cure for a stranger.

pov harry Солнце вновь светило так ярко, как в тот день, когда мы встретились впервые. Меня вели по пыльной дороге, которая тянулась к долгожданному выходу отсюда. Тюрьма — тяжёлое место, где можно выжить только договорами, деньгами и сигаретами. Если у тебя нет свободы, то потихоньку сходишь с ума от постоянного нахождения в одних и тех же помещениях. Свет отражался от кожи мальчишки, как от дорого металла. Даже издалека, я знал, что он просто прекрасен. Я видел его через решетку, пока шагал под надзором работника. В сумке на моем плече лежали его посылки, немного вещей, ведь там мало, что можно иметь из личного. Мои волосы отросли по плечи, волнами располагаясь на них, и прибавилось татуировок. Моей любимой был портрет букашки. Получилось довольно хорошо, и когда мне было грустно, я смотрел на него, или перечитывал письма. Луи писал мне каждую неделю и я так ждал этого. Это было глотком кислорода в океане одиночества. Встречи с ним, я так желал, чтобы стекла и трубки не было, и мы сидели за столом. Дверь противно скрипнула, открываясь, и, громко выдохнув, я шагнул за территорию колонии впервые за тридцать два месяца, которые казались мне сотнями лет. Передо мной стоял уже юноша в розовых очках, карамельные прядки отражали солнечные лучики. Дыхание перекрылось: я влюбился в него снова. И после двух лет колонии, двухсот писем с фотографиями с кусочками ткани, на которые он пшикал своим одеколоном. Свиданий через стекло, и невозможности прикоснуться к моему мальчишке, поцеловать или просто обнять, я вновь смотрю на него вживую. Тогда я бы все отдал, чтобы тронуть сухую ладошку с мозолями. Неужели, это все закончилось, и теперь мы с ним свободны навечно? Луи стоял, оперевшись на мою машину. Я задыхался от того, как он прекрасен, боялся моргнуть и оказаться снова в серой камере. Мальчик подбежал ко мне, кидая на ходу очки на землю, и бросился ко мне на шею, целуя, как в первый раз. Я прижал к себе его так сильно, жадно впиваясь в розовые губы со вкусом вишни и шоколада. — Я так скучал, Гарри, так сильно. — Я тоже, Луи, до невозможности. На его костяшках красовалась надпись, заставившая меня улыбнуться: Букашка. Выведенная черными чернилами на его бежевой коже. Мукой было смотреть через стекло, как он взрослеет, проводит свое время с новыми друзьями, и я радовался, что мой мальчишка не одинок. В моём мире два солнца: одно — раскалённая звезда в бесконечной галактике, а другое — мой мальчишка, который освещал мне путь во тьме не давая потеряться. — Куда мы теперь? — спросил Луи у меня, не переставая обнимать, сжимая сильные плечи своими ладошками. Весь мир был в наших руках, никто больше не мог нас разлучить. Мы против всего мира, вместе. Наша история непростая, ее нельзя поставить в пример того, что надо делать, ведь столько ошибок было совершено. Я собираюсь показать ему все, что можно, и никто не встанет на моем пути. Нельзя запретить мне любить, нельзя взять и лишить нас этого. Мне тридцать шесть лет и я влюблен в восемнадцатилетнего мальчишку, даже если вся вселенная против. — Сан-Франциско?