Полетай со мной

      Анна проснулась неожиданно и сразу полностью. Обычно этот процесс занимал у нее не меньше десяти минут, потому что организм и сознание никак не могли согласовать свои действия: мозг говорил, что пора, тело же продолжало спать. А сейчас все ее существо пребывало в удивительной гармонии; ничто не тревожило, не беспокоило – ни разу за ночь она не проснулась, снедаемая привычными страхами. И это было удивительно и чудесно, Анна даже не могла вспомнить, когда в последний раз спала настолько крепко и хорошо. Она сладко потянулась, а потом повернулась, чтобы посмотреть на спящего рядом Владимира, и улыбнулась, вспоминая окончание вчерашнего вечера.       У Владимира нашлась запасная зубная щетка, а также второй халат, в котором Анна походила на закутанного в шубу эскимоса – тот был ей ну очень велик. Зрелище, надо сказать, забавное, Корф хохотал в голос, но Анна не обиделась. В качестве ночной рубашки он предложил одну из своих футболок, которая доходила девушке чуть ли не до колен. Приняв душ и почистив зубы, Анна сидела на постели и расчесывала волосы, оглядывая комнату. Спальня была гораздо меньше гостиной-кухни, цветовая гамма – более сдержанной и холодной: темно-синий и светло-серый с черными и белыми акцентами. Больше всего места, конечно, занимала кровать, которая на первый взгляд показалась Анне пугающе огромной. Кроме нее в комнате стоял платяной шкаф-купе от пола до потолка с зеркальными дверцами; комод с четырьмя ящиками, рабочий стол с серебрившимся на поверхности макбуком и комфортабельного вида офисное кресло с высокой спинкой. На полу возле кровати лежал небольшой пушистый серый ковер, а на окнах висели темно-синие глухие шторы, сквозь которые даже утром практически не проникал солнечный свет. На молочно-белых стенах не было ничего, даже часов. Зато люстра на потолке привлекала внимание своим дизайном, живо напомнившим Анне голову Медузы Горгоны: она представляла собой настоящий клубок металлических полос, извивавшихся, закручивавшихся вокруг друг друга и образовывавших при этом идеальный шар.       Тихо открылась дверь, и в спальню зашел Владимир в простой белой майке и домашних шортах. Вообще он предпочитал спать в боксерах, но лишний раз смущать Анну не хотелось. Остановившись на пороге, он залюбовался изящным силуэтом девушки в теплом свете ночных ламп на прикроватных столиках. Несмотря на то, что его футболка сидела на Анне мешком, от этого она не становилась менее привлекательной, так как теперь на виду были стройные ножки с узкими щиколотками и розовыми пяточками и тонкие руки, плавно поднимавшиеся и опускавшиеся в процессе расчесывания волос. Наконец-то она их распустила! Машинально проводя гребнем по прядям, Анна рассматривала люстру. Ну, еще бы, как не заметить предмет его личной гордости.       - Я привез ее из Америки, - сказал он. – Откопал на блошином рынке в Нью-Йорке. Именно так я представляю себе нашу психику: все сложно, запутано, а на поверхности ты видишь практически идеальную оболочку.       - Мне она напоминает Медузу Горгону, - отозвалась Анна, переводя взгляд с люстры на Владимира. Он в очередной раз показывался ей с какой-то новой стороны. Сейчас, в домашней одежде, со слегка мокрыми, блестящими волосами, он по-прежнему являл собой олицетворение покоя и уверенности, но с каким-то другим подтекстом, более простым и уютным. Молодой человек подошел к кровати и лег, с наслаждением вытянувшись во весь рост. Анна развернулась к нему лицом, продолжая расчесываться. Владимир вытянул руку, взял кончик светлой длинной пряди и слегка накрутил себе на палец.       - Мне нравятся твои волосы, особенно когда они распущены, - признался он. – И на ощупь такие мягкие, гладкие, почти как шелк. Как ты вся…       - Ты меня смущаешь, - улыбнулась Анна.       Отложив гребень, она заплела волосы в свободную косу, чтобы они не запутались за ночь. Владимир дождался, пока девушка закончит, а потом притянул к себе.       - Вот и хорошо. Это мне тоже нравится. Твое смущение искренне, а люди, которые все еще умеют так делать в наше время, способны на гораздо более сильные чувства.       - Почему?       - Да так… Просто наблюдение практикующего психотерапевта, - пожал плечами Корф.       - Наверное, ты замечаешь много такого в людях, о чем они сами даже не догадываются, - сказала Анна, зевнув. Слегка поерзав, она уютно устроилась у него под боком, словно делала так уже давным-давно, и, положив голову ему на плечо, закрыла глаза. Владимир хотел было что-то ответить, но, взглянув на девушку, лишь улыбнулся: к чему дискуссии, когда рядом самое прекрасное создание на земле? Сердце снова сжалось, переполненное нежностью; Анна доверяла ему, без опаски прижимаясь, греясь в его тепле. Он тихо и довольно вздохнул, потом, изловчившись, дотянулся до выключателя лампы, и комната погрузилась в темноту.       Анна сидела, скрестив ноги по-турецки и, глядя на спящего Владимира, пыталась определиться со своими ощущениями. Сейчас она чувствовала себя абсолютно расслаблено и спокойно, хотя впервые в жизни спала в одной постели с мужчиной. Скажи она себе об этом еще пару лет назад, ни за что не поверила бы. Мать никогда не вела с ней душевных бесед о семейной жизни, но, в принципе, это было излишним: Анна и так все видела, два неудачных коротких брака Марфы оказались прекрасной демонстрацией отношений, в которых никто из партнеров не был счастлив. Она не решалась спросить у матери, зачем та выходила замуж, но самой девушке казалось, что это было от безысходности и внутренней тоски по ее отцу, который достался другой женщине. Сомнение закралось в душу: а что если в один прекрасный момент и их отношения с Владимиром зайдут в тупик? Из которого будет только один выход – расстаться… Анна передернула плечами, отгоняя дурную мысль. Владимир не такой. Он заставил ее подняться с колен, перестать быть рабыней собственных страхов, уже за одно это она доверяла ему полностью. И он такой красивый, аж дыхание перехватывает. Девушка осторожно вытянула руку и легонько погладила молодого человека по щеке. Он смешно зажмурился во сне, но не проснулся, только пробормотал:       - Мама…       Анна замерла. Ему снилась мама? Или ее прикосновение невольно напомнило ему о ней? Он сказал, что она умерла, когда ему было двенадцать. Слишком юный возраст для таких потрясений. А еще Владимир ни разу не упоминал в разговорах отца. Она даже не знает до сих пор, как его зовут. Очевидно, они не поддерживают связь друг с другом, но почему? Неужели общее горе не сплотило их? Девушка не удержалась и снова погладила Владимира, провела рукой по темным волосам, потом склонилась и коснулась губами лба. Молодой человек заворочался, потом вдруг ухватил ее за руку и притянул к себе, заставив лечь рядом. Анна улыбнулась, прижимаясь ближе. Сквозь одеяло она чувствовала тепло тела, отчего ей самой вдруг стало жарко, и воспоминания вновь волной нахлынули на нее. Анна закусила губу, почувствовав знакомую уже тяжесть внизу живота. «Я ужасно хочу тебя. Всю, целиком и надолго» - прозвучал в голове низкий бархатистый голос. Как, ну вот как у него одной лишь фразой получалось буквально свести ее с ума, лишить способности мыслить здраво, так что помани он пальцем – она бы пошла, куда угодно, сделала бы все, что он попросил или приказал, какая разница. Лишь бы снова ощутить его губы на шее, на плечах… А потом на груди, на животе, на каждом сантиметре горящего тела.       Анна едва слышно застонала от досады, смешанной с неутоленным желанием, и попыталась отодвинуться, но Владимир держал ее крепко. Девушка повернулась и увидела, что он уже не спит и внимательно смотрит на нее. В полумраке комнаты его серые глаза блестели, как два прозрачных драгоценных камня.       - Доброе утро, - тихо сказал он. – Как спалось?       - Отлично, - ответила девушка. – Даже ни разу не проснулась ночью. А ты как спал?       - Важно не как, а с кем, - улыбнулся Владимир, но тут же снова стал серьезным. – Иди сюда, я хочу тебя поцеловать.       Сейчас тепло ее губ и тела напоминало почему-то о парном молоке. Мягком, обволакивающем, пьешь и напиться не можешь, хочется еще и еще. Перед тем, как Анна повернулась к нему, Владимир видел, что она вспоминала вчерашний вечер – по тому, как закусила губу, закрыв глаза и глубоко дыша, и как застонала, потому что ощущения настолько новы, что еще нескоро потеряют яркость. А он сейчас их подогреет… Как бы только не сорваться! Иначе привычная утренняя эрекция превратится в пытку. Может ли он зайти еще чуть дальше?       Ответ на этот вопрос, мелькавший где-то на краю практически отключившегося сознания, дала сама Анна: не отрываясь от его губ, она потянула вверх майку, в которой он спал; маленькие руки прошлись по спине, вверх и вниз, потом переместились на торс, затем снова стали тянуть за футболку. Пришлось на секунду оторваться, чтобы снять ее совсем. Приоткрыв губы, часто дыша, девушка смотрела на мускулистое, пропорционально сложенное тело молодого человека, но не решалась дотронуться; ей было немножко стыдно, немножко страшно и даже досадно на себя за то, что поторопилась, а теперь не может сделать следующий шаг. Владимир безошибочно угадал ее настроение. Улыбаясь, взял ее руку в свою и поднес к груди, туда, где билось сердце. Мягкие волоски слегка пощекотали Анне пальцы, и она тоже несмело улыбнулась, чувствуя размеренное пульсирование под ладонью. Потом пододвинулась и обняла его обеими руками, наклонила голову, и легко, как прикосновение перышка, поцеловала в правое плечо, затем в левое.       - Аня… - услышала она его тихий, напряженный голос и, подняв голову, встретилась с глазами, которые из серых стали практически черными. – Можно? – он кивнул на ее «ночную рубашку». Девушка колебалась; ей, безусловно, было приятно ощущение мужских рук на своем теле, но оказаться перед ним почти обнаженной, ведь спала она без лифчика… И опять Владимир будто бы прочитал ее мысли, сказав: - Если тебе не хочется, я не буду снимать. Просто… можно погладить тебя?       Против этого она ничего не имела, и Корф проскользнул руками под длинную футболку. Анна по-прежнему сидела, склонив голову ему на плечо, и он почувствовал, как она напряглась, когда ладони, огладив узкую спину, медленно и осторожно переместились ей на грудь и, даже не задержавшись, спустились вниз, к животу.       - Расслабься, - шепнул он ей на ухо. – Просто получай удовольствие.       Анна глубоко вздохнула, стараясь сосредоточиться на приятной стороне, которая, безусловно, перевешивала все страхи. Прикосновения его рук были невероятно нежными, мягкими, не настойчивыми, даже чуть игривыми. Он нигде не задерживался надолго, не давая ей сомневаться или отдаляться; пальцы ласкали кожу, вычерчивая плавные затейливые фигуры, заставляя отпустить сознание плыть по этой неизученной ранее реке. Его губы вновь отыскали ее рот, и в тот момент, когда их языки соединились, Анна ощутила острое, практически болезненное наслаждение, далеко не сразу сообразив, что руки Владимира вновь оказались на ее груди, и пальцы сжали ставшие невероятно чувствительными соски, слегка потянули, отпустили и тут же снова сжали, посылая мучительно прекрасные волны восторга по всему телу. Она застонала ему в рот, и он моментально прижал ее к себе, причем так резко, что не удержал равновесия, и оба повалились на кровать – Анна снизу, Владимир сверху. И в этот момент ей стало по-настоящему страшно; невольно в голове всплыло мутное воспоминание о том, как тогда, в гараже, на нее так же навалились, сдирая джинсы; вспомнились шершавые, неприятные руки, державшие ее так крепко, что потом на бедрах и коленях еще долго виднелись уродливые синяки.       - Нет… - сдавленно прошептала Анна, мотая головой, уворачиваясь от поцелуев. – Пожалуйста, не надо… Не надо… Только не так… Не надо…       Корф тут же выпрямился, отпустив девушку, и с тревогой посмотрел на нее. Ее словно заклинило: закрыв лицо руками и сжав ноги, она повторяла: «Не надо, не надо», даже не понимая, что он уже давно просто сидит рядом. Ему снова досмерти захотелось отыскать тех мудаков и забить их, пока дух не вышибет, за то, что они с ней сделали. Владимир вдруг понял, что ни разу за всю свою практику не видел этой стороны жизни жертв насилия. В его присутствии они все как одна держались замкнуто, отстраненно, словно произошедшие их вовсе не касалось или случилось очень давно; и это можно было понять – таким образом бедные девушки и женщины пытались хоть как-то оградить свое сознание от преследовавшего их постоянно кошмара воспоминаний. О том, что могло бы с ними происходить за пределами его кабинета, Корф догадывался, но лишь сейчас увидел воочию и понял, насколько это бывает страшно. Он осторожно прикоснулся к плечу Анны, которая вроде несколько успокоилась и теперь просто лежала, отвернувшись от него. Видя, что она не сопротивляется, Владимир лег рядом и медленно притянул девушку к себе: она ни на минуту не должна чувствовать себя одинокой; он готов был разделить с ней любую боль – ему от этого хуже не будет… А Анна, оказавшись в его объятиях, заплакала, беззвучно трясясь от рыданий. Так они и лежали, пока ее слезы не иссякли, превратившись в судорожные редкие всхлипы, а он все это время молчал, потому что никакие слова все равно не утешили бы Анну сейчас.       - Прости меня, - охрипшим голосом сказала она наконец.       - Не надо, Аня, - глухо ответил Владимир. – Не тебе просить прощения. А тем, кто это сделал. Впрочем, они все равно будут гореть в аду.       - Я думала… думала, что смогла перебороть это. Вчера было так хорошо…       - К сожалению, так быстро от этого не избавиться, - вздохнул Владимир. – Нужно время.       - Но сколько? – в голосе Анны слышалось отчаяние.       - Все зависит от тебя. Как видишь, есть вещи, которые упорно напоминают тебе о том, что случилось, и тебе нужно научиться не ассоциировать их с пережитым. Знаю, звучит как нечто суперсложное, но я буду рядом. Как сейчас. Как и всегда. А еще… - он заставил ее поднять опухшее от слез лицо и большими пальцами стер мокрые дорожки с щек, - тебе нужно наведаться к гинекологу.       - А… я понимаю, - Анна слегка смутилась, но кивнула.       - И не бойся все рассказать врачу, это я тебе как доктор говорю. Совет специалиста в такой ситуации не повредит. Потому что… - его губы осторожно коснулись солоноватой кожи, - не уверен, что моего терпения хватит надолго.       Анна улыбнулась, чувствуя, как к ней снова возвращается уверенность.       После завтрака Владимир отвез девушку домой. Лизы и Миши не было, и Анна весь день провела одна, продолжая наверстывать упущенное по сольфеджио и гармонии. В какой-то момент она поймала себя на том, что тихонько напевает музыкальный пример из учебника, и замерла, не уверенная до конца в том, что ей не послышалось. Закрыв глаза, Анна вдохнула, чувствуя, как внутри медленно строится невидимая опора, помогавшая сформировать правильный звук, и запела, на этот раз – в полный голос. Который не сломался, не превратился на выходе в хрип; конечно, ему пока недоставало былой силы и уверенности, но это точно был ее голос, и она снова могла петь!       Раскинув руки, Анна, хохоча, кружилась по комнате, а потом с размаху упала на постель, закрыв глаза и счастливо улыбаясь.       - Я скучала, - прошептала она. – Как хорошо, что ты вернулся.