Crucible

Родившиеся и прожившие долгую и счастливую жизнь в мирных временах никогда не поймут нас, чья юность пришлась на время ненависти и насилия, ожесточенной борьбы, на время страстей, развернувшихся вокруг избранности и права на первенство в магическом сообществе. Распределенная Шляпой на самый мирный факультет Хогвартса, я никогда не была воином по духу, и в то время, как мои сверстники оттачивали навыки боевой магии, готовясь к стажировке в Аврорате, я, отчасти полагаясь на свою интуицию, изучала книгу рецептов, собранных и придуманных основательницей моего факультета Хельгой Хаффлпафф, и пробовала привносить в известные блюда что-то свое. Но глупо было считать, что война никоим образом меня не коснется... Только выйдя замуж и произведя на свет дочь, я осознала, что среди моих предков в ближайших ко мне поколениях совсем не было магглов — все мои бабушки и дедушки были волшебниками, и их родители тоже — и признание в собственной чистокровности казалось мне несколько странным. Быть может, потому что у меня на родине этому не придавали значения? Шотландцы чтят традиции, но ни от одного из своих земляков я не слышала пренебрежительного слова в адрес магглов — я знала, что на свете живут люди, похожие на нас, но лишенные способностей, которыми наделены мы. Я знала, что магглы существуют, но не более. И уж конечно, ни мне, ни кому-либо другому из уроженцев Хогсмида и в голову не пришло бы убивать кого-то лишь из-за того, что у него в роду были магглы. Насилие было мне чуждо, ненависть тоже, но рядом со мной умирали и убивали, и ненависть к извергам, коронованным Темной Меткой, расцвела. В моем доме часто находили пристанище те, кого преследовали Пожиратели. Вскоре по предложению человека, который позже стал для меня всем — вначале голосом разума, затем любовью и самой жизнью — мои «Три метлы» превратились в наблюдательный пункт, помогающий выходить на след преступников, а моя дружба с Аберфортом помогла сотворить нечто подобное и из «Кабаньей головы». Аберфорт славился своей скрытностью и ершистым независимым нравом, но после одной мне доступных доводов я уговорила его принять участие в нашем деле. — Пожалуй, Розмерта, я тебе помогу, — сказал он после долгих уговоров. — Если, как ты уверяешь, эта идея принадлежит Бартемиусу Краучу и никому больше, я сделаю кое-что для тебя. — Это «для тебя» он выговорил с особой четкостью, давая мне понять, что делает это только для «очаровательной Розмерты», как давний друг нашей семьи. Аберфорт стал одним из немногих осведомленных о моей скрытой жизни. К тому же он если не знал, то догадывался, какие отношения связывают меня с Барти, и какими трудностями для нас обоих это может обернуться... Барти рисковал ежедневно и ежечасно, он смотрел в глаза смерти, сражаясь с Пожирателями и проводя рейды в домах, обитателей которых подозревали в ношении Метки и убийствах невинных. Каждый раз, когда я утром провожала его в Министерство и говорила ему: «До встречи!», мое сердце сжималось от страха, что этой встречи может и не быть. Он всегда ходил по краю пропасти сам, чтобы сбрасывать в эту пропасть тех, кто был достоин смерти. Его боялись, его ненавидели, и не только Пожиратели, но и коллеги из Министерства, которым было что скрыть, и которые меньше всего на свете желали его назначения Министром Магии. По правде сказать, я и сама не знала, хочу ли я, чтобы Барти стал Министром... Нет-нет, я никогда не сомневалась, что любая задача ему по силам, и мои сомнения были основаны исключительно на личных мотивах: не станет ли он навеки потерянным для меня? Отголоски войны докатывались и до Хогсмида — за два года восемь человек, живших со мной по соседству, оказались замучены или убиты Пожирателями, и, возможно, опасность угрожала и мне... Я рисковала, разделяя миссию Барти, но, конечно же, рисковала не так сильно, как он. Временами на меня накатывало отчаяние, и поздним вечером, когда последний посетитель «Трех метел» покидал заведение, я уходила к себе домой, вспоминала хогвартские уроки прорицания и в безуспешных попытках бороться с бессонницей доставала из своего комода карты Таро и раскладывала их. Не на себя, нет, а на того, чья участь беспокоила меня больше всего. Я никогда не смешивала и не раскладывала карты с помощью волшебной палочки — наша преподавательница уверяла, что только колода, перетасованная вручную, скажет правду... Я с замиранием сердца смотрела на выпавшую карту, вглядываясь в линии, фигурки и знаки на ней, и ломала голову над тем, как же стоит толковать этот знак судьбы, и не обернется ли все это против нас...