Клыки под овечьей шкурой

      — Ну всё, всё, с богами на сегодня покончено, — прохрипел Анвилл, сжимая чёрный клок шерсти. — К Баалу эту Раншэ и её овец-оборотней, — он устало помассировал висок свободной рукой и, выдохнув: «О Немезида», — опустился на поваленное бревно. От холода всего его мелко колотило, зубы стучали, но броня, на которой мороз начертил свои простые узоры, прекрасно скрывала за пластинами дрожь, как и любую слабость; в ней, в броне, было тяжело, но уже привычно, она скрывала тело со всеми его недостатками, со всеми шрамами, и от этого становилось как-то спокойнее, как в панцире черепахи. Но только не сегодня. Сегодня Анвилл бы променял свои доспехи за любой путёвый полушубок, за местечко у камина в «Королевском крабе». Вероятно, он бы пожалел об этом в первой же схватке на выходе из таверны, но настойчивое желание согреться диктовало свои правила. А ещё Анвилла ужасно клонило в сон. Довольно ощутимо, хоть и не так сильно, как тогда, когда жизнь висела на волоске в морозном логове Мордуса, где его, находящегося на границе забытия, Фэйн вытягивал по сантиметру из крепкой смертельной хватки. Веки сами собой опускались, по всему телу разливалась неприятная свинцовая тяжесть, окружающий мир неумолимо тускнел, покрываясь чёрными пятнами, мутными полосами...       — Ты засыпаешь?..       Услышав родной голос, Анвилл встрепенулся, и предсонный калейдоскоп размытых образов слегка прояснился, когда в уши стали вливаться объёмные звуки реальности, будь то шелест листвы, травы или журчание воды. Звуки жизни. Они напоминали о том, что больше его не окружал бесконечный сад, где едко пахло розами, где правила Раншэ, богиня некромантии и скотоводства, знавшая всё обо всём или пытавшаяся таковой казаться. Постепенно становилось теплее. Мороз отступал, а вместе с ним отступал и ужас, сжимавший сердце в терновых тисках. Анвилл моргнул и отстранённо посмотрел вверх, в небо. Но вместо выцветающей синевы он столкнулся взглядом с зелёными глазами, такими бесконечно уставшими, полными беспокойства. Это был Фэйн в эльфийском обличии. Он нависал над сидевшим на бревне ящером и уже начинал откреплять свою тёмно-синюю накидку не пойми зачем.       — Что, так заметно?       — Да. Я подозревал, что в измерении Раншэ было холодно, но чтобы настолько... Тебе нужно что-то тёплое? Может, возьмёшь мою накидку? — Фэйн протянул ему накидку. — Знаю, она тонкая и её вообще недостаточно, чтобы тебя согреть, но ничего большего я, к сожалению, предложить пока не могу. Думаю, лучшим решением будет направиться прямиком в таверну. Там, я подозреваю, будет теплее, чем здесь, к тому же...       Анвилл захватил холодную руку Фэйна и с силой потянул на себя — Фэйн осёкся, выронив шёлковую накидку, и оказался на коленях ящера. Нос к носу. Они смотрели друг на друга, в свои чёткие отражения — как в зеркалах Раншэ, — и единое сердце на двоих громко застучало, быстро перегоняя кровь по телу. Оно стучало по рёбрам, стучало в барабанных перепонках. Стук его был громче пушечного выстрела, шторма, жужжания пчёл и шмелей, летавших вокруг звёздной пыли, а блеяние овец и вовсе уносилось далеко-далеко, будто и не было их на поле. Дыхание спёрло. Фэйн уже порывался что-то сказать, неловко улыбаясь, но Анвилл заткнул его поцелуем, долгим и осторожным. Мир сократился до губ, до пальцев, зарывшихся в мягких эльфийских волосах. Посторонние звуки совершенно погасли, как гаснет пламя под дождём. Стало неважно, что случилось до, что случится после. Было только мимолётное сейчас. Ящер отстранился и усмехнулся:       — Теплее.       — Чисто с логической точки зрения, — Фэйн положил руки на плечи Анвилла и придвинулся к его лицу так близко, что ящер мог почувствовать отсутствие чужого дыхания, — это невозможно, но я поверю твоим ощущениям.       — Уж поверь, — прошептал Анвилл, с удовольствием ощущая, как внутренности, напряжённые до предела в Разломе, расслабляются, что раздражение, злость, страх уходят, прячутся где-то глубоко-глубоко. — Ладно, пойдём, что ли, в...       Как призрак, сбоку возник белобрысый, спасённый из Разлома мальчишка. Заметив Фэйна, сидящего на коленях Анвилла в далеко не дружеской позе, он едва не оступился. Глаза его удивлённо округлились, губы сложились в очевидное «о», бледное лицо заметно порозовело. Маленькие голубые глазки забегали из стороны в сторону, ища хоть что-то, на что можно было обратить всё своё внимание. Из всех деревьев, кочек, его взгляд, взгляд ребёнка, заставшего своих родителей во время единения, устремился на чёрные остатки костра, будто там был зарыт самый настоящий пиратский клад — ни больше ни меньше. Парнишка стоял — недвижим, спрятавший руки за спину, застенчиво опустивший голову.       — Что-то не так? — беззлобно спросил Анвилл, посмотрев сначала на пастушка, потом на Фэйна, который сполз с его колен, отряхнулся, прочистил горло и отступил от бревна на шаг, раскрыв свой дневник где-то на середине. Зашуршали страницы, заработал карандаш. «В своём репертуаре».       — Нет-нет, с-сударь, всё так, всё абсолютно так. Я просто хотел сказать с-спасибо, — заикнулся мальчишка. — Б-большое спасибо за спасение, я вам обязан жизнью. Да б-благославит вас Люциан, — к концу он перешёл на писк, крутанулся на сто восемьдесят градусов и погнал белых овец вперёд, не оборачиваясь назад, на ходу размахивая руками, стараясь держаться так, будто ничего такого вовсе и не произошло.       Когда шелест шагов пропал и блеяние овец стало приглушённым из-за расстояния, Фэйн оторвался от своих записей и вздохнул:       — Похоже, мы только что испугали человеческого ребёнка.       — Ничего, переживёт, разве что заикаться начнёт, — Анвилл забавно фыркнул. — Гляди-ка, уже вечереет! Сколько мы пробыли в той... дыре?       — Полагаю, не меньше нескольких часов, — Фэйн поднял накидку, а Анвилл помог ему её прикрепить на законное место.       Оба прошлись по вытоптанной овцами траве, свернули на тропу возле чёрного сухого дерева, кривого, с дуплом, которое было похоже на раскрытый в немом крике рот. Зелень вскоре сменилась песчаной дорогой, а ещё позже, по мере спуска со склона, из-за кустов дикого шиповника с розовыми цветами выглянул главный тракт, вымощенный камнем. По правую сторону он вёл в небольшую деревню — неофициальное продолжение Сайсила. Издалека виднелись стога сена, деревянные дома, дымок, вылезавший из труб. По левую же сторону находилась восстановленная мельница и мост, который вёл в когда-то проклятую часть земель, где знаменитые Искатели Источника боролись со всей нечистью. Так, во всяком случае, говорил краткий путеводитель по Сайсилу, который Фэйн выучил от корки до корки.       Сзади заскрипели колёса.       Анвилл и Фэйн освободили дорогу и увидели медленно ехавшую цирковую тележку, запряжённую двумя вороными тяжеловозами. Со всех сторон она была обвешана клетками, где сидели и обезьяна, и попугаи, и крысы, и странные пушистые собаки, а кучером всего этого звериного безобразия оказался гном. Он приостановил лошадей возле старого указателя, почесал свою длинную чёрную бороду и только после этого обнаружил эльфа и ящера в стороне. Хитрая улыбка озарила его маленькое лицо, напоминавшее мордочку хорька.       — Сайсил в той стороне? — он взмахнул рукой вправо.       — Разве на указателе написано обратное? — Анвилл поморщился от запаха лошадиного пота и дёгтя.       — Указатели могут обманывать, — философски заключил гном, кашлянув. — Что ж, спасибо... добрые путники. Не прощаюсь с вами: может, мы ещё встретимся... — с сильным алеротским акцентом закончил он, щёлкнув кнутом по чёрным крупам.       По камням зацокали копыта — повозка тронулась, и все клетки задребезжали. Затявкали пушистые собачки, мечась от одного угла к другому, беспомощно скаля зубы; сине-жёлтые попугаи закаркали один за одним: «Спаси, спаси, спаси» — хлопали крылья, щёлкали клювы, и только чёрная обезьяна с выразительной мордой и умными карими глазами лишь вытянула свою волосатую лапищу из-за прутьев решётки, но Анвилл мог поклясться, что — всего на долю секунды — смотрел на самую простую человеческую руку, а не обезьянью. «С этим цирком что-то не так», — сделал вывод он, провожая взглядом красочную надпись «Цирк Скраба и Клои», пока она не скрылась за возвышенностью.       Дальнейший путь продолжился без помех: на главном тракте, ведущем в Сайсил, не было ни других путников, ни крестьян, ни повозок — только дорога да камни. Медленно становилось темнее, и вдалеке один за одним зажигались факелы на крепости, отгораживающей древнюю сердцевину города от новостроек. Некоторые огни двигались — это стражники бродили по верхней части стены, проверяя волшебные баллисты, построенные Лордом Арху и сохранившиеся до сих пор, спустя не одну сотню лет.       Развернувшись лицом к Анвиллу, Фэйн зашагал спиной вперёд.       — Мне столько материала нужно обработать, чтобы представить своё исследование в «Гарцующем коньке». Но что-то мне подсказывает, что, какие бы доказательства я ни принёс, результат будет одним и тем же: они будут сидеть на диванах в общем зале, тиская груди человеческих женщин, мерзенько ухмыляться, а под конец презентации объявят: «Фэйн, дружище, всё это ерунда. Никаких овец-оборотней не существует», — он хмыкнул. — Ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Как там у вас говорится..?       — Волков бояться — в лес не ходить?       — Точно! Именно это я и имел в виду, — Фэйн щёлкнул пальцами. — Кстати, Раншэ мне подала отличную идею.       — Какую? — подозрительно прищурился Анвилл, вспоминая своенравную богиню, хозяйку бесконечного сада.       — Изучение осьминогов.       Анвилл еле сдержал смешок:       — Ты сейчас серьёзно?       — Абсолютно серьёзно, — улыбнулся Фэйн, мечтательно прикрыв глаза. — Это просто чудесные создания, которых почему-то беспричинно все обходят стороной. Жаль, что в их исследовании мне придётся ссылаться только на энциклопедию Хуберта.       — Морская одиссея, значит? Ар-р-р, где моя бутылка рома и верный попугай?       Фэйн, не выдержав, громко расхохотался.       Сайсил. Они добрались до него довольно быстро. Как раз тогда, когда рынок начинал пустеть, а солнце — прятать свои многотысячные хвосты за горизонтом. Гул сменялся естественным безмолвием и пением последних соловьёв, провожавших ещё один будний день и баюкавших молодой вечер. За время, проведённое в измерении Раншэ, тучи рассосались, освободив от своих бесплотных и бесформенных телес тёмно-фиолетовое небо. От прошлого ненастья остался лишь ветер, угонявший остатки серости за морскую полосу на западе, где плескалась среди изумрудных волн летучая рыба, сверкая своей серебристой чешуёй.       Переступив порог «Королевского краба», Анвилл и Фэйн оказались в объятиях тепла. Весёлый дух таверны проникал под кожу, под чешую, весь воздух им пропитался, насытился жизнью, песнями, байками морских волков, запахом пота, эля, пива, гудением старинного камина, возле которого грели свои спины два полосатых кота. Люди пели, люди бранились, люди смеялись, разливая выпивку по массивным кружкам, металлическим, с грубой ручкой. Седой музыкант играл на рояле. А в самом конце, за круглым столом, развернулась целая сценка. Тот же самый владелец овец — его трудно было не узнать, — ранее рыдавший навзрыд, сидел улыбающийся за столом, целуя в макушку мальчишку-пастушка, который рассказывал: «Батько, а батько, ты не представляешь, что со мной приключилося...» Волкодав у их ног радостно лизал ладони то своему хозяину, то хозяйскому сыну.       Трактирщик, худой мужик, с жиденькой бородкой, в зелёном однотонном фартуке, протирал кружку красной тряпкой, поверхностно оглядывая своих посетителей. Кому-то он подливал выпивку из деревянной бочки, кому-то бросал короткую шутку, получая иногда в ответ улыбки. Лицо его, расслабленное, выражало эмоцию более всего близкую к удовольствию. Хоть щёки трактирщика не заплыли жиром, а тело не напоминало свиную тушу, у него явно был и кров, и еда каждый день. Он явно не жаловался на свою жизнь, не проклинал судьбу, отточенными движениями принимая деньги от завсегдатаев и складывая их по монете в свой кошель за поясом. В больших глазах его отражался огонёк масляной лампы.       — Нам бы комнату на двоих, — Анвилл громко прокашлялся, привлекая внимание тавернщика, который уже направлялся в его сторону.       Мимо прошла белокурая официантка, покачивая широкими бёдрами.       — Прямо-таки на двоих? — трактирщик ехидно, оценочно осматривал то ящера, то Фэйна в обличии эльфа. В его взгляде без труда можно было прочитать: «Ну и кто у вас сверху?» Анвилл досчитал до десяти, ощущая, как источник покалывает пальцы, готовый выплеснуться в виде заклятия. Он посмотрел на Фэйна, безмятежно перечитывавшего свои заметки. И сам немного успокоился.       — Да, — кивнул Анвилл. — Хотите присоединиться к нам? — ящер подмигнул и насмешливо оскалился, показывая острые как бритва зубы, выглядевшие более чем устрашающе.       — Я не падок на эльфийскую красоту, — сказал трактирщик, прищурившись, и протянул на грубой ладони ключ. — Вот. Комната на втором этаже, прямо по коридору и направо. Развлекайтесь. Но сначала... — Мешочек с золотыми монетами со звоном упал на столешницу.       Скрипучие ступени, скрипучие половицы второго этажа, щелчок ключа, визг открывающейся двери. Комната. Не просторная и не узкая, достаточно тёплая, она напоминала каюту Даллис, обставленную намного беднее: в ней не было ни шкафчиков со склянками духов и зелий, ни личной библиотекой, ни рабочего стола с секретером, ни мягкого ворсистого красного ковра, ни картин. Одна только роскошь — сундук с крепким замком. Из открытого окна тянулось остывающее дыхание приближающейся ночи, а свет факелов проникал внутрь с древнего рынка.       Лязгнув доспехами, Анвилл опустился на жёсткую кровать.       — Я так устал, Фэйн.       — Я не удивлён, — улыбнулся Фэйн в последний миг, перед тем как снять маску Перевоплощений. — Тебе надо бы расслабиться, — он присел рядом, аккуратно поставив маску на прикроватную тумбочку. — Помочь снять доспехи?       — Да, не отказался бы от помощи. Самому с ними долго возиться.       Фэйн принялся расправляться с ремешками — вскоре грудь, плечи, спина, хвост Анвилла освободились от тяжести панцирной брони, и ящер вздохнул с облегчением, устраиваясь на кровати как можно удобнее, оставшись в одном поддоспешнике и широких штанах. Фэйн же прекрасно чувствовал себя и в своих лёгких доспехах — его-то кости от этого не пострадают. Он улёгся рядом, и Анвилл скосил на него взгляд.       — Может... — Анвилл приобнял Фэйна за плечи, — снова погрузимся в твои, м, интерактивные воспоминания?       — Прямо сейчас? Я бы... ну... да, можно было бы. Я просто хотел пересмотреть свои записи в дневнике и...       — На дневник у тебя будет ещё полно времени, — усмехнулся Анвилл. — А вот я могу и заснуть.       Источник вокруг заискрился зеленоватым маревом, воздух зашипел, словно это был огромный невидимый змей, и вся комната погрузилась в почти прозрачный поток. Тихий звон заглушил спокойное дыхание ящера, его сердцебиение, и стало казаться, что от таверны не осталось ни единого следа. Вокруг раскинулся Чертог Отражения, но не холодный и отчуждённый, а напитанный уютом и теплом. Анвилл закрыл глаза, втянув в себя незначительную часть источника Фэйна, и сознание его погасло лишь для того, чтобы загореться ярче в интерактивных воспоминаниях.       Анвилл поднял веки.       Яркий свет ослепил его на мгновение.       — Погасить солнце? — прошептал на ухо Фэйн. Анвилл почувствовал, как тёплые руки скользнули по его талии и ненастойчиво обняли.       — Не надо, мне и при свете хорошо, — сказал Анвилл, положив свои руки на руки Фэйна. Мягкая, шёлковая, серая кожа соприкоснулась с синей чешуёй. Жар к жару. Так они стояли вместе. Анвилл не видел лица Фэйна, но почувствовал, как тот опустил голову ему на плечо. Молчание. Долгое, но лёгкое, будто рассчитанное на то, чтобы было время насладиться пейзажем, сотканным только для них. Их окружали высокие сосны, чьи стволы горели оранжевым пожаром; запахи хвои, смолы, морской соли смешивались между собой в особый береговой аромат; качались тени, отбрасываемые от белых облаков. Идеальная синева — совсем не такая, как в Сайсиле, — ласкала зрение. Чистая и неподдельная, несмотря на то, что всё вокруг — всего лишь воспоминание. — Может, присядем где-нибудь?       — Конечно, — Фэйн указал на самый обрыв, где волны далеко внизу вгрызались в отполированный белый берег. Он выступил из-за спины Анвилла и лёгким шагом направился в нужном направлении, мельком поглядывая на ящера, даря ему скромную улыбку. Анвилл не мог не улыбаться и сам, поймав мягкую руку, ведомый ею.       Они сели на краю, свесив ноги, так что радужные брызги щекотали их голые стопы. Мягкий бриз играл в белых волосах Фэйна. И Анвилл, чувствуя искры, спешащие от самого сердца, коловшие пальцы, обернулся к последнему на свете Вечному, грустно смотревшему на море. Он придвинулся и обнял его за плечи, ощущая искусственное тепло. Фэйн повернулся к нему лицом, и Анвилл погладил его по щеке.       — Не только я один скучаю по родине, — заметил ящер, глядя глаза в глаза. — Ты в последнее время подозрительно много об этом молчишь. Снова винишь во всём одного себя, я угадал?       Фэйн перехватил ладонь Анвилла и сжал её.       — Это не важно, — чопорно ответил он. — Теперь у меня нет родины. И, я подозреваю, никогда её не было. Мне просто надо с этим смириться.       Прибой обрушился на острые скалы, распался на мелкие бурлящие пряди, потемнел, и новая волна с гребнем из пены погибла, столкнувшись с землёй, как смертник. В этом месте не было никого, кроме них и бесконечного зелёного моря. Абсолютное уединение. Ни единого звука не вырвется из этого такого реального сна... И тут Анвилл вспомнил, что кольцо, то самое кольцо, которое он выбирал специально для Фэйна, которое хотел подарить, осталось в реальности, в рюкзаке. Он с досадой вздохнул. «Ну что же, придётся обойтись пока без кольца».       — Я тут подумал... у вас, у Вечных, есть какие-то традиции по отношению к свадьбам, помолвкам? Ну, иными словами, к заключению союзов.       — У нас? Какой интересный вопрос ты поднял, Анвилл. — Ветер потрепал рукава тёмно-синей шёлковой робы Фэйна. — Припоминаю, что «свадьба» (в вашем понимании) длилась три дня. Целью её было созидать что-то вместе, стать единым целым в желаниях и намерениях друг с другом. В первый день будущие супруги настраивали общую «космическую каплю» на повиновение своим желаниям, на второй разделяли получившийся материал на две части, а на третий день вместе решали, какой основной формой будет обладать парное изделие прямо у алтаря, где немигающий взгляд вселенной был свидетелем «бракосочетания».       — Как...       — Сложно?       — Да, — Анвилл склонил голову набок. — А что за «космическая капля»?       — А, это, — Фэйн улыбнулся, прикрыв глаза. — Это такой особый материал, который представлял из себя нестабильную материю, которая в природе не имела зафиксированной формы. Название она получила из-за того, что выглядела как кусочек звёздного космоса.       — И больше её нигде не найти?       — Подозреваю, что нигде.       Анвилл набрал побольше воздуха в грудь.       — Клянусь всегда быть с тобой, — выпалил он, глядя в звёздные бесконечные глаза, в которых вмещался целый космос. Фэйн опешил — это было видно, по его лицу: брови его поднялись, глаза распахнулись шире, а губы растянулись в растерянной улыбке.       — Анвилл, я...       Анвилл заключил ладонь в своих руках — мягко и не настойчиво, боясь спугнуть.       — Я, наверно, прозвучал как полный дурак, да?       — Нет, ни в коем разе, — второй ладонью Фэйн прикрыл тыльную сторону руки Анвилла. — Я тоже клянусь, что буду с тобой до конца жизни и дальше.       — А вот сейчас мы оба звучим как влюблённые недоумки, — Анвилл усмехнулся, убрав белёсую прядь волос со лба Фэйна, мимолётно коснувшись подушечками пальцев фиолетового камня, который горел изнутри мягким пламенем, был тёплым и гладким. «А в реальности он всегда холодный».       — Ну и пусть.