Baby, Lovin' You Mo'

Холодно, сильный весенний ветер. А солнце светит сегодня так ярко и так… неуместно. Черный форд стоит припаркованным у дома, в котором больше не ощущается тепла. Бан Чан заметил его еще издалека, стоящим у машины в легонькой курточке: миловидный юный омега, с таким тяжелым взглядом, словно он пережил апокалипсис. Хотя, почему «словно»? Мальчишка остался без родителей. — Эм… Здравствуй, — Чан подошел к омеге сбоку незамеченным, и парень вздрогнул от обращенного к нему голоса альфы, вынырнув из глубокой задумчивости. Мальчик посмотрел на мужчину с усталостью и даже некоторой неприязнью, а в его глазах читался вопрос: «Ну что вам всем от меня надо?». Парень очень даже неплохо держался, да и не был он похож на слабого и чувствительного омежку. В семье Ли все омеги были такими. Бан Чан неловко переступил с ноги на ногу, нервно прокашлялся и потупил взгляд в асфальт, тихо мямля себе под нос: — Мне так жаль. Они были замечательными людьми. Альфа ненавидел подобное: подбирать слова утешения, когда прекрасно знаешь, что человеку с таким горем от них ни горячо, ни холодно. Только бесконечно больно. Никакого ответа не поступало, и ему пришлось поднять взгляд с такого серого и привычного асфальта на такие отчужденные и пустые глаза. — Вы кто? — спросил он холодно, щурясь от ветра. Чан не смог не отметить очень милый изгиб верхней губы, напоминающий моську мышонка. И родинку на носу. Он невольно улыбнулся, при этом все еще смотря на мальчишку с нескрываемой грустью и глубоким сочувствием. — Прости, ты, должно быть, не помнишь меня. Я видел тебя еще вот таким, — он наглядно продемонстрировал высоту ладонью где-то на уровне колена, — ты тогда под стол ходил. Я много нянчился с тобой, когда вы прилетали к нам в Калифорнию. Кажется, уже лет десять прошло. Кстати, мне очень жаль, что я не успел на похороны… — альфа неловко замолчал, так как во взгляде мальчика все еще читались недоумение и неверие. Затем еще более сконфужено уточнил: — Ты же Минхо? Сын Чанеля? Омега оставил вопрос без ответа с тем же уставшим выражением лица и немым вопросом «чего он пристал?». — Я Бан Чан, твой дядя. Чан снова замолчал в ожидании хоть какой-то положительной реакции, но вместо этого уловил слегка вздернутую бровь и едва читаемое «и что?». Прежде, чем он успел что-либо сообразить, чтобы преподнести информацию для ребенка менее травматично, губы сами выдали: — Теперь я позабочусь о тебе. Минхо встряхнуло в очередной раз, он уставился на альфу то ли удивленными, то ли испуганными глазами, а, может, и все вместе. Взгляд растерянно бегал по незнакомому молодому мужчине в черной кожанке, одетому просто, но стильно, со светлой копной немного вьющихся волос и ненавязчивым альфьим запахом лесных орехов. На его лице доброжелательная улыбка, а глаза по-детски непосредственные, какие бывают у тех, кто сам еще как пропащие мальчишки из Неверленда. В висках застучало осознание, что он не готов довериться незнакомому человеку. И так же отчаянно омега понимал, что больше в этом мире у него никого нет. Только этот странный дядя из Калифорнии, ни лица, ни имени которого он даже не помнил. — Если честно, я тоже напуган: не ожидал, что так рано стану отцом подростка, — неудачно пошутил альфа с нервным смешком, тут же поправляя себя: — То есть нет! Я не хочу сказать, что заменю тебе родителей… Ни в коем случае! Я только хочу сказать, что тоже не готов к такому. Очень давно, когда мы с братом выпивали вместе… Твой папа взял с меня слово, что в случае чего, я присмотрю за тобой. При очередном упоминании папы, и того, что тот думал о подобном исходе, у Минхо навернулись на глаза слезы, хотя вроде и так все выплакал еще на похоронах. — Я знаю, что нам будет нелегко, — тихо заговорил Чан, в попытке успокоить и себя, и мальчишку. — Просто позволь мне стать тебе другом. Альфу потряхивало от собственной неуверенности. Как он сможет воспитать и поставить на ноги этого убитого горем ребенка? Он не представлял, как это — быть отцом, ведь у него самого его не было, только нежный и заботливый папа-омега. А вот у Чанеля был отец. Его, Бан Чана, отец. Было глупо ненавидеть за это сводного брата, но Чан завидовал, а потому все время избегал встреч, и нахождение на разных континентах этому способствовало. Чанель звал его в Корею на каждый праздник, но тот ловко находил оправдания не прилетать. Последний раз он был в Корее два года назад, когда отец скончался от сердечного приступа. Проводил его в последний путь, после чего надираясь с братом в дешевом баре, взял на себя обещание. Он считал, что это пустые слова, ведь что может случиться? А теперь он здесь. Чтобы взвалить на себя целый груз ответственности. И он корил себя за первые постыдные мысли: «что, если есть другие родственники? Что, если хорошенько поискать по линии его папы? Что, если просто отказаться?». Сейчас же, глядя на этого потерянного ребенка, Чан мысленно избивал себя за малодушие. Ведь они же семья, пусть и не знают друг друга пока что. Весь прежний мир Минхо перевернулся с ног на голову. И неготовый к отцовству Чан — его последнее прибежище.