Безликие

      Никита с детства ненавидел парки аттракционов. Все эти качели, клоуны, воздушные шарики, человеческий смех со всех сторон и нестерпимый, приторный запах сладкой ваты сначала по неведомым причинам пугали его, а потом, когда он подрос, стали скорее просто раздражать. Хотя и страх никуда не делся, это противное чувство словно так и продолжало сидеть где-то глубоко внутри, как зловредный вирус, который, как ни старайся, из своего организма не выцарапаешь. Причин столь странного отношения к тому, что почти все дети, да и некоторые взрослые, очень любят, Жертва точно не знала и сама — вроде бы отец как-то неуверенно рассказывал, что когда Никите было три года, они ходили на какой-то праздник в парк развлечения, папа на секунду буквально отвлёкся, и этой секунды хватило, чтобы маленький ребёнок не удержался на лошадке на карусели и упал с неё. Он тогда надорвал ушко, серьёзно ушиб голову и разбил лоб; до сих пор на одном из ушек был хорошо заметен деформированный краешек, словно рассечённый от угла. Сам Никита, конечно, этого не помнил, однако он всегда был уверен, что ребёнок слишком легко, быстро и навсегда ассоциирует какие-либо вещи с травмами, которые были при помощи этих вещей получены; видимо, в его мозгу прочно закрепилась установка — карусель чётко равна травмированному ушку и наоборот. Эта установка и вызывает панический страх и раздражение при виде карусели. Это вполне нормально.       Саша посмеивался над этим его страхом. Всегда. Пару раз даже хотел затащить силком на эту самую карусель, вроде как показать, что «да это совсем не страшно, что ты херню какую-то болтаешь?!» Но Никита не дрогнул — нет, если хочется погулять вдвоём и развлечься, то можно найти куда более приятные места, но на карусели ни ногой.       Тогда Никита был жив. Быть может, это и не была та самая Связь, что уготована ему судьбой, но она его устраивала и даже радовала. Они так здорово дополняли друг друга — смешливый, безалаберный, больше всего на свете обожающий погулять и повеселиться Саша и мрачноватый, всегда крайне серьёзный и на чём-то сосредоточенный Никита. Иногда казалось, что природа здорово ошиблась на их счёт, попросту перепутала их местами, сделав Хозяина Жертвой и Жертву Хозяином, поэтому и получался такой странный феномен, прозванный в шутку «Жертва-диктатор». Обычно ведь в парах бывает так, что это Жертва слепо обожает своего Хозяина и смотрит на него сквозь розовые очки всю жизнь, а у них случилось наоборот — Александр почти всегда поглядывал на своего Никиту снизу вверх и восхищался им. А Никита так любил его, не меньше, чем, как казалось, Хозяин его; постоянно рисовал его с разных положений или за какими-то делами, выводил карандашом на шершавой бумаге буквально каждую чёрточку, удивляясь, что, несмотря на это, совсем не может запомнить лицо Саши, старался по возможности слушаться его и ни в чём не перечить.       Чем Саша так привлёк его, когда они только познакомились? Почему длинновязый, нескладный парень с буйно вьющимися, как пружинки, густыми рыжими волосами, светлой кожей с россыпью веснушечек, серыми глазами с маленькой родинкой возле зрачка в левом, круглой, в виде пентаграммы, печатью под ухом и глуповатой улыбкой, меньше всего походящий на сурового Хозяина, заставил умную, знающую себе цену Жертву потерять голову? Никита этого не знал. До сих пор. Не понимал, почему, едва он увидел Хозяина, Нить словно сама собой потянулась к нему, нервно позвякивая в ушах у Жертвы, чего раньше никогда с ней не случалась. У него вообще всегда была странная, слишком пассивная Нить: она вела себя чересчур тихо, практически не шевелясь, как будто её не было вовсе. И потому такая реакция была необычной вдвойне.       Почувствовав тогда непривычные шевеления Нити, Никита живо отвёл глаза в сторону. Он не стал особо надеяться на успех и где-то в глубине души даже подумал, что хорошо бы это оказалось лишь нервным импульсом, пусть тот кудрявый парень не имеет к нему никакого отношения. Но поздно, Саша к тому времени уже его заметил, легко выхватил из толпы худенького юношу с длинными, почти до плеч, светло-каштановыми волосами, по-старомодному закрученными к низу, и разве что не просверлил его взглядом. Болезненно бледная кожа, большие глаза, такие тёмные, что их настоящий цвет весьма трудно было разглядеть, поджатые губы и тонкие, аристократичные руки с заклеенными пластырем костяшками пальцев. А когда Никита заговорил, стало ещё и видно, что он щербат и у него слегка неровные передние зубы, правый заметно короче левого. Но это странным образом его не портило, совсем. Даже наоборот, словно придавало почти кукольной внешности какую-то деталь, показывавшую, что Никита вовсе не такой идеальный, каким кажется издалека.       Быть может, эта Связь и не была предназначена природой, но она возникла, сразу же, как магнитом притянув этих двоих друг к другу и намертво скрепив их Нити. Хотя Никита и знал, что, согласившись на подобное, практически подписал себе смертный приговор, просто отодвинутый на неопределённый срок; случись что, и приди Хозяину в голову разорвать эту Связь — и Жертва покойник. И Саша об этом тоже знал. Но тогда, с юношеской наивностью, так хотелось верить, что всё будет хорошо. И не думать, что они живут в абсолютно сумасшедшем мире, где может случиться всё, что угодно.       И до чего же, черт побери, иронично, что свою погибель он встретит всё в том же парке аттракционов, у той же проклятой карусели.

***

      Александр Романов, молодой Хозяин, едва-едва закончивший своё обучение у наставника, тогда просто, без всяких задних мыслей, приехал в школу Жертв, чтобы понаблюдать за учащимися и, выделив кого-нибудь наиболее беспринципного, выдержанного и умного, впоследствии забрать его к себе в напарники. Он ведь был Хозяином довольно редкого подвида Metus, который отличался, в первую очередь, тем, что не владел магией и начинал слабеть от отсутствия Жертвы, чего с другими подвидами не случалось никогда. Саша был сиротой, он даже не знал своих родителей — то ли они погибли, когда он был совсем маленьким, то ли живы, просто по каким-то своим причинам спихнули его в приют сразу после рождения, это так и осталось для него тёмной тайной. Наставник забрал его из приёмника ещё в детстве и с того же времени обучал всему, что должен знать и уметь наёмный убийца, работающий на общество Высших Хозяев, негласное правительство, и устраняющий им неугодных — Хозяину было всего двенадцать лет, а он уже играючи управлялся с оружием, мог попасть из пистолета в подброшенную монетку и неплохо умел орудовать кулаками. Сейчас же Саше уже исполнилось девятнадцать, и на его счету имелось несколько достаточно громких заказных убийств, в том числе уничтожение бывшего Высшего Хозяина, сошедшего с ума и вздумавшего бежать на пару со своей Жертвой, и крупного политика, который отчаянно противился действиям Высших и, как сказали Александру при объяснении задания, пытался даже склонить население поднять бунт. Впрочем, причины, по которым некоего объекта решили убрать, Александра никогда не волновали, он просто делал свою работу, то, к чему его готовили и для чего он был предназначен. Он бы и дальше продолжал действовать в обычном режиме, но тут как раз-таки начало работать проклятие подвида, Хозяин всем нутром ощущал, что дальше без Жертвы ему будет весьма трудно, и нужно завести хотя бы временную Связь, хоть какую-нибудь на то время, пока он не разыщет свою настоящую половинку. Работать один Саша привык, однако и это иногда его раздражало, хотелось, чтобы во время выполнения очередного заказа рядом был кто-то, кому можно доверять хоть чуть-чуть. Жертва в этом плане казалась идеальным вариантом, убивавшим разом двух зайцев, только вот найти того, кто подойдёт конкретно тебе, не так просто.       Он целый день наблюдал за молодым поколением, начиная от самых младших, двенадцатилетних, и заканчивая выпускниками. И в конце концов его острый глаз выхватил из толпы ровно то, что нужно. Семнадцатилетний Никита Фирсов, один из самых юных постояльцев, показался ему идеальной Жертвой — мало того, что Нить Саши сама к нему потянулась, так Никита ещё и своим внешним видом, и поведением вполне тянул на потенциального киллера: мрачный, молчаливый, без тени улыбки, словно с застывшей на красивом лице маской равнодушия, прижатыми к голове маленькими ушками. Из всего лица, казалось, жили только его зелёные глаза — они то темнели, то становились непривычно яркими, то блестели, то их словно затягивало толстой матовой коркой, взгляд бегал из стороны в сторону, как будто Жертва пыталась контролировать всё, что происходит вокруг неё, чтобы суметь в случае чего быстро среагировать. Он даже рта ещё не успел раскрыть, лишь перехватил пристальный взгляд Хозяина и ответил на него ледяным, непроницаемым взором, а Саша уже понял — другого ему не надо.       Никита говорил мало и своё настроение предпочитал выражать какими-то характерными жестами или взглядами. Понадобилось некоторое время, чтобы Александр научился его понимать без слов. Как и на то, чтобы обучить его важнейшим для исполнения заказных убийств вещам. Жертва оказалась способной и буквально на лету схватывала всё, что говорил Хозяин. Так и родилась пара наёмных убийц на службе у Высших, впоследствии ставшая известной как «Безликие».       — Надо тебе печать поставить.       Саша осторожно водил пальцами по мягкой бледной коже под самым ухом Жертвы, по тому месту, где у самого парня красовалась круглая, в виде пентаграммы, выжженная на коже печать — неизменный атрибут любого Хозяина, в независимости от его вида. Жертвам печать ставят далеко не всегда, лишь тем, которые не привязаны к Хозяину и в принципе могут существовать совершенно автономно. Ну или таким, как Никита, «призрачным», которые хоть и привязаны к Хозяину, Связь без печати установить не смогут.       — Я готов. Поставим, когда скажешь.       Никита даже головы в его сторону не повернул, он задумчиво чиркал карандашом по бумаге, вырисовывая грубыми, штриховыми линиями какое-то лицо. Лишь ушки подёргивались, выдавая нервозность.       — Даже не возразишь? — удивлённо переспросил Саша, от наставника не раз слышавший, что Жертва зачастую сопротивляется проставлению печати, потому как это довольно болезненный для неё процесс — сначала рисунок либо накалывают, в виде татуировки, либо выжигают раскалённой железкой, как клеймо, а потом он ещё и очень долго заживает, вынуждая Жертву ходить в бинтах. Впрочем, Никиту это не пугает — он и без того вечно травмированный и перебинтованный, повязки для него столь же привычное дело, как для других, например, чокеры, напульсники или перчатки.       Вся шея постоянно в засосах.       Руки изрезаны от запястий вдоль, хотя раны эти быстро затягиваются и оставляют на своём месте лишь тоненькие, почти незаметные шрамы.       На худом теле то и дело появляются синяки.       Зачастую у него бывают сломаны пальцы или вывихнуты запястья.       Когда Саша впервые его увидел, у Никиты было забинтовано горло, заклеены пластырем костяшки на пальцах, разбита губа, и руку от ладони до предплечья кто-то замотал эластичным бинтом.       А сейчас у него тряслись ладони и была перетянута бинтом грудная клетка, эта повязка отчётливо виднелась из расстёгнутого ворота рубашки.       И он не сознаётся, в чём дело. Ни за что об этом не скажет даже Хозяину, даже тогда, когда они прекратят встречаться тайком и вечно прятаться по углам, а станут настоящей парой. Саша это знал, потому и не спрашивал. Это бесполезно.       — Ты же Хозяин. Я должен выполнять твои указания. А что, тебя что-то смущает? — спокойно поинтересовался Никита, глянув на него краем глаза и движением головы отбросив с лица длинные волосы.       — Нет, просто…       Саша перехватил его перепачканные углём ладони, выдернул из них карандаш и отложил его в сторону. Никита поджал губы, но ничего не ответил.       — …Скажи, ты меня вообще рассматриваешь как-нибудь, кроме как в качестве Хозяина? — Александр выжидательно посмотрел в кукольное лицо Жертвы, слегка прищурив серые глаза. — Или я для тебя лишь компонент Связи, который тебе самому необходим, чтобы выжить?       Никита молчал. В своей обычной манере прикрыл глаза и опустил ресницы, которые при таком манёвре почти до середины закрыли его бледные скулы. Ушки зашевелились, прижавшись на мгновение к голове.       — Отвечай, — уже сердито потребовал Хозяин, тряхнув его за плечо. И тут же осёкся, услышав тихое шипение:       — Осторожнее, мне же больно.       Никита с силой вырвал плечо из его руки и прикусил губы.       — Прости. Я опять забыл, что ты у нас раненый, — Саша нервно засмеялся, потирая ладонью затылок.       Снова тухлый номер. Никита никогда на такие подколы не реагирует. Ни разу Саша от него не слышал обычной в таких случаях саркастичной фразы вроде «Ха-ха-ха, как смешно, весельчак хренов».       — Рассматриваю ли я тебя как-то иначе, чем компонент Связи, нужный, чтобы выжить… — задумчиво протянула Жертва, шевеля ушками. Саша всегда умилялся с таких жестов, ему вообще безумно нравились ушки у Жертв. — Может, да, а может, и нет. Слишком мало времени прошло, Сашка.       — Времени прошло достаточно, просто ты раскрываться никак не хочешь, оттого и сам не понимаешь, чего чувствуешь, — Александр пожал плечами. — Ты вообще очень странный, Фирсов. Для Жертвы ты чересчур скрытный, никогда не разберёшь, чего у тебя на самом деле на уме.       — Скрытный?.. Я? — медленно, словно недоумевая, повторил Никита и резко распахнул веки. Саша чуть было не отпрянул от него — такой демонический огонь разом вспыхнул в тёмно-зелёных глазах. — Вовсе нет. Я такой же, как обычные Жертвы. Просто отчего-то Хозяева сейчас уверены, что все, без исключения, нынешние Жертвы — это шлюхи, которые раскрываются для Связи с богатыми Хозяевами сразу же, только бы приглянуться хоть чем.       — Я вовсе не это имел в виду… — растерянно проговорил Саша. Никита опять всё не так понял, у него очень странно работает мышление, он почти в любом высказывании, которое так или иначе затрагивает его личность, обязательно видит что-то обидное.       — Я похож на шлюху? — зло спросил Никита и, вдруг ухватив его за край футболки, легко притянул к себе. — Говори, похож?       — Да чего ты взбесился? — не растерявшийся Саша легко отцепил от себя его цепкую лапку и сплёл их пальцы. — Я вообще-то не считаю, что Жертвы сейчас продажные, это сложно, учитывая, что в большинстве случаев с ними обращаются хуже, чем со скотом. Да даже если бы считал, тебя это бы точно не затронуло. Успокойся, уж на шлюху ты точно не смахиваешь даже отдалённо.       — У тебя уже была Жертва, которая тебя рассматривала только как Хозяина и мешок с бабками? — свирепо продолжила Жертва, сощурившись и угрожающе прижав ушки, казалось, ещё секунда — и Никита зашипит, как злая кошка.       — Да нет, ты у меня первый. Было несколько временных, но они не в счёт.       — Почему тогда спрашиваешь про то, как я к тебе отношусь? Это по моему поведению не понятно?       — Да просто интересно стало, Никит. Честное слово, — Александр покачал головой и не удержался от смешка: — Вот поэтому я и говорю, что ты странный. Ты совершенно не реагируешь на то, что у нормальных Жертв вызывает здоровое возмущение, и заводишься при этом от простого вопроса, который касается тебя лично.       Никита медленно хлопнул пушистыми ресницами. Шумно вздохнул и, опустив ушки, вдруг завалился набок, положив растрёпанную голову на плечо Хозяина и обняв его одной рукой.       — Просто я люблю тебя, придурок. Люблю. Я бы никогда не согласился пойти к Хозяину, который мне не нравится, я бы лучше умер в одиночестве. А вот почему я в тебя тогда влюбился — уже другой вопрос. И не спрашивай ответ на него, я сам его не знаю.       Саша невольно улыбнулся и поцеловал его в лоб.       — Это всё, что я хотел от тебя услышать. Спасибо. Я тоже тебя люблю.       Александр не раз пытался выспрашивать у своей Жертвы и касательно её побоев. Но Никита никогда не отвечал на эти вопросы, предпочитая либо молчать, либо бросать короткие отговорки:       — Упал, — или: — Дверью руку прищемил.       Это вполне можно было расценивать как «отвали, не твоё дело». Но в конце концов ответ на этот вопрос нашёлся сам собой. И оказался самым мерзким из всего, что Саша только мог себе представить.       Ещё когда у них не было Связи, он частенько тайком, через балкон, пролезал в комнату своей Жертвы, если у Никиты не было возможности выйти. Благо, квартира находилась на втором этаже, и на балкон можно было запрыгнуть с козырька над подъездом, что для тренированного Хозяина было легче, чем чихнуть. Однажды Никита заболел, у него обострилась бронхиальная астма, он не появился в школе и целых два дня не отвечал ни на какие зовы будущего Хозяина. Заволновавшись, Саша без предварительной договорённости своим обычным путём забрался на балкон. Судорожно кашляющий, бледный, как смерть, с запавшими глазами, еле стоящий на ногах Никита впустил его и тут же, у этой самой балконной двери, едва не свалился, Александр еле успел подхватить его и практически на руках отнёс к постели. И тогда у них получился настоящий день откровенностей — словно разом куда-то исчезли все преграды.       Александр в общих чертах знал, что его будущая Жертва не какая-то там рядовая, из обычной и ничем не выделяющейся семьи, а голубых кровей, он был в курсе, что Никита — единственный сын известного сенатора Романа Фирсова, который сейчас активно готовился стать Высшим Хозяином и то и дело мелькал на ТВ. Именно поэтому Никиту не отобрали, по закону, в пятнадцать лет у семьи и не сдали насильно Хозяину — высокопоставленный отец сумел найти лазейку, чтобы обойти этот закон, по мнению Александра, самый ужасный из всех, что когда-либо принимались Высшими. Саша видел Романа ещё задолго до знакомства с Никитой и, впервые заметив Жертву тогда, в школе, сразу обратил внимание на их необычайное сходство. Но никаких подробностей не знал, потому что Никита старательно обходил эту тему в разговорах, ему явно не хотелось об этом откровенничать. А в этот серый зимний день Жертва, похоже, до того плохо себя чувствовала, что вдруг раскололась и начала рассказывать Хозяину все тонкости своего происхождения.       — Незаконнорожденный я, — мрачно говорил Никита, отводя в сторону глаза и теребя пальцами края одеяла, которым его Саша заботливо накрыл. — Отец был молодой и глупый, выбрал себе Жертву из низов, влюбился в неё и обрюхатил до установления Связи и, соответственно, оформления свадьбы. А она взяла и умерла при родах. Отец меня признал и забрал к себе, но не всё ж ему горевать, молодой мужик, Хозяин, богатый, хорошо выглядящий, недавно вот женился, и скоро у него законный сын родится. А незаконный, — зло плюнул Фирсов, — с глаз долой, что говорится. Нет, он по-прежнему меня содержит, Валеру при мне оставил, навещает иногда, но мне кажется, что я его раздражаю, и он по возможности бы не видел меня лишний раз.       Упомянутый им Валера был, что называлось, гувернёром — черноволосый, явной грузинской наружности Хозяин лет так сорока пяти, вечно одетый в глухой тёмный костюм, он таскался за Никитой хвостом и по-всякому опекал его. Он был человеком добродушным, всей душой болеющим за молодого подопечного, и поэтому Никите иногда удавалось убедить Валеру остаться в квартире и не тащиться за ним к Хозяину. Саша питал к этому гувернёру самые добрые чувства, в первый момент, когда он увидел, как Валерий после занятий в школе заботливо ведёт подопечного к машине, отряхивая мелкие снежинки с его пальто, Хозяин даже думал, что Валера не наёмный служащий, а какой-то родственник, вызвавшийся приглядеть за Никитой, пока отец занят своей карьерой.       Никита с какими-то булькающими звуками раскашлялся, словно в лёгких вода накопилась, и обречённо добавил:       — И знаешь, мне жутко противно, что я каждый раз, глядя в зеркало, словно вижу отца перед собой. Я не хочу быть на него похожим, он у меня омерзение вызывает.       — Но почему? Ты же сам сказал, что ничего такого уж плохого он тебе не делает, — изумился Саша, убирая с его лица прилипшую чёлку.       Никита вдруг захлопнул рот, словно внезапно осознал, что сболтнул нечто такое, что для посторонних ушей не предназначено.       — Раз уж начал, рассказывай дальше, — Александр накрыл ладонью его руку, поглаживая дрожащие пальцы, которые сейчас на ощупь напоминали дохлую рыбу, такие же холодные и чуть влажные.       Он видел, как загорелись ненавистью зелёные глаза, как прижались к голове маленькие ушки.       — Если честно, я сам не знаю, чем он меня так раздражает, — явно сумев взять себя в руки, буркнул Никита. — Знаешь, он вроде бы действительно ничего плохого не делает, даже ласков со мной, но… Просто есть в самом его облике что-то жутко противное.       Неизвестно, чем бы закончилась эта беседа, но тут дверь в комнату приоткрылась, и на пороге появился Валера с подносом. Увидев Сашу, гувернёр ахнул, но лекарство и миску с водой благополучно донёс, поставил поднос на прикроватный столик и встал, заведя руки за спину.       — Ну здрассти вам, — отдышавшись, поздоровался он. — Никита Романович, что же вы не предупредили меня, что к вам гости придут? — услышав в ответ только кашель, Валера перевёл взгляд на Хозяина. — А вы, Александр, как попали сюда? Не припомню, чтобы впускал вас…       — Не беспокойтесь. Просто мы с Никитой уже месяца два играем в Ромео и Джульетту, я лазаю к нему на балкон, если он не может по каким-то причинам выйти, — Саша рассмеялся.       Никита недобро на него зыркнул, но ничего не сказал. А гувернёр тоже развеселился:       — Ну, зачем такие крайности. Я же не имею ничего против вашего посещения, вы могли бы попросту позвонить в домофон, я бы вас впустил.       — Да просто это развлечение у него такое, — прохрипел Никита, уцепившись за плечо Хозяина. — В этом весь Сашка, войти через дверь — не его формат!       — Ну не сердитесь вы так, Никита Романович. Чего раскричались, право слово, опять ведь без голоса останетесь, как вчера, — укоризненно воскликнул Валерий и, подхватив полотенце, потянул руку к подопечному. — Дайте лоб вам промокну, а то простудитесь.       — Я сам, — Никита буквально вырвал у него полотенце и принялся вытирать им вспотевший лоб.       — Сам, — Валера покачал головой. — Всё вы «сам», ну никак этот комплекс пятилетних детей не переживёте. Говорил же тогда, наденьте шапку, мороз на улице — нет, «сам знаю, как мне лучше!» Вот вам, астма вернулась. А ведь три года уже приступов не было, я начал даже думать, что вы частично выздоровели.       — Хватит скрипеть уже, усатый нянь, — раздражённо бросил Никита, отводя назад лезущие в глаза растрёпанные светло-каштановые волосы. Саша краем глаза отметил свежие яркие засосы у него под ухом.       — А про шапку Валера, между прочим, правильно говорит, — пробормотал Александр, справившись со своим замешательством и проглотив вопрос о происхождении следов. Хотя ему каждый раз становилось всё больнее видеть, что его Никиту целует кто-то ещё. — Надо хоть капюшон надевать, на улице минус пятнадцать градусов. Тем более если у тебя астма бронхиальная, она же обостряется от малейшей простуды, это и умереть можно.       Услыхав слова поддержки, Валерий воспрянул духом:       — Вот, Никита Романович, вам даже Хозяин ваш говорит, что нельзя зимой без шапки ходить! Может, вы его хоть послушаете, если моим советам внимать не хотите?       — О, мука! — простонал, закатив глаза, Никита. — Как же вы мне все надоели! Сказал, не буду шапку носить — значит, не буду, у меня причёска от неё портится и башка чешется, и плевать я на ваши советы хотел! Скройтесь с глаз, дайте хоть вытереться спокойно!       Валера тяжело вздохнул и потянул Сашу за рукав. Тот понял его, кивнул, и они вышли в тёмный, извилистый коридор. Квартира напоминала лабиринт, в ней было какое-то неисчислимое количество комнат, большинство из которых пряталось за плотно запертыми дверьми, а так же всяких мелких чуланчиков и закоулков. Без Валеры Саша бы тут заблудился.       — Не обращайте внимания. Никита Романович плохо себя чувствует, вот и грубит, — слегка смущённо, будто стыдясь, сказал Валера, когда они оказались на кухне, и поставил перед Хозяином чашку с чаем.       — Да он всегда такой, — отмахнулся Александр, — я уже привык. Даже научился в этом что-то приятное находить.       Валера сложил руки под грудью, наблюдая, как он обхватывает покрасневшими от холода пальцами чашку и осторожно, стараясь не обжечься, прихлёбывает дымящийся напиток.       — Вы хороший Хозяин, многим нынешним Жертвам о таком только мечтать приходится. Сами знаете, время какое — Жертвы как рабы, даже хуже, у семьи в пятнадцать лет их отнимают, с аукционов продают, Хозяева зачастую обращаются с ними хуже, чем с вещами неодушевлёнными. Высшие эти, чёрт бы их побрал… Я очень боялся, что Никита Романович попадёт в руки какой-нибудь сволочи, а у него ведь характер тоже не ангельский, мог такой конфликт из этого получиться, и я удивлён, что ему попался такой совершенно не испорченный молодой человек, как вы. Хозяева в наше время несколько иначе себя ведут…       — Мне все знакомые говорят, что природа на мой счёт ошиблась, и мне следовало Жертвой родиться, — усмехнулся Саша. — Не вы первый удивляетесь.       — Но ваш выбор мне немного, как бы сказать, непонятен, — продолжал Валера, запустив руку в свои короткие чёрные волосы. — Никита Романович не самый идеальный вариант, при всей моей любви к нему, характер, как вы видите, так себе, да и магией он не владеет абсолютно…       — А я и сам магией не владею, — беззаботно пояснил Саша, отставив опустевшую чашку. — Так что для меня это не проблема. И мне не нужна обычная Жертва, которая лебезит перед Хозяином, я хочу жить с живым человеком, которому доверять можно, а не с заводной куклой на батарейках.       Не говорить же было, что Никиту Саша выбрал в основном из-за выдержки, которая очень пригодится наёмному киллеру. Ну и из-за того, что Нить к нему потянулась, тоже.       — Ну, тогда вы ещё более странный, чем я думал. Но хуже от этого не становитесь, — Валера засмеялся и присел на стул напротив, складывая перед собой руки и разглядывая парня тёмными глазами.       Повисла короткая пауза.       — Скажите, а вы не знаете, почему… — Саша прикусил губу, видя, как выжидательно Валерий на него смотрит. — Почему Никита вечно весь пораненный и переломанный? — гувернёр вскинул густые тёмные брови. — Я его спрашивал не раз, но он не хочет признаваться, а меня очень беспокоит его состояние. Тем более что эти побои с каждым разом всё жёстче делаются.       Валера тяжело вздохнул.       — Никита Романович меня убьёт, если я вам расскажу… Он, наверное, думает, что я либо не в курсе, либо предпочитаю не замечать.       — Как вы можете быть не в курсе, если постоянно при нём находитесь? — не сдержал изумления Александр. — И что, природа его травм — до того страшная тайна, что он прямо вас убьёт, если вы расскажете?       Гувернёр только развёл руками, видимо, пытаясь показать, до чего же это страшная тайна. После чего, понимая, наверное, что молодой Хозяин от него не отвяжется, пока не узнает, в чём дело, горестно сказал:       — Ладно, только не говорите ему, что от меня узнали. Это всё Роман Сергеевич.       Саша вздрогнул. Имя Фирсова-старшего в таком контексте прозвучало не самым хорошим образом.       — В смысле?       Валера подпёр рукой голову, лицо его вдруг приняло такое замученное и уставшее выражение, словно он собирался озвучить нечто страшное, но важное, и никак не мог решиться.       — Знаете, Александр, я за Никитой Романовичем присматриваю уже столько лет, что знаю о нём, кажется, уже всё, что можно и нельзя. Наверное, трудно поверить, но он до совсем недавнего времени не был таким вот, как сейчас. Когда Роман Сергеевич только привёз его, двухлетнего, и отдал мне на попечение, это был самый замечательный малыш на свете, он всё время улыбался, почти никогда не плакал и не капризничал, хорошо схватывал всё, что я ему говорил. И он оставался таким примерно до двенадцати лет, а потом вдруг разом изменился — улыбаться прекратил совсем, грубить начал, ворчать постоянно, видеть везде только самое плохое, людей стал ненавидеть, вплоть до бешенства и желания кого-нибудь стукнуть. Я думал, что это переходный возраст, надеялся, что совсем скоро это пройдёт, и я снова увижу того светлого мальчика, которого люблю больше, чем любил бы родного ребёнка. Но время идёт, а он не меняется. А потом я случайно узнал, что происходит, свидетелем одной сцены нехорошей стал. Роман Сергеевич-то к мальчишке далеко не отцовскими чувствами пылает, — он слегка понизил голос и наклонился к оторопевшему Хозяину, — раньше этого не показывал никак, а сейчас мальчик подрос, и он разошёлся. А Никита Романович яростно сопротивляется каждый раз, и босс тогда руки распускает. Отсюда и раны постоянные.       — То есть, отец его насилует?.. — севшим голосом прошептал Саша, у которого от такой новости по спине потёк ледяной пот и пошагали огромные мурашки. Так вот почему Никита с такой ненавистью высказался о своей схожести с отцом буквально двадцать минут назад. Вот откуда у него засосы и вот почему он сопротивляется любым попыткам Хозяина склонить его к переводу отношений на следующий этап — немудрено, что после подобного ему противна даже мысль об интимной близости с кем-то. И вот почему он старательно обходит в разговорах тему своих синяков. — Это же ужасно! Почему вы не сообщили, куда следует, если были в курсе дела? Никита — Жертва, да и отец его содержит, поэтому он не может никому пожаловаться, насилие над Жертвами считается обычным делом, но вы-то Хозяин!       — Эх, мой наивный юный друг, — Валера обречённо улыбнулся. — Ну пожалуюсь я в полицию или ещё куда, и что дальше? Мне вежливо покивают, всё запишут и отправят меня восвояси, но ничего не предпримут, или, что ещё лучше, скажут «Дело семейное, разбирайтесь сами». Никита Романович не признан отцом официально, несмотря на то, что носит его отчество и фамилию Фирсов, он по документам вообще, можно сказать, Роману Сергеевичу чужой человек, поэтому такие вещи даже всерьёз не воспримут. А если Роман узнает, что я на него нажаловался, он меня уволит, и всё станет хуже, неизмеримо хуже, чем сейчас. Я-то в случае чего могу если не защитить своего воспитанника от Романа Сергеевича, то хотя бы промыть его раны и перебинтовать, а если меня не будет, Никита Романович в итоге может и вовсе погибнуть от побоев, он совершенно не умеет сам за собой ухаживать, даже пластырь наклеить не сможет. Понимаете? Нельзя об этом кому-то докладывать, будет лишь хуже.       Саша скрипнул зубами, рука под столом со всей силы сжала рукоять пистолета, засунутого, как обычно, за пояс джинсов. Валера прав. Жаловаться на высокопоставленного Хозяина, даже если он совершает нечто столь отвратительное, как домогательства к собственному ребёнку — всё равно, что плевать против ветра, в Хозяина не попадёшь, он ловко прикроется своими знакомствами и большими деньгами, а ты сам пострадаешь и потом долго будешь от этого дерьма отмываться. В этом и суть этого грёбаного мира, этого грёбаного общества Высших Хозяев, которые упиваются своим всемогуществом и творят всё, что вздумается, принимая законы, нарушающие все человеческие права, и практически узаконивая кровосмесительные отношения родителя с ребёнком, если ребёнок является Жертвой и не признан официально. Почему всех Жертв, неважно, остались ли они в семье или живут в приюте, в пятнадцать лет, наплевав на их желание, сдают Хозяевам? Почему Жертвы, которые, по сути, лишь ушками отличаются от Хозяев, ведут настолько жалкую жизнь, подвергаясь побоям и не имея возможности даже вякнуть что-то в знак протеста? Почему не признанный официально ребёнок не считается родственником, и, особенно если он Жертва, отец-Хозяин может творить с ним всё, что угодно? На все эти вопросы всегда будет только один блядский ответ — просто потому, что так захотелось Высшим.       Саша, хоть и сам был Хозяином необычного вида, занимал далеко не низшую позицию в обществе и работал на эти самые власти, ненавидел их от всей широты души и, будь его воля, с радостью бы перестрелял весь состав к чёртовой матери из своего верного «Кольта». Но страшно было даже представить, что с ним могут за такое сделать; к тому же, эти упыри, в отличие от него, владеют магическими способностями и умеют устанавливать щиты, а кто-то из них и вовсе практически бессмертен, голыми руками и одними только пулями их не завалишь. Поэтому Саша продолжал выполнять заказы, правда, делал он это больше в надежде на то, что когда-нибудь эти кретины уничтожат всех неугодных и начнут пожирать друг друга, натравливая киллеров на своих же. И тогда появится возможность отомстить разом за всё хорошее, что они когда-то сделали.       — Я заберу Никиту отсюда, — процедил он, встряхнув кудрявыми волосами и сощурив загоревшиеся злобой серые глаза. — Поставлю ему печать и увезу куда-нибудь подальше.       Валера лишь вздохнул в ответ.       — Эх, молодость прекрасная. Будь я в вашем возрасте и попади моя Жертва в такую ситуацию, сказал бы, наверное, точно так же. Знаете, я очень люблю Никиту и не хочу совсем уж потерять его из виду, но в данной ситуации, если вы увезёте его, это будет только к лучшему.       Перед тем, как уйти, Саша ещё раз заглянул в комнату Жертвы. Никита лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок и сложив подрагивающие кисти поверх одеяла. Лихорадочный румянец с его лица ушёл, как и испарина; он мерно и спокойно дышал полной грудью.       — Похоже, тебе лучше, — не выдержал и улыбнулся Александр, прислонившись плечом к косяку двери и глядя на него почти с любовью.       Какой же он красивый. Как принц, удивительным образом сошедший со страниц какой-нибудь сказки. Научиться бы только ему улыбаться — и будет почти идеально. Да только вот надеяться на это не приходится, скорее небо на землю упадёт, чем красивое, но непроницаемое лицо Жертвы тронет хоть тень этой самой улыбки.       — Да, ощутимо, — хрипловатым голосом отозвался Никита и, чуть пошевелив растрёпанной головой, посмотрел на него. — Чего ты в дверях зажался? Я вроде как не кусаюсь.       — А двадцать минут назад кусался, потому я и не подошёл.       Александр присел на край кровати и взял его руку в свою.       — Это разве «кусался»? — Никита вдруг слабо улыбнулся самым краешком рта. — Так, просто был немножко не в настроении.       Саша не знал даже, что удивило его больше — то, что Никита первый раз на его памяти улыбнулся, или же то, что он признался, что «был не в настроении». Раньше он никогда не говорил подобного, считая свои грубости полностью в порядке вещей.       — О чём ты там говорил с Валерой? — спросила Жертва, медленно моргая, разглядывая лицо Хозяина и ответно поглаживая его пальцы.       — Ни о чём, — небрежно бросил Саша. — Он зачем-то пытался меня уверить, что ты не самый лучший вариант Жертвы, потому что не владеешь магическими способностями.       — И что, ему это удалось? — тихо спросил Никита, заметно бледнея на фоне белой подушки. Александр засмеялся и потрепал его по волосам.       — Нет, конечно. Никому не удастся меня убедить от тебя отказаться. А твои способности к магии мне не нужны, я сам ими не обладаю, и сильная в магическом плане Жертва мне бы только мешала. В той сфере, где я кручусь, ценятся совсем другие качества, которыми ты вполне так себе обладаешь. И к тому же, к тебе потянулась моя Нить. По-моему, этого более чем достаточно, чтобы понимать, что ты именно тот, кто мне нужен.       Никита прищурился.       — Что же это за круги такие, где не нужно умение магии? Без неё сейчас даже в сточную дыру не засунешься.       Саша запустил руку в спутавшиеся кудрявые волосы, пытаясь разделить пальцами пряди.       — Слушай… — замявшись, сказал он. — Это не самая хорошая тема для разговора, я не имею права на неё откровенничать.       — Я тоже не имел права с тобой откровенничать на тему того, что я незаконнорожденный, но рассказал ведь. И потом, ты же знаешь, что можешь мне доверять, ты уже почти мой Хозяин, я твои тайны даже под пытками не выдам, — Никита пожал плечами. — Откровенность за откровенность — вполне правильный принцип, ты так не думаешь?       Александр только неловко улыбнулся в ответ. Да уж, о том, что из Никиты, если он не захочет о чём-то говорить, это клещами не вытянешь, он уже хорошо осведомлён. Откровенность за откровенность… Вполне честно. И потом, всё равно ведь придётся вводить его в курс дела, рано или поздно, потому что иначе как сделать его своим напарником?       На голову вдруг словно разом вылили ведро холодной воды, уши и щёки загорелись, по спине прошлась стайка мурашек. А Саша ведь не говорил о привлечении в напарники и никогда не рассказывал о своей работе, а что, если Никита сейчас взбрыкнёт и откажется просто действовать в интересах Высших и уж тем более убивать по их приказу других людей? У Жертв с Высшими свои счёты, которые они копят с самого детства, кто сказал, что Жертва согласится работать на Высших?       Саша даже обозлился на себя. Как это он не предусмотрел такого?       Он вздохнул и, чувствуя на себе колючий взгляд Жертвы, принялся разматывать тонкий шёлковый шарф, который отчего-то не стянул вместе с пальто. Показалось бледное, жилистое горло, изуродованное тёмным, явно застарелым поперечным шрамом. Он опоясывал шею Хозяина, как тонкий кожаный ошейник, так и захотелось протянуть руки, пошарить на затылке, нащупать там застёжку и снять его.       — Это… — Никита густо сглотнул и протянул руку, дотрагиваясь до рубца.       — Удавка, — озвучил его мысли Саша, — всё верно.       Он чуть было не улыбнулся, когда пальцы Жертвы, холодные и чуть подрагивающие, прошлись по всему контуру застарелого следа.       — Но как же…       — Я не очень хороший мальчик, Никита, — смеясь, будто рассказывает очередную шутку, выдал Александр. — Далеко не такой я идеальный, каким считает меня Валера. Я отличаюсь от других Хозяев разве что тем, что никогда намеренно не причиню вреда другим, только если они не являются моими целями.       — Целями? — севшим голосом повторил Никита.       — Я наёмник. Работаю на Высших, убиваю по их приказам тех, кто чем-то им не угодил, — Саша покачал головой и перехватил его руку, прижимая её к своему горлу. — А вот это — последствия самого первого заказа, который я провалил. Пытался убить какого-то Хозяина, не помню уже имени, по виду он был полнейший недотёпа, мелкий такой, хрупкий, я думал, что уложить его будет делом двух минут, а он меня засёк и живо эти радужные мечты разбил, каким-то образом в секунду у меня за спиной оказался и чуть не придушил мокрым ремнём. Не додушил только потому, что я вырубился, а он меня за мёртвого, видимо, принял, и свалил в закат. Да только я очухался быстро, кое-как сумел эту удавку разрезать и потому выжил, но до того Хозяина так и не добрался. Впрочем, не один я — наставник говорил, что на него уже нескольких убийц натравливали, а он ускользал каждый раз. Ещё бы, того ублюдка сам Константин Меладзе тренировал, это его бывшая Жертва, из переходящего подвида ставшая Хозяином типа Recensere. Высшие почему-то решили, что он с таким переходом стал опасен, и стали пытаться его убрать, да только без толку.       — Ты сказал — Константин Меладзе? — Никита округлил глаза. — Я его знаю, это старший брат Валеры. Ну, вернее, я с ним заочно знаком, лично никогда не встречался.       — У Валеры старший брат — Высший? — разинул рот Саша. — А чего же он тогда с тобой нянчится?       — Понятия не имею. Он никогда о брате не рассказывает. Мне всегда думалось, что они в ссоре или что-то подобное, но точно я не знаю.       — Чудные дела творятся в Датском королевстве… — пробормотал Саша. — Константин на самом деле тот ещё ушлёпок, хотя и не самый противный из всех. Он ещё и в школе Жертв директорствует… Странно, что ты при этом его лично не знаешь.       — Ну, — Никита поджал губы, — я вообще-то хорошо себя веду и не попадаю в кабинет директора, оттого понятия не имею, кто там сидит.       — Вот и хорошо, — кивнул Александр и сцепил пальцы в замок. — Знаешь, несмотря на все сторонние разговоры, в обществе Высших никто никому не доверяет, каждый только и смотрит, как бы залезть повыше, и готов даже ради этого по головам и трупам идти. Изнутри они ещё мерзопакостней, чем кажутся со стороны…       — Почему же ты тогда на них работаешь? — Никита вскинул брови.       — Потому, что я надеюсь, что они скоро переубивают всех, кто их чем-то не устраивает, а потом примутся друг за друга. Вот отыграюсь-то тогда, повеселюсь от души, — Саша усмехнулся и отвёл глаза. — Ну и, если говорить совсем уж примитивно, мне нужны деньги, а Высшие за каждое удачное дело платят так, что можно жить, ни в чём себе не отказывая.       В лице Никиты не дрогнул ни один мускул. Только ушки прижались к голове, и Саша чувствовал, как нервно натянулась обычно податливая и вялая Нить, опять пытаясь добраться до своего второго конца.       — Знаешь, почему я тебя в Жертвы выбрал? — продолжал Саша, протянув руку и касаясь его подбородка самыми кончиками пальцев. — Помимо моей Нити, которая захотела именно твою, у тебя есть те черты, которые должны быть присущи настоящему наёмнику. Мне нужно, чтобы Жертва смогла быть мне не только компонентом Связи, но ещё и напарником, не уступающим мне в навыках. У тебя хорошая выдержка и, как мне думается, хватает нелюбви к окружающим, ты вполне подходишь на эту роль.       — Так вот на чём строились твои мотивы… — Никита вдруг разочарованно вздохнул и отдёрнул руку прочь, обиженно прикусив губу. — А я-то, дурак, подумал, что ты в меня влюбился и прислушался к своей Нити…       — Ты опять не так понял… — растерялся Саша и обнял его за плечи. — Разве я сказал, что мной двигала только расчётливость? Напарники — это не просто когда два наёмника работают вместе. Это значит всецело отдать свои жизни в руки друг друга, это значит полностью доверять друг другу. А если между ними Связь, всё это ещё и приумножается. Только тогда пара может быть по-настоящему сильной. По правде говоря, я и вовсе привык работать один, но проблема в том, что я по воле злой судьбы отношусь к тому самому единственному типу Хозяина, который с определённого возраста начинает умирать без Связи. Я уже этого возраста достиг, стал чувствовать, что слабею без Жертвы, начал её искать, но никак нужный вариант не попадался. Были подходящие, временные, но Нить на них не реагировала, а это не то. Я как тебя увидел, сразу понял — другого мне не надо, сразу два пункта совпали, и Нить, и выдержка, да, это так, тогда быть иначе и не могло. Но сейчас, когда я узнал тебя поближе, я осознал, что дело уже даже не в Связи или в моём желании иметь напарника, а в том, что я люблю тебя! — Никита изумлённо распахнул глаза. — Я люблю тебя, слышишь? За то, что ты такой самоуверенный, хладнокровный, за то, что у тебя очень сильный характер, ты умён и просто… Очарователен! И я никогда тебя больше не отпущу, что бы ни случилось, — слишком уж распалившийся Хозяин, схватив за плечи оторопевшую Жертву, притянул её к себе и, не до конца отдавая себе самому отчёт в том, что творит, порывисто поцеловал в губы.       — Что… Что ты делаешь?!.. — Никита мигом залился краской и упёр руки в его плечи, пытаясь оттолкнуть от себя. Но это оказалось сложной задачей — Саша был сильнее его физически, да и впивался сейчас с такой яростью, что у хрупкого и к тому же ослабленного болезнью Никиты не было ни одного шанса против него. И, уже падая обратно в подушки, он это осознал в полной мере.       — С ума сошёл? — вяло шептал Никита, откидывая назад голову и подставляя горло поцелуям, цепляясь за плечи Саши и бессильно хватая приоткрытым ртом воздух. — Ты… Ты хоть понимаешь, что будет, если Валера нас накроет?.. Сашка!       Тот с трудом оторвался от такой манящей кожи, на которой твёрдо намеревался наставить своих засосов, чтобы перекрыть уже имеющиеся следы, приподнял голову и посмотрел в лихорадочно заблестевшие зелёные глаза.       — Если я запру дверь, ты успокоишься? — прошептал Александр с усмешкой и быстро чмокнул парня в приоткрытые губы. Не дожидаясь ответа, он выпустил Жертву и встал с постели; Никита помутневшими глазами наблюдал, как Хозяин идёт к двери и поворачивает защёлку под ручкой. До ушей донёсся характерный щелчок запершегося засова. И не успел Никита сказать, что эту дверь можно легко открыть ключом снаружи, и даже просто вдохнуть, как Саша вернулся к кровати и опять прижался к Жертве, прихватывая её губы своими, в то время как его подрагивающие руки скинули на пол одеяло и уже бродили по телу, стараясь нащупать мелкие пуговички рубашки.       Возникшее ощущение полнейшего единения возбуждало всё сильнее. Раскрасневшийся Никита, обхватив ногами поясницу Хозяина и обвив руками его шею, уже сам раз за разом тянулся к губам и дёргал дрожащими пальцами воротник белого пуловера. Руки, как назло, очень сильно дрожали и никак не могли ухватиться за кофту, чтобы стянуть прочь совершенно ненужный в данной ситуации предмет одежды.       — Помочь? — прошептал Саша, приподнявшись на локте и с усилием отлепившись от его рта. Получив в ответ слабый кивок, он сел на колени, стащил свитер через голову и отшвырнул его на пол, подальше, к уже отброшенному одеялу, после чего вновь навалился на Жертву, порыкивая от возбуждения и жадно целуя во все места, которые только попадали под губы. Никита тихонько постанывал, извивался, всё ещё делая вялые попытки отбиться от прикосновений, но Саша держал его как лианами, очень крепко, и не собирался так просто выпускать. Зарывшись рукой в мягкие светло-каштановые волосы, Александр сжал её в кулак вместе с шелковистыми прядками и с силой дёрнул, опять заставив вскрикнуть и запрокинуть назад голову. Кровь, казалось, попросту закипала под кожей в тех местах, где Хозяин к ней прикасался; плавясь, она растекалась по всему телу, отзываясь возбуждением где-то под животом. Нить, прежде всегда какая-то неживая, сейчас выла, как безумная, пытаясь уцепиться за второй кончик. Так хотелось опустить руку и потрогать себя самого, чтобы убедиться, что всё это реально и не снится, но Никита боялся не то что шевельнуться — вздохнуть лишний раз. Сжимая пальцами смятую в складки простынь, закрыв глаза, откинув голову на подушки, он только сладко постанывал, пока Саша легонько покусывал его под ухом и чуть ниже.       Никогда раньше Никита не испытывал подобных эмоций. Никогда не думал, что от чьих-то прикосновений может завестись разом и настолько сильно, что они могут быть такими приятными. Когда к парню таким образом притрагивался отец, это казалось столь отвратительным, что Никиту едва не выворачивало, он с трудом сдерживал позыв рвоты каждый раз, когда чувствовал на себе его руки. И Никита к пятнадцати годам был твёрдо уверен, что даже если у него появится Хозяин, то отношения будут чисто платоническими или дружескими, никогда Жертва не позволит притрагиваться к себе таким образом, ей это слишком опротивело. Но сейчас, похоже, настало наконец то время, в которое можно и пересмотреть собственные ощущения. То, что делал Саша, в разы отличалось отцовских проделок; даже сравнивать толком не получалось.       Хозяин дёрнулся и на секунду остановился, когда ощутил, что рука Жертвы нащупала твёрдый бугор на его джинсах, сильно сжалась и начала медленно двигаться вверх-вниз. Саша невольно почувствовал, как к щекам прилила кровь, и до скрипа стиснул зубы, чтобы не застонать в голос.       — Аах, ох… — невольно вырвалось у него, Хозяин сморщился и зажмурил глаза. — Джинсы… Никит, убери их к чёртовой матери!       Никита молча кивнул и по-прежнему сильно трясущимися руками принялся расстёгивать тугой ремень. Саша шумно вздохнул, прикрыл глаза и наклонился, утыкаясь лицом в мягкие волосы. От знакомого, ставшего уже почти родным за эти несколько месяцев аромата шампуня, смешивающегося с каким-то сладковатым и слегка мятным запахом самой Жертвы, буквально сносило крышу. Очень хотелось заурчать, как довольный кот.       Александр ощутил неожиданную прохладу — Никита наконец расправился с ремнём и пуговицей и потащил ставшие мучительно узкими джинсы вниз. Он несмело погладил ладонями узкие бёдра Хозяина, слегка царапая длинными ногтями выступающие косточки, поцеловал впалый живот и с удивлением прошептал:       — Какой ты, оказывается, худой…       — Да неужели, — хихикнул Саша, проследив за движением его пальцев.       — На тебе джинсы прямо болтаются… Если бы не ремень, давно бы уже свалились сами собой, — Никита ещё раз поцеловал его в пупок, вырывая тихий стон, потом опустил ладонь, касаясь твёрдого паха и сильно сжимая длинные пальцы. Саша вскрикнул и резко отпрянул назад, пытаясь высвободиться из его руки, но Никита не отпустил. Усмехнувшись краешком рта, он наклонился и обвёл языком контур набухшей головки, тут же беря её в рот и с нажимом посасывая. Хозяин сдавленно пискнул что-то в знак протеста и потянул прядь его волос, чтобы хоть попытаться оторвать от себя, однако спустя секунды передумал и, опустив взгляд замутневших серых глаз, стал наблюдать за возлюбленным, очень стараясь не думать о том, на ком Никита так хорошо натренировался делать подобное. Удовольствие постепенно становилось невыносимым. Рот Жертвы казался таким горячим, таким нежным… Низ живота буквально полыхал, как будто в чувствительном месте разгорелся безумный пожар, обжигавший кожи изнутри. Ритмичные движения ловкого языка заставляли выгибаться дугой и стонать, подстёгивая тем самым Никиту на дальнейшие действия. Расслабившийся Саша накрыл ладонью затылок Жертвы, зарываясь пальцами в волосы, он всё ещё что-то шептал, но уже по-немногу отвечал на толчки, но Никита его и не слышал, продолжая жарко ласкать уже каменный от возбуждения член, то вбирая его в горло почти на всю длину, то щекоча головку самым кончиком бархатного языка, словно дразня. Саша был на сто процентов уверен, что где-то внутри Никита язвительно ухмыляется, глядя на покрасневшее лицо Хозяина, однако наслаждение уже достигло такого пика, что Александру было абсолютно наплевать на данный факт. Хватило пары минут, чтобы он изогнулся змеёй и, громко вскрикнув, кончил прямо в рот Жертвы.       Никита дёрнулся, но не отстранился. Секунда-другая ушли на борьбу с рвотным рефлексом, он прикрыл глаза, шумно вдохнул через нос и сглотнул, сильно выступающий кадык на его горле трепыхнулся от потока вязкой жидкости. Только полностью убедившись, что проглотил всё до капли, Жертва выпустила член Хозяина изо рта и облизнулась.       — Постарайся больше так не делать… — слегка отдышавшись, без всякой злости проговорил Никита.       — Я не нарочно… — Саша опять на мгновение зарылся носом в длинные волосы. — Просто не смог сдержаться.       — Похоже, рука уже не удовлетворяет, да? — Жертва вдруг фыркнула, наклонив голову и глядя ему в лицо блестящими зелёными глазами.       — Заткнись, — беззлобно фыркнул Саша и глазами указал на небольшое влажное пятно, расплывшееся на его серых пижамных штанах. — Тем более, чья бы корова мычала.       Никита проследил за его взглядом, густо покраснел и смущённо опустил длинные ресницы.       — Да ладно тебе, всё нормально, — Александр только хихикнул и уткнулся носом в его шею, руками ухватывая резинку брюк и дёргая их вниз. — Чего сразу так засмущался? Как будто в первый раз сталкиваешься с подобным явлением. Неужели ни разу порнушку не смотрел, аристократ?       — Не-а, — вяло отозвался Никита. — Мне неинтересно.       — Я не удивлён… Такое вполне в твоём духе.       Саша всем телом навалился на него и начал целовать. Оставляя яркие засосы на бледном горле с бьющейся веной, покусывая угрожающе торчащую острую кость ключиц, стекая ещё ниже, проводя влажную дорожку по коротенькому пушку от пупка до самого низа, переходя поцелуями-укусами на внутреннюю часть бедра, минуя настойчиво требующий к себе внимания член. Никита от этой сладострастной пытки распалялся всё сильнее, и Саше нравилось наблюдать, как этот мрачный, непрошибаемый парень по-детски стесняется своего обнажённого тела, краснеет, прикрывает зелёные глаза. И когда Хозяин наконец дотронулся языком до головки, Никита сдавленно выдохнул сквозь до скрипа стиснутые зубы и выгнулся назад, опять рухнув на подушки и почти что разрывая пальцами простынь.       — Какой ты, оказывается, развратный, — томно прошептал Саша, на секунду заменяя рот рукой. — Вот уж не подумал бы, что ты можешь раскрыться с такой стороны.       — Замолчи… — прошипел Никита, почти не разжимая челюстей и прикрывая лицо согнутой рукой. — Задолбал уже дразниться.       Хозяин вновь усмехнулся и начал медленно опускаться по его члену, заглатывая всё глубже. Никита изо всех сил вцепился пальцами в подушку, так, что его вечно разбитые костяшки побелели, прикусил губу, стараясь держать себя под контролем. Это давалось с огромным трудом. Силы кончились, когда Саша, проникнув в него пальцами, сильно надавил на какую-то точку внутри, от которой волнами расходилось острое удовольствие, и одновременно с силой сжав губы на его члене. Никита выгнул спину и, не имея больше никакой возможности удержать остатки своего хладнокровия, громко застонал.       Звуки, которые издавал Никита, заводили Хозяина почище любых наркотиков.       — Ну давай уже, Сашка… — из последних сил прохрипел Никита, изнывая от возбуждения.       Саша облизнул пересохшие губы.       — Такой нетерпеливый… — прошептал он, наклоняясь и вновь целуя возлюбленного, одновременно ухватывая его за костлявые бёдра и подтягивая поближе к себе. — Только тебе, наверное, будет больно без всякой смазки…       Никита прикусил губу. Отец никогда такими вещами не интересовался, ему было фиолетово, что парень ощущает и больно ли ему. И в итоге он давно уже привык к жёстким вторжениям без всяких смягчающих штук вроде смазки или презерватива.       — Нормально. Просто давай скорей, — он слабо улыбнулся и, обхватив руками лицо Хозяина, притянул его к себе и поцеловал.       Получив одобрение, Саша ответно чмокнул его в губы, опять прижался всем телом, утыкаясь лицом в шею и, обхватив ладонями его бёдра, медленно толкнулся вперёд.       Никита, почувствовав насильственное вторжение, хоть и выполненное очень осторожно и такое желанное, вскрикнул и сдавил пальцами плечи Саши до такой степени, что на коже Хозяина возникло несколько красноватых синяков от его хватки. А Александру было уже всё равно, сдерживаться больше уже не осталось сил. Он с лёгкостью завёл ноги гибкого Никиты себе за плечи и начал двигаться, сначала очень медленно, чтобы не причинить лишней боли, а потом всё быстрей и быстрей. Хозяин совершенно терял голову, лаская Жертву везде, куда могли только дотянуться руки, сжимая хрупкое тело в объятиях, без конца опаляя поцелуями его кожу в самых разных местах. При этом Саша не забывал придирчиво следить за реакцией своего чуда, которое сейчас было для него самым лучшим, самым любимым, самым желанным существом на планете. Страсть этого соединения их тел захватило его в свой плен окончательно и бесповоротно, без какой-либо возможности вырваться и прийти в себя, и то, что Никита под ним извивался, с силой подавался бёдрами навстречу в такт движениям и издавал невероятные стоны, окончательно плавящие сознание, лишь усиливало желание. В какой-то момент ему вдруг захотелось оказаться ещё ближе к любимому, чтобы чувствовать, как бьётся его сердце и как тянется навстречу Хозяину Нить. Саша остановился и тут же услышал недовольное пыхтение. Он быстро вышел из Жертвы, легко подхватил её под ягодицы и усадил к себе на бёдра. Отчаянно цепляясь за его спину и раздирая её до крови длинными ногтями, Никита уже совсем забыл, на каком вообще свете находится и что происходит. Он наслаждался неистовой страстью Хозяина, его руками, не перестававшими ласкать его, жаром его тела. Огромная спальня быстро наполнилась хриплыми стонами Никиты и тяжёлым дыханием Саши. Жертва выгибала спину, с готовностью подставляясь под ладони парня, царапая его кожу и кусая где-то под ухом. Этот секс балансировал уже почти на грани насилия; дорвавшийся наконец до Жертвы Александр вёл себя словно изголодавшийся дикий зверь, сорвавшийся с цепи. Он чуть подался вперёд, срывая с приоткрытых распухших губ ещё один поцелуй, и обхватил ладонью оставленный без внимания член любовника. Никита стал задыхаться, ощущая неминуемое приближение разрядки. Ощущение твёрдой плоти глубоко в своём теле, ласкающей руки снаружи и нежного рта, опаляющего до ожогов — всё это сводило с ума, лишая всякого контроля над собой. И Никита в конце концов не выдержал. Прогнувшись до боли в пояснице, он обхватил Сашу обеими руками, с силой, почти яростно прижимая его к себе, и кончил, издав громкий протяжный крик.       Александр, изо всех сил старавшийся продержаться подольше, едва услышав вопль Жертвы, от неожиданности сам сжал его в объятиях так, что косточки захрустели, и тут же испытал сильнейший оргазм.       Лёжа после этого на груди Жертвы, стараясь привести в норму дыхание и прислушиваясь к тому, как бешено колотящееся сердце постепенно возвращается в свой обычный ритм, Саша шумно дышал через нос, пьянея от знакомого запаха. Так трудно было поверить в реальность происходящего, и так хотелось…       — Сашка… Саша… — чуть слышно донеслось до уха, и раковину опалило горячим дыханием. — Я люблю тебя, Сашка… Люблю, люблю, люблю, больше всего на свете…       Нить, казалось, так и затрепетала от этих долгожданных слов, как и всё остальное внутри.       — И я тебя люблю, — шепнул Александр так же тихонько и чмокнул Жертву в нос. — Не бойся. Я скоро заберу тебя отсюда.       …А через некоторое время задремавший Никита услышал звук поворачивающегося в скважине ключа и скрип створки. Но встать не было сил, да и не хотелось будить Сашу — он так мило спал на груди Жертвы с таким идиотским выражением лица, что потревожить его казалось просто преступлением.       Дверь чуть приоткрылась, в комнату заглянул Валера. Его круглые глаза без слов давали понять, что он слышал весь этот процесс.       — Никита Романович, вы чего здесь… — Никита зашипел и прижал палец к губам, улыбнувшись и показав взглядом на спящего Хозяина.       Гувернёр только цокнул языком.       — Ну, голубки, даёте… — он прикрыл дверь и, видимо, пошёл на кухню, но его причитания были прекрасно слышны: — Роман Сергеевич такое не одобрит, ой не одобрит…       Никита знал, что отец не одобрит, мало того, воспротивится ещё тому, что сын выскользнет из рук, установив Связь. Но сейчас совершенно не хотелось об этом думать. Он, не выдержав, тихонько прыснул со смеху и поцеловал Сашу в кудрявую макушку.