Клыки под овечьей шкурой

      — Что за..? — это было первым, что успел произнести Анвилл перед тем, как глянуть вниз. Ноги его стояли на узкой тропе, по обеим сторонам которой раскрывала свою бесконечную пасть звёздная бездна; повсюду была мгла и миллионы-миллионы сверкающих вспышек, белых, жёлтых, мигающих разными цветами. Там же, в черноте, образуя из себя хаотичные спирали, парили гравированные тёмные камни. Сердцевины их горели бледно-призрачным светом.       Сердце ящера сжалось, скрутилось в маленький, колотящийся шарик, пот выступил на его лбу и, липкий, покатился по переносице, по наросту, которым заканчивался подбородок, по шее. Заметно похолодало. Изо рта вырывались облачка пара и сразу же терялись в странном плотном пространстве, давившем на грудь. Коленки Анвилла задрожали — он вцепился в плечи впередистоящего Фэйна и, зажмурившись, принялся повторять: «Это всего лишь кошмар, всего лишь кошмар», однако «кошмар» всё никак не собирался исчезать, даже наоборот — его путы только сильнее и сильнее охватывали тело и разум, шевелясь в сознании словно бесплотные черви. Анвилл сильно ущипнул себя за руку, сругнулся на родном наречии — не помогло. Значит, это что ни на есть самая настоящая реальность, а вовсе никакой не кошмар, хотя хотелось верить в обратное.       Так они и застыли. Фэйн — в преддверии чудес, Анвилл — сдерживавший животный ужас, готовящийся вырваться с воплем из его глотки.       — Спокойнее, Анвилл, спокойнее, — Фэйн погладил костяной пятернёй стиснутые на своём доспехе когтистые пальцы ящера. — Представь, что это самая простая иллюзия, всего-навсего заигрывание с твоим разумом: здесь нет никакой высоты. В этом месте она весьма относительна да и вообще не имеет значения. Мы никуда не падаем и не упадём. Старайся не смотреть вниз.       — Просто не смотреть? Так под ногами — сраная бездна, — голос Анвилла надломился. — Баал, сожри мою душу... — он сделал глубокий вдох, зажмурился, досчитал до десяти, снова открыл глаза и, вздёрнув подбородок, всячески начал отвлекать себя, мыча в мыслях мелодию одной старинной песни из такого далёкого теперь детства. «И скоро погибнут тени». Воспоминание скрежетнуло своими стальными когтями по душе, и перед глазами мелькнула картинка: Рахим, сидя на своём скрипучем табурете, хрипло поёт, а Анвилл, будучи ещё шестилетним ребёнком, лежит на кровати, укрывшись едва ли не с головой тёплым пуховым одеялом. Раб снисходительно улыбается, щурясь от рыжего света масляной лампы, его хвост со сломанным кончиком бездвижно покоится на полу, а за окном стрекочут цикады и так сильно пахнет жасмином, что кажется, будто аромат впитался в лёгкие и, превратившись в цветы, зацвёл прямо в них, распустив внутри шлейф из белых цветов...       Когда Фэйн сделал первый шаг вперёд, Анвилл встрепенулся и последовал его примеру, медленно выходя из оцепенения, хотя зуб на зуб до сих пор не попадал. Воздух не прогрелся ни на чуть, и в доспехах без меховой обивки изнутри становилось всё холоднее и холоднее. Коленки по-прежнему дрожали.       — Погляди. — Расслышал ящер, ступая по пружинистой травянистой тропе, которая будто нарочно петляла туда-сюда, обрывалась и резко сворачивала. Звёздные кострища тускло освещали путь, и, чем дальше позади оставался Разлом, тем гуще начинала клубиться плотная, почти непроницаемая дымка. — Это же... мост!       — А на нём тролль, который взымает плату за проход, — съязвил Анвилл и тут же закусил язык, когда и сам заприметил самый настоящий каменный мост, вокруг которого кружился водяной водоворот — брызги блестели, светились изнутри. Рядом с одним мостом был второй и третий, четвёртый... все они, соединённые перекрёстком, вели к гранитным ступеням, уходящим высоко вверх.       Фэйн снова шагнул. Анвилл проглотил жёсткий комок, застывший в горле, и неуверенно двинулся следом. Не опуская головы, он сжал потуже челюсти, осматривался по сторонам, продолжая напевать про себя «И скоро погибнут тени», и, чем больше сосредотачивался, тем чаще замечал диковинки вокруг себя. Вот взгляд его остановился на островках земли, парящих справа и слева. На них раскинулись кустики Шептун-травы, дурманящей Друдены, Фархании, там же росли белые грибы и много всего ещё, включая виноградные дебри с чёрными гроздьями, словно это был чей-то огромный безграничный сад. Возникал лишь вопрос: «Чей?»       Анвилл передёрнул плечами и тут же обратил внимание на «потолок». Сверху висели кривые и ровные, в золотых, серебряных, деревянных рамах многотысячные зеркала, зависшие в воздухе. Их не поддерживали ни стены, ни что бы то ни было ещё. В них отражались рассветы и закаты, леса и озёра, лиловые горы и бархатные моря. Звуки смешивались в один почти осязаемый гул.       — Что это за место? — поражённо промолвил Анвилл, когда они, пригнувшись, чтобы не задеть водоворот, поднимались по гранитным ступеням — вверх, вверх, вверх.       — Пока даже я не имею ни малейшего понятия, — ответил ему Фэйн, по-прежнему придерживающий его за руку. — Удивительное измерение, не правда ли?       Снова сглотнув, Анвилл едва не стукнулся головой о портрет неизвестной, но, несомненно, важной дамы в роскошном платье. Взгляд её фиалковых глаз прожигал насквозь, чёрные волосы волнами спускались до самой талии, а в руках она крепко сжимала позолоченный скипетр. На коленях её сидела странная серая птица со скудным хвостом и тремя перьями на макушке.       — Что на портрете делает самка павлина? Может, в этом спрятано какое-то символическое значение? — Фэйн резко остановился, так что Анвилл столкнулся с его спиной. Отстранившись, ящер фыркнул:       — То есть тебя абсолютно не волнует, что картина, как и всё здесь вокруг, летает в воздухе просто так?       — Ну, технически... нет. Скорее всего, это измерение подчиняется своим собственным правилам, как, например, карманное измерение импов, потому я особо и не удивлён подобным... особенностям.       — Ты безнадёжен, Фэйн.       — Не исключено.       Они поднялись по ступеням, и Анвилл расслабился, ощущая неприятную дрожь во всём теле. Теперь они стояли на твёрдой земле, а, точнее говоря, на тёмных плитах, среди которых прорезался зелёный мох, тусклая трава, маковые цветы. Густая белёсая дымка вилась у самых ног. Мелко вибрировали зеркала, кружился на месте портрет, «рунические» камни, и только на своих обычных местах оставались островки с живой растительностью и незамерзающие водовороты внизу. Сквозь сырость и хрустящий холодок прорезался аромат распустившихся роз: далеко впереди раскинулись целые заросли жёлтых, алых, белых, оранжевых цветов. Покрытые колючками, они ощетинились своим единственным оружием, готовясь встретить беззащитные ладони, пальцы, пустить кровь, напиться ею по-вампирски, окраситься в красный...       Фэйн восторженно ахнул. Анвилл, моргнув, сначала не понял, что же вызвало у его спутника такую реакцию, но вскоре и сам наткнулся на кое-что действительно знаменательное. На целое стадо чёрных овец-оборотней — стук копыт по плитам, неразборчивое блеяние. Они окружали стальные клетки, накрытые тёмно-фиолетовыми тканями, и причудливого вида ступени, ведущие куда-то ещё выше, однако было не разобрать, что же находилось там, на самом верху, за скоплением кучевых облаков.       — Ну здравствуйте, давно ожидаемые гости, — раздалось сверху. Зеркала над головой Анвилла закачались, завертелись и все разом обратились к нему своей гладкой поверхностью, так что он смог без труда разглядеть свою бледную физиономию да макушку Фэйна, не покрытую шлемом.       Пушистые облака, ползавшие по ступеням, точно жирные слизни, расступились, когда голос, звенящий и чистый, затих. Как оказалось, за белыми клоками скрывались ещё ступени, ведущие к массивному каменному трону, на котором восседала незнакомка в длинном фиолетовом платье, скрывавшем её щиколотки. Издалека было не разобрать её лица, но зато Анвиллу удалось рассмотреть, что на руках её блестели браслеты, а спинка трона была инкрустирована драгоценными камнями, что переливались даже при тусклом звёздном свете.       Крупная овца-оборотень повела носом, оторвавшись от желтоватой берцовой кости, которую до этого тщательно глодала, и показательно зафырчала, ощетинившись. Овцы поменьше повернули головы в сторону «гостей» и, оскалившись, зашипели. Мурашки пробежались от затылка до кончика хвоста Анвилла, когда воображение нарисовало, как острые клыки четвероногих бестий впиваются ему прямо в шею. Он выхватил своё копьё из-за спины, крепко сжал древко, не спуская глаз с агрессивного стада, и занял выжидательную стойку. В отличие от него Фэйн высвободил из ножен парные кинжалы, аккуратно, заботливо и мягко положив перед этим на землю, покрытую тёмно-серыми плитами, свой личный дневник. Оба были готовы к бою. Переглянувшись, они ожидали нападения.       — Тише, Милли, Гилли, Тара, — ласково проворковала таинственная женщина в фиолетовом платье. — На гостей не шипят.       В ту же секунду всё стадо успокоилось: овцы опустили морды, перестали принюхиваться; некоторые из них легли на землю, сложив ноги под себя, как сделали бы это любые самые обычные овцы. Анвилл облегчённо выдохнул, но копьё так и не убрал. Фэйн же спрятал кинжалы в новые ножны, бережно взял в руки дневник, карандаш и, бормоча себе что-то неразборчивое под нос, принялся делать быстрые заметки, зарисовки.       — Представитесь сами, полагаю? Не то чтобы это было необходимо, но таковы правила приличия. — Зеркала подлетели поближе к Фэйну и Анвиллу, пока властительница овец-оборотней зевнула, скучающе прикрыв ладонью рот.       — Фэйн, учёный, — скромно склонив голову в вежливом поклоне, сказал Фэйн, оторвавшись от своих записей. Далее он, достав из-за пояса безумно мигающий свиток, тихо пробубнил следующее: — Да, я, в принципе, ожидал подобной реакции от свитка, когда заметил овец-оборотней, но почему-то мне казалось, что она будет чуть менее интенсивной...       Очередь дошла до Анвилла, однако он позволил себе помолчать несколько мгновений, чтобы явственно прочувствовать неприлично затянувшуюся тишину, потирая костяшки пальцев. Над головой вспыхнуло несколько ярких взрывов — от синего цвета до ярко-красного, — пронёсся едва различимый ветерок, принёсший с собой аромат роз, утробно зарычала самая громкая и крупная овца-оборотень (она стояла возле клеток, покрытых тёмно-фиолетовой тканью). Тяжелое напряжение начинало давить на хребет. И только тогда, когда уже и Фэйн стал неуютно переминаться с ноги на ногу, Анвилл развёл руками с простыми словами:       — Анвилл, младший наследник ничего и повелитель ничто. Вот и все мои богатства.       Ветер подул сильнее, и тёмно-фиолетовые покрывала, скрывавшие содержимое клеток, слетели вниз с едва заметным шуршанием. Ящер перевёл в ту сторону и беззвучно раскрыл рот, когда смог разглядеть, кто же был в них заточён. То были обычные овцы, где-то около пяти, а среди овец стоял, прижавшись к решётке, пастушок — человеческий мальчишка, тихо хныкающий, белокурый, худой, как щепка, и долговязый.       — Фэйн, — незнакомка поднялась и степенно стала вышагивать вниз по ступеням, мерно стуча каблуками. — Анвилл... Рада приветствовать вас в моей обители, Пробуждённые. Моё имя Раншэ. Вы наверняка слышали обо мне или читали.       — Да, безусловно, я слышал о вас, — пылко начал Фэйн, прошелестев страницами. — Вы богиня скотоводства и некромантии, вы именно та, кто создал овец-оборотней. Я надеялся, что, так или иначе, встречусь с вами лично, и оказался прав. Вы не представляете, сколько у меня к вам вопросов по поводу... по поводу всего.       — Умный мальчик, — мурлыкнула богиня. Теперь расстояние не скрывало её лица: одна половина его принадлежала черноволосой красавице, а вторая — обнажённым костям черепа. На шее её висела простая подвеска с единственным камнем — чистым янтарём. — Ты пришёл за знанием, которое так жаждешь. Это в твоей природе — любознательность и чрезмерное любопытство, даже, можно сказать, ненасытность. А второй, — она перевела взгляд своего единственного фиалкового глаза, подёрнутого серой плёнкой, на ящера, — второй тут оказался только из-за тебя. Он всегда рядом, держит тебя за руку, не отпуская, будто боясь потерять. У него, как и у тебя, было много потерь, и теперь вы — вместе...       — Похоже, вы получаете истинное наслаждение озвучивая самые очевидные вещи, — усмехнулся Анвилл, показательно погладив Фэйна по плечу, проведя ладонью по тому месту, где, за кольчужными вставками брони, находились лопатки. — А ещё вы крайне увлечённо читаете чужие мысли.       — Не без этого, — улыбнулась Раншэ, усаживаясь на ступень. В руках её тут же материализовалась конская уздечка, и во власти её костяной пятерни и мягкой ладони оказались ремешки, трензель. Единственный глаз прищурился, выискивая оплошности. — За вами было весьма интересно наблюдать с тех пор, как вы так любезно обзавелись моим драгоценным свитком...       — И всё это время вы следили за нами? — без особого удивления поинтересовался Фэйн. Анвилл лишь поморщил нос: его совершенно не радовал тот факт, что какая-то там богиня лезла туда, куда её не просили лезть. Едва заметная злость заклокотала в его груди, но быстро истаяла, когда он снова взглянул на Фэйна, спокойного и уравновешенного, каким привык его видеть всегда.       — Не денно и нощно, конечно, что вы, — рассмеялась чистым смехом Раншэ. Когда смех иссяк, она кокетливо склонила голову набок, приложив палец к своим алым губам на «живой» половине лица. — Когда рутина наскучивала, я могла посмотреть, как развиваются ваши отношения. Никогда бы не подумала, что вы сойдётесь, приемник Зорл-Стиссы и приемник Амадии... Но сейчас не об этом. Должна сказать, что сегодня просто чудесный день, — она помолчала, пока морозный воздух хрустел, пропитанный источником насквозь. — Впервые за долгие века этот проклятый свиток в пределах моей досягаемости... Как же я рада, что хоть кто-то умелый осмелился добраться до самой моей обители за Разломом. Раньше свиток оставался где-то на полпути, в Ривеллоне, куда не дотягивались мои руки, но теперь... теперь всё изменилось. Вы так любезно принесли проклятую бумагу сюда, и теперь мне ничто не помешает его уничтожить!       — Погодите... Уничтожить? Но это же... кощунство чистой воды! — незамедлительно среагировал Фэйн. — Какой смысл вам его разрушать?       — Фэйн, — начала Раншэ. — Видишь ли, мои чудесные детища уже успели настрадаться от полоумных искателей приключений, которые грезили сотворить доспех из их шерсти, как сделали это Искатели Источника. Вы просто не представляете, сколько хлопот мне всё это доставляло, когда свиток оказывался в руках какого-то идиота, который только и знай, каким концом меча нужно тыкать в своих противников. От них я пыталась тщательно «заметать» следы своего последнего стада, открывать Разломы в безопасных местах, перепробовала все средства, но ничего не помогало против силы драгоценного свитка. Признаюсь честно, я устала. Потому я так любезно предполагаю, что вы, благородные Пробуждённые, будете так любезны отдать свиток мне. Добровольно.       — Добровольно? То есть бесплатно? — убрав за спину копьё, встрял Анвилл, вильнув хвостом, так что пластины брони неприятно скрежетнули. — Вы, наверно, шутите над нами, а, Раншэ? Вы не представляете — хотя, может, и представляете, — через что нам пришлось пройти, чтобы добыть этот проклятущий свиток. Отдавать его «добровольно», даже вам, я не намерен. Этот свиток Фэйна. И только его.       — Ты, милый Анвилл, упускаешь одну важную деталь, — проворковала Раншэ, хотя воздух вокруг, казалось, похолодел сильнее прежнего, обжигая чешую. — Этот свиток был создан только мной — и только мне он обязан принадлежать.       — Кстати, раз уж вы об этом заговорили, — перевёл на себя внимание Фэйн, — как ваш свиток, уважаемая Раншэ, оказался в Ривеллоне, если ваша длань, как вы сказали ранее, не способна достигнуть нашего измерения? Для кого вы создавали этот свиток и зачем?       — Какие интересные вопросы ты задаёшь, Фэйн, — после недолгой паузы ответила Раншэ. — Но, увы, ответы на них не предназначены для смертных ушей. У богини же должны быть свои секреты, верно? — она улыбнулась одной частью лица, а другой — демонически оскалилась.       — Это как-то связано с пастухом, который попросил благословить своё стадо, не так ли? — Фэйн выжидательно занёс над одной строкой карандаш.       Раншэ вздохнула. Анвиллу даже показалось, что в её вздохе он смог разобрать какую-то печаль, смешанную с явным раздражением, которое богиня до сего момента тщательно скрывала. Вероятно, весь этот разговор на самом деле не вызывал у неё особых восторгов.       — Как же я люблю настойчивых, — горько рассмеялась Раншэ, и уздечка исчезла. Она подпёрла одной рукой щёку. — Но вы слишком много задаёте правильных вопросов, позабыв, кому принадлежит это измерение, — она щёлкнула пальцами, и свиток, безумно мигавший за поясом Фэйна, исчез и попал во власть её рук. Не прошло и минуты, как от пожелтевшего пергамента не осталось и следа — его скрутили, разорвали на мелкие клочки, сожгли, и серый пепел полетел вниз-вниз, ныряя в бесконечный космос. Фэйн проследил за этим бесчинством с единственным словом: «Кощунство».       — А вот теперь можно и поговорить, — безмятежно улыбнулась «живой» своей частью Раншэ.       — Вы только что уничтожили реликвию, вы же это понимаете? Он ведь мог послужить благому действу.       — То бишь его исследованию, — перевёл Анвилл.       — Ах да, — расхохоталась Раншэ, — исследование. Может, тебе стоит избрать простой путь и изучить, например, осьминогов, — она спустилась со ступеней и приблизилась к самой большой овце в стаде. Погладила её по макушке, и та довольно заурчала. — Понимаешь ли, моим детям не нужно много внимания со стороны общественности. Лично меня вполне устраивает, что каждый порядочный человек или нелюдь в Ривеллоне считает их простой байкой, дабы пугать необразованных пастухов.       — Вас устраивает, а меня, уж простите, нет, — тихо сказал Фэйн.       — Вот-вот, дамочка, — поддержал его Анвилл. — Вы же сами говорили, что наблюдали за нами, как только у нас в руках оказался свиток, потому наверняка видели, сколько усилий он прилагал, сколько насмешек выслушал от тех тупорылых гоблинов из «Гарцующего конька». У вас что, божественное сердце совсем сгнило? Впрочем, чему тут удивляться, раз уж даже Семеро оказались теми ещё сукиными выродками, — он выразительно пожал плечами. — Впрочем, нам больше нечего тут ловить. Идём, Фэйн, найдём тебе осьминогов.       — «Дамочка», — Раншэ покривила рот. — «Сукины выродки». Похоже, вам необходимо поучиться манерам, — она щёлкнула пальцами снова, и два её «дорогих гостя» оказались в клетке рядом с мальчишкой и пятью обычными овцами. Пастушок обратил свой взор к потолку стальной клетки и тихо — дрожащим голосом — стал молиться: «Спаси меня, Люциан, спаси».       — Эй, — Анвилл вцепился в прутья решётки, — что это вообще такое?! Так-то вы проявляете своё гостеприимство?       — Только к особенно заносчивым гостям, — Раншэ хлопнула в ладоши — и снова она держала уздечку, подтягивая ремешки, звеня трензелем. — Представляете, а я ведь едва не стала с вами торговаться. Я бы могла отдать вам оборотный камень дракона за...       — Оборотный камень дракона? — Анвилл расширил глаза. — Как... он у вас оказался?       — Как же я обожаю, когда от меня ждут искреннего ответа, последнюю истину, откровение... Ну что же, слушай. Одна моя овечка принесла. Я хорошо помню её воспоминание: она нашла тело среди песков, когда была ужасно голодна, готовая дорваться до любого мяса, но мёртвого ящера откушать она не смогла: на нём была броня, вся заляпанная застывшей кровью, да и разило от него серой и пеплом...       — Как его звали? Как?! — вдруг вспыхнул Анвилл.       — Ну-ну, не торопи события, Анвилл, — богиня покачала пальцем с длинным ногтем из стороны в сторону. — К тому же на оборотных камнях не пишут имён. Ты это прекрасно знаешь. Так вот, возвращаясь к нити нашего повествования. Если не считать броню, из отличительных признаков мне запомнился лишь цвет его чешуи (зелёный) и длинный шрам на плече. Вы, ящеры, на самом деле, не особо отличаетесь друг от друга...       — Когда это было?       — Лет восемь назад.       — Восемь лет... — Анвилл припомнил хитрую полуулыбку зелёного ящера, гибкий лук за его спиной, чёрный колчан. — Ирссх... Где этот оборотный камень?       Щелчок пальцами, и в правой руке Раншэ оказался бирюзовый камень в оправе. Она подбросила его вверх и ловко поймала. Снова подбросила и поймала. Анвилл следил за камнем, не спуская глаза.       — Отдайте, — твёрдо сказал он, вытянув руку сквозь решётку. — Это моё.       — О, ну я даже не знаю, — улыбнулась Раншэ. — Этот камень достался не так просто, как это могло показаться. Это стоило мне некоторых усилий, так что, увы, не могу. За бесплатно — не могу.       — Сучка... — выдохнул Анвилл, отстранившись от решётки, когда овцы-оборотни зарычали. — Вы, Раншэ, самая настоящая сучка.       — Удивительно, — не прекращала улыбаться Раншэ. — Я, значит, сучка, а ты — хороший, хотя говорил мне точно такие же вещи. Как интересно.       Анвилл махнул рукой. Какой смысл было распинаться перед этой всемогущей (в Разломе) гарпией?       Фэйн, заглядывая в глаза, участливо положил костлявую пятерню на плечо ящера, и тот крепко сжал её, выдохнув из себя белые клубы злости, чувствуя, как источник уже покалывает кончики пальцев, готовясь высвободиться в виде заклятия.       — Спасибо, — шепнул Анвилл.       Фэйн молча кивнул.       — Мне вот что интересно, — вдруг громко сказала Раншэ. — А если я сделаю так, — Анвилл услышал щелчок, и в следующее мгновение почувствовал, как его лапы оторвались от пола — высеклись быстро истлевшие искры. Теперь он парил в воздухе вверх ногами, высоко-высоко, так что клетки казались малюсенькой точкой, а встревоженный окрик Фэйна остался где-то в другом мире, где было теплее и лучше, где ужас растворялся, когда знакомый голос шептал нравоучительным тоном всякие заумные глупости... Внутренности скрутило от страха.       — Ты не дракон, чтобы летать, — усмехнулась совсем рядом богиня, тепло сказав ему это на ухо. — Боишься высоты, Анвилл, — промурлыкала она. — Я это знаю. Я всё знаю о тебе. Я помню, твоих братьев, увлекавшихся некромантией. По сравнению с ними ты ничто, слышишь? Пробуждённый Зорл-Стиссы. Ха, да без неё ты никто. Что ты такого сделал за свою короткую жизнь? Убил своего слугу? Незаконно торговал рабами? Избивал беспомощных, не способных тебе ответить?       — Вы... — хрипло отозвался Анвилл. — Вы... Я...       — Как интересно. Я думала, страх тебя скрутил настолько, что ты не способен из себя выдавить ни одного слова. Я поражена.       — Высота... — прошипел Анвилл. — Я... — ящер раскрыл глаза — дыхание его участилось. — Я...       — Что? — приблизилась Раншэ.       — Не выродок!       Как гремучая змея Анвилл сделал бросок и когтями вцепился в платье, в плоть на всей правой стороне богини.       — Ну, щёлкни ещё раз своими пальцами, — Анвилл вцепился клыками в её плечо, не чувствуя металлического крови, будто кусал деревянную куклу.       Раншэ громко рассмеялась. Смех её, казалось, сотряс всё пространство вокруг. Анвилл остранился, повиснув в воздухе, стараясь не смотреть вниз.       — А ты не робкого десятка, это у тебя не отнять, Анвилл. Я теперь понимаю, почему Зорл-Стисса избрала тебя.       Она щёлкнула пальцами, и Анвилл снова оказался в клетке, дрожащий как осиновый лист, едва держащийся на ногах.       — Что случилось? — спросил Фэйн, когда Анвилл опёрся о его плечо. — Куда ты пропадал?       — Я просто... мне удалось полетать, — вяло улыбнулся Анвилл. — Не беспокойся, со мной всё в норме.       — Точно?       — Абсолютно.       А тем временем на центральной платформе фиолетовым цветом горел призывной круг. Фэйн подозрительно ещё раз осмотрел Анвилла с ног до головы и принялся примерно набрасывать форму круга и трёх баранов, которые возникли из него.       — Приветствую, дорогой Фрэд, — возвышенно раздался голос Раншэ, и Анвилл исподлобья посмотрел, как богиня протягивает свои руки, касается почерневшей шерсти барана, и бывший труп Фрэда вскакивает на ноги с шипением.       — Ну-ну, — Раншэ погладила его по холке. — Добро пожаловать домой.       Пока Раншэ была занята, Анвилл быстро зашептал:       — Нам пора, Фэйн, воспользуйся своей пирамидкой.       — Но у меня ещё есть вопросы, — Фэйн заглянул в свои заметки. — Не сказал бы, что масса, но кое-какие остались. Например... — он постучал карандашом по обложке дневника. — Мне интересна продолжительность жизни среднестатистической овцы-оборотня. Есть ли у них иерархия? Если да, то какая? А ещё мне бы добыть клочок шерсти одной из них...       — Клочок шерсти, значит, — оскалился Анвилл. Он вытянул руку вперёд, к самой близкой чёрной овце-оборотню, и с силой рванул чёрный завиток. Овца-оборотень шарахнулась и, выгнув спину точно как кошка, клацнула челюстями, едва не ухватив Анвилла за предплечье. — Вот. Клок шерсти, как и заказы...       — И вы туда же, — устало произнесла Раншэ, приблизившись к клетке. Она была выше Анвилла минимум на три головы, смотрела на него сверху-вниз, единственный глаз не выражал решительно ничего. Только в односторонняя мерзкая ухмылка сквозила чистым раздражением. Вот уже богиня потянула руки сквозь прутья решётки — Анвилл, схвативши руку Фэйна, резко выкрикнул:       — Фэйн, давай!       Синяя пирамидка замигала, зашипела, и Фэйн, Анвилл, пятеро овец и пастушок исчезли в белой вспышке, оставив Раншэ пустые клетки.