Лиля

Мы шли по улице, заставленной ларьками, типичной для любого курортного города. Бог знает почему, я потащила Вадика в Адлер. Возможно мне не давали покоя детские воспоминания, и захотелось вернуть себе кусочек радости, созданной из песочных замков, цыганских петушков на палочке и пойманных в ведерко медуз. Однако, в первый же день я очень хорошо поняла смысл фразы «где был счастлив — туда не возвращайся». Город, в котором я в проводила каждые школьные каникулы изменился: кривые неоновые вывески, глянец пластмассы, пыльные искусственные лианы и неимоверное количество сверкающих гирлянд сделали его похожим на магазин дешевых китайских товаров. Возможно, кто-то воплотил во всем этом безвкусии свои мечты, а может бьющая по глазам разноцветность помогала продавать поддельные вина, мед и чурчхеллу, но я, поглядев на это поняла, что больше сюда не приеду. Вадик, пытаясь отвлечь меня от грустных мыслей, подвел за руку к одной из палаток. — Малыш, давай купим фруктов на пляж. Мне всегда нравилось его умение позаботиться о таких вещах как еда, или покупка билетов на море. Он делал это естественно и без напряга. Фрукты на прилавке были выложены ровными рядами, и пугали меня своими одинаковыми формой, размером и каким-то неестественным блеском. Я уже потянула Вадика за руку, пытаясь увести оттуда, как вдруг он, смеясь, надел мне что-то на шею. Я посмотрела на грудь и увидела нанизанный на нитку сушеный инжир. Вадик смотрел на меня с умилением, довольный своим ухаживанием. Бусы из коричневых с серым налетом плодов, продолжали висеть на моей шее, когда мы пришли на пляж. Купаться не хотелось. Я лежала под зонтиком, наблюдая издалека как Вадик, демонстрируя безупречное тело, дурачится и пытается завлечь меня в воду. Мои пальцы трогали сухую поверхность бус, изучали их шершавую текстуру. И вдруг на меня нахлынули воспоминания. Перед глазами встал инжир, сваренный в молоке — страшная гадость, которую меня заставляла есть Лиля. Я тогда часто болела: в общежитии было адски холодно, и каждая простуда заканчивалась бронхитом. Она сидела с краю моей кровати, доставала склизкие, распаренные инжирины из чашки с молоком и засовывала их в мой рот целиком. Молоко с ее пальцев иногда капало мне на подбородок, а иногда на майку, но ее это не волновало. Главное было запихнуть в меня весь инжир один за одним, а после еще и заставить выпить всю молочно-инжирную жижу. Она говорила, что это поможет от кашля, который мешал ей спать ночами, но я подозревала, что ей просто нравился процесс. На самом деле я никогда не знала наверняка мотивов ее поступков, и за те два года, что мы провели вместе, я так и не смогла узнать ее настолько, чтобы наверняка предсказать ее реакцию на мои действия или слова. С ней я всегда как будто гуляла по тонкому льду. Но эта прогулка была самым ярким из всего, что случилось за мою жизнь.