Baby, Lovin' You Mo'

— Эони, иди ко мне, — Минхо с распростертыми объятьями потянулся к ребенку, улыбаясь так ярко, как если бы олицетворял свет всей вселенной, — обними папочку. Малыш заулыбался в ответ и сделал неловкий первый в своей жизни шажок, пока большие ладони папы-альфы были рядом за спиной, готовые в любой момент подстраховать своего единственного долгожданного и бесценного ребенка. — Давай, Минхени, иди к папе, — подбодрил он малыша, что после первого шага нерешительно замер, будучи достаточно уверенным, чтобы самостоятельно стоять, но совсем нет, чтобы передвигаться без какой-либо дополнительной опоры. — Эони, — снова ласково позвал его папа-омега, протягивая открытые ладони, — ты же обнимешь папу? Минхо состроил грустную мордашку, и тогда ребенок, не на шутку решив, что папочка расстроился из-за того, что он его не обнял, сделал несколько решительных шажков, падая в родные объятья, в которые его заключил пищащий от радости родитель, при этом чувствуя, как папа-альфа, нахваливая, ерошит его темные волосы, стриженные под «каштан»: — Ты смог, бэби лаен, мы гордимся тобой. «Эони», «бэби лаен», «малыш лев», «львенок», «котенок» — как только не называли Минхена папы, дедушка и близкие друзья семьи. Он родился в августе, и этого дня действительно все очень ждали с трепетом и беспокойством. Эони появился на свет совсем маленьким и слабым, но та любовь и забота, которыми его окружили родители, сделали его сильным и смелым. Так из маленкого ласкового котеночка он вырос в самоуверенного и гордого маленького льва, который больше в объятья без боя не давался. — Вааа, мой сын стал таким взрослым, — едва ли не мурчал от распирающей гордости Минхо, когда Минхен с рюкзаком за спиной спускался по лестнице к прихожей, взволнованно теребя край новенького джинсового костюма, — и сегодня первый день идет в школу. Минхо приблизился к мальчику с явным намерением затискать в объятьях, и Минхен обреченно взвыл, мягко отталкивая папу, так как с лестницы было не сбежать: — Ну, пап! Ну, пожалуйста! Я же уже не маленький, — его всего перекосило как от кислого лимона, когда родитель еще и попытался чмокнуть сына в лоб. — Ничего не знаю, ты навсегда мой маленький эони, — отозвался Минхо, слегка отстряняясь и поправляя младшему непослушные вьющиеся волосы. — Прошу, только при одноклассниках так не делай, — пробурчал обиженно ребенок, смирившийся со своей исчерпанной на сегодня порцией ненавистного скиншипа. — Хорошо, не буду, — с улыбкой сдался омега, искренне не понимая, в кого его с Чаном сын подрос таким букой. С другой стороны, Минхо понимал, что их семья трижды переезжала за время взросления малыша, и для его детства это было уже слишком часто. Окружающие люди, что так быстро сменяются, для него чужие и пугающие. И дружба с ребятами его возраста оставалась лишь зыбкими прекрасными воспоминаниями, едва только они сближались. Сегодня снова все с чистого листа. Они переехали в новый дом в Канаде, Минхену семь, и он впервые идет в школу, где познакомится с ребятами своего возраста, и, возможно, заведет настоящих друзей. Поэтому сегодня все должно быть идеально. — Ты готов, маленький лев? — с мягкой улыбкой спросил Чан, привлекая к себе внимание мужа и сына и открывая дверь на солнечную улицу теплого сентябрьского дня. — И так называть меня тоже не надо при других, ладно? — жалостливым взглядом просит Минхен, глядя как отец в строгом костюме и белой рубашке на это картинно закатывает к небу глаза и с совершенно несерьезным видом по-доброму язвит: — Никогда не посрамлю Вас пред толпой школоты, о, гордый Царь всех зверей. «Не исправим», — кривится Минхо и тянется к мужу, чтобы поправить наспех завязанный галстук и крепко чмокнуть в губы. «Да, пап, ты умеешь поддержать», — с невеселой, но все же улыбкой, тяжко вздыхает маленький альфочка и, поправляя лямки рюкзака, выходит на крыльцо их нового дома, чтобы все же обернуться к любимому папе-омеге, поймать его ободряющее «файтин» и уверенно кивнуть в ответ с искренней нежностью в больших искрящихся глазах.