувшись чуть ближе, Корф спросил:       - Скажи, тебе понравилось ко мне прикасаться? Понравилось ощущать тепло моей кожи, чувствовать, как я дышу?       Зрачки Анны при этих словах расширились, ресницы темными веерами распахнулись над голубыми озерами. Либидо – штука сложная, но уж если вылезет, ничто, никакая сила воли не скроет желания. Приоткрыв губы, девушка выдохнула и кивнула головой.       Пододвинувшись еще на пару сантиметров, Владимир продолжил:       - Тогда не останавливай себя. Если тебе что-то нравится, я хочу об этом знать. То, что с тобой произошло… Желание – это не боль, это наслаждение. Ты помнишь, неделю назад я обещал научить тебя ему? Скажи «да», и больше ты не будешь пугаться своих же ощущений. Ты почувствуешь свободу. Ты сможешь снова петь, танцевать, да хоть горы сворачивать. Но я потребую плату.       - Какую? – охрипшим от переизбытка волнующих ее чувств голосом прошептала Анна.       - Ты будешь рассказывать мне о том, что с тобой было. Все, с самого начала. По чуть-чуть. Но получишь несоизмеримо больше. Согласна? – это он произнес уже возле самых ее губ, что стало последней каплей: даже если бы она была в состоянии здраво мыслить, не сумела бы ответить иначе. Тот самый, решающий последний шаг он фактически сделал за нее.       - Согласна, - ответила Анна и накрыла его губы своими.