NF — Dreams.
У Ньюта губы на вкус горьковаты, в маленьких таких ранках от вечных покусываний. Руки уже не такие нежные, как были раньше, покрылись маленькими трещинками, а на пальцах и вовсе следы от мозолей. От него пахнет уже не цветами, скорее, чем-то сырым, от чего иногда хочется поморщиться. В волосах можно построить огромное гнездо из тех листьев и маленьких веточек, что иногда замечает Томас, аккуратно вытаскивает их, пока человек, которого он любит, мирно сопит под боком. И всё это кажется таким правильным, до одури естественным и живым. — Ты опять не спал? — так сонно тянет его имя, зарываясь своим носиком в подушку, если так можно назвать то, что от неё осталось. — Разумеется, — улыбается немного грустно, но ведь это уже что-то. У Томаса уже давно вошло в привычку не спать по ночам, наблюдая за звездами в небе. У него сон не идёт, даже когда отключиться от мира хочется. На секунду забыть, что все они на грани смерти, ведь ПОРОК не остановится, не прекратит поиски, пока не получит желаемое. Мечты о идеальной и спокойной жизни остались лишь мечтами, ведением в тех же ночах, пылью в руках, не больше. — С таким успехом ты умрешь быстрее, чем тебя схватит ПОРОК, — Ньют шутит, возможно, немного не уместно, но в их мире подобные высказывания стали уже чем-то обыденным. Проще ведь не думать о том, что может произойти. Лучше жить моментом, наверное… — И не мечтай, — Томас думает, что умер бы за Ньюта. За то время, что они вместе, парень слишком сильно привязался к нему. Настолько, что секундное расставание может превратиться в ломку, ведь если поблизости бегун не видит светлую макушку, то может начаться скандал. — Я мечтаю совсем о другом, Томми, — Томми… У хозяина этого имени кровь в жилах закипает, когда блондин называет его так ласково. И ведь никому другому не разрешает, лишь только сам. Это уже вошло в привычку, еще с того раза, как Томас спас его. Вот только сейчас, когда оба прошли весь этот путь, сражаясь и выживая бок о бок, Томасу кажется, что не он спас Ньюта, а Ньют спас его. — Я тоже, — так тихо, что почти не слышно. Почти. Томас реалист, знаете. Не привык он верить в сказки и глупые надежды. Не привык верить на слово, не привык доверять хоть кому-то. Ведь когда обжигаешься, когда на сердце шрамы остались, а душа и вовсе почернела, мечтать и верить в лучшее уже не то, что ему нужно. Совсем не то, что так необходимо им всем. Возможно, где-то там есть надежда. Где-то там находится их спасение. Где-то там они смогут найти место, которое станет их домом. Томас верит лишь в одно. Он верит, что его дом — это Ньют. Что этот парнишка спасет его, залечит раны на сердце, и шрамы затянутся. И боль утихнет, наверное. — Знаешь, ты слишком громко думаешь, — Ньют потирает сонное лицо и совсем немного хмурится. — Если слишком много думать обо всём, что сейчас происходит, можно забыть самое главное. — Для меня самое главное — это ты, — он смотрит в его глаза, чуть дольше, чем обычно. — Мы ведь справимся с этим, — Ньют подвигается чуть ближе, чтобы лишь несколько дюймов разделяли их тела. — Мы должны справиться, — сжимает ладонь бегуна в своей. — Ты и я, не ради нас самих, а ради друг друга. Ради тех, кто находится тут, в лагере. Ради тех, кто отдал жизнь, чтобы мы жили. Ради того, что будет в будущем, — у Ньюта ресницы дрожат, и руки такие холодные. — Возможно, ты прав, — Томасу и правда хочется верить в его слова. Ему хочется верить в лучшее, в ту самую надежду, что с каждым разом отдаляется от них. Ему правда хочется верить. — Я всегда прав, ты же знаешь, — улыбается ярче тех звезд, что изредка сообщают о своём существовании. — Я хочу тебе верить. Я так хочу, чтобы твои слова были правдой, я так хочу, чтобы ты находился рядом со мной, — всё еще смотрит, так пронзительно, до боли в самих глазах. Запоминает. И каждый раз всё больнее. — Я знаю, Томми. Если бы я мог что-то изменить, если бы я был чуть осторожней, тебе бы не пришлось быть одному. Томас и правда один. Один в этом хаосе, совсем один в этом страшном мире. Томас один, и лишь призрак человека, которого он любит. — Но тебя нет. И меня нет. Уже нет. И вроде бы совсем не больно. Лишь шрамы на сердце остались, а вместе с ними воспоминания. О том, как первый раз встретил, о том, как влюбился, о том, как потерял, не сохранил, но так нуждался.И верить уже совсем не хочется. Уже нет.