Дождь

      Капли с глухим звуком разбивались о каски и плащи солдат, что пытались спрятаться от дождя, буквально вжимаясь в стенки окопа, но это мало чем помогало. Непрекращающийся уже неделю дождь превратил окопы в своего рода дренажные каналы, вся вода с поверхности стекала именно в них, превращая окопы в болото. В самых глубоких местах стояли лужи, что могли скрыть ногу по щиколотку, а во всех остальных частях можно было спокойно оставить сапоги в грязи. А дождь все шел и шел, шел и шел, не думая прекращаться.       – Как думаешь, долго все это продлится? – спросил лейтенант, глядя на то, как в блиндаж, встроенный в окоп, затекает вода. В блиндаже стояла пара столов, а посреди был огромный столб, который поддерживал сам блиндаж, чтобы он не упал. От остальной части окопа блиндаж был отделен парусиной, которая не позволяла дождю попадать внутрь, но воду он не сильно задерживал. – Ты погляди, солдаты даже просохнуть не могут, вчера еще троих из моего взвода отправили в госпиталь.       – Да, всего из роты отправили более двадцати человек за последние три дня, – ответил капитан, просматривая бумаги с отчетами. Сказать, что они были неутешительны, значит смолчать – да чего там греха таить, они были просто ужасны. Капитан прибавил громкость на радиоприемнике, в котором через треск помех можно было услышать песню "Интересно, кто теперь целует её?". Знакомые слова песни вызвали улыбку на лице капитана, которая исчезла буквально через мгновение. – Скоро должно подойти пополнение.       – Кто на этот раз? Очередные недобитки, которых решили разбросать по полкам?       – Нет, кучка новобранцев, вроде бы, они из Сассекса.       – Что ж, думаю, они заранее заготовили "пенни".       – Ты как всегда оптимист, – сказал капитан, расписываясь в чем-то. – Но наверное, ты прав. Я...       – Но не успел капитан договорить, как парусина слегка приоткрылась, и в блиндаж проскользнул сержант, с плаща которого литрами текла вода.       – Сэр, там, это... юнцы-смертники прибыли.       – А, вот и наши новобранцы, – сказал лейтенант, накидывая на себя плащ. – Ты идешь?       – Да, иду. – Капитан вздохнул и тоже накинул плащ. – Два часа.       – Так мало? Хотя бы сутки, дождь же, – сказал лейтенант, доставая из бумажника купюру в десять фунтов.       – А я говорю, три дня, – сказал сержант, доставая купюру того же достоинства. –Дождь же.       – Ну, а я стою на своем. – Сказав это, капитан забрал купюры и положил их под радио. – Что ж, скоро мы узнаем результат. Идём.       Все трое вышли из блиндажа и направились в сторону расположения первого взвода. Взвод находился буквально в ста метрах от блиндажа, но прогулка заняла довольно много времени, так как мужчины буквально тонули в грязи, а дождь, дождь что шел и даже не думал прекращаться, так и норовил проникнуть под их плащи, как будто бы он поставил себе целью сделать их жизнь ещё более тяжелой.       Взгляду мужчин предстали десятки солдат, что пытались буквально вжаться в стенки окопа и укутаться в плащи, дабы дождь не так сильно мешал им, кто-то пытался закурить от промокших сигарет, а кто-то, кто поумнее, хранил сигареты и спички в специальных металлических тубусах, в которых хранятся приспособления для чистки винтовки. Они курили и улыбались, глядя на своих менее удачливых товарищей. А кто-то пытался развеяться, играя на губных гармошках, либо тихо напевая какие-нибудь мелодии и ведя разговоры, которые в приличном обществе никто бы не посмел озвучить, даже стоя в уголке наедине. Такие они, армейские будни в окопах, когда не нужно обороняться или идти в атаку. Конечно, не все время солдаты проводили в этом ужасном месте, но и пары часов хватило бы на то, чтобы возненавидеть его.       – Проклятье, – сказал сержант, поправляя капюшон. – За воротник попало.       – Вечно у тебя так, – ответил лейтенант, улыбаясь. – Я удивлен, что ты пулю до сих пор не схлопотал.       – Да, я везунчик, – ухмыльнулся сержант.       Дальнейший разговор был оборван по причине того, что до ушей мужчин долетели такие редкие для этого места звуки радости и веселья. Нет, в окопах часто шутили и рассказывали забавные истории, но делали это в основном тихо, вполголоса, чтобы кроме вас с собеседником этого больше никто не слышал, так как многие понимали, что мысли обитателей окопа были далеки от радостных: многие думали о своих погибших друзьях и товарищах и о том, как бы самому не помереть. Да, конечно, со временем люди становятся черствыми, и чужие мысли и проблемы мало их волнует, но...есть вещи, священные для каждого солдата. Поэтому звуки, которые слышали мужчины, приводили их в некоторое бешенство, которое они не хотели показывать, по крайне мере не сейчас. Как бы там ни было, но эти парни, что только что прибыли из тренировочного центра, не виноваты ни в чем, и им, как и всем остальным, вбивали в голову одну и ту же ложь: "Мы будем дома к рождеству".       – Смирно!– скомандовал капрал, как только капитан и остальные попали в его поле зрения. – Сэр, третье сводное отделение построено сэр.       Капитан осмотрел вновь прибывших. Это были двадцать молодых парней, про таких говорят: "молоко на губах не обсохло". Все они стояли по струнке смирно, держа винтовки кверху, в отличие от остальных солдат, находящихся в окопе, их плащи были чистыми и аккуратно выглаженными, но это не надолго.       – Опустите винтовки, спрячьте их под плащи, – спокойно произнес капитан.       – Есть! Отделение! – крикнул капрал. – Выполнять!       Солдаты выполнили приказ на автомате, их движения были четкими и точными, они были вымуштрованы так, что даже гвардейцы могли бы позавидовать, но тем не менее, здесь это умение им мало чем поможет.       – Сержант.       – Сэр?       – Позаботьтесь о том, чтобы каждый из них получил паек и боепитание.       – Есть, сэр.       – Что ж, оставлю их на вас, лейтенант, вам есть что сказать?       – Нет.       – Хорошо, капрал, следуйте за мной.       – Так точно. Отделение, вольно, – сказал капрал и подошел к капитану.       Не успели они и пройти десяти шагов, не успел сержант переговорить с интендантом, как что-то с глухим всплеском упало в лужу. А через секунду дикий крик заглушил шум дождя. Обернувшись, все увидели что в луже, на дне окопа, лежало тело человека в форме британской армии, лица которого невозможно было разобрать, ведь на его месте осталась лишь кровавая каша, а над телом склонился другой солдат и плакал.       – Сержант, разберитесь здесь со всем. Капрал.– Капитан обратил свой взгляд к юноше, который стоял, словно ошарашенный. – Капрал?       – Хм, быстро, быстро, – сказал лейтенант. – Ладно, идемте, а то нас тоже придется вывозить за линию фронта.       Трое мужчин молча направились в сторону блиндажа.       – Ну, капрал, откуда вы? – спросил капитан, доставая купюры из-под радиоприемника, из которого играла песня "Трамп-бродяга". – Откуда вы?       – Из Стамфорда       – Стамфорд? Это недалеко от Питерборо?       – Так точно.       – Хорошо, прошу, напишите свой адрес и имена ближайших родственников.       – А, хорошо. А для чего это?       – Как для чего? – усмехнулся лейтенант. – Нам же нужно знать, куда отправлять пени.       – Пенни? Какой пенни? – Капрал смотрел на офицеров непонимающим взглядом.       – Это не важно, – сказал капитан, холодным взглядом просматривая документы. – Капрал, вы знаете имена членов всего своего отделения?       – А, кончено.       – Как звали того погибшего солдата?       – Алан Волберт, сэр.       – А тот, что кричал, его друг?       – Брат. Джейсон Волберт.       – Стало быть, брат. – Капитан на секунду замолчал. – Что ж, понятно.       – Сэр, разрешите вопрос?       – Конечно.       – Все эти солдаты, что... сидели, были там снаружи. Они...они так странно смотрели на меня.       – Оно и понятно. Они жалели тебя, – сказал капитан, не отрываясь от документов.       – Жалели? Но почему?       – Неужели ты ещё не понял? – спросил лейтенант. – Сейчас ты ещё не солдат, а просто гражданский в форме. Мы все когда-то были такими.       Лейтенант потупил взор.       – И мы бы хотели вновь стать такими. Эти окопы, они меняют человека. Такое чувство, что из тебя вынимают душу, и внутри остаётся пустота, которую заполняют гнев, цинизм, боль, страх и ненависть. А путь назад очень и очень трудный, трудно вернуть свою душу назад.       – Ты как всегда философствуешь, – сказал капитан, пытаясь настроить радиоприемник.       – Ну, это ты практик, капитан. А меня воспитывали как философа. С самого детства.       – А кто вы, лейтенант?       – Я барон Чайнелл.       – Вы... вы... вы... Но тогда ваш отец!..       – Все верно, мой отец – генерал-майор Уильям Чайнелл, член военно-морского министерства.       – Но если это так, то почему... почему...       – Почему я здесь? Скажем так, я сильно разозлил отца, очень сильно, и в наказание он отправил меня в этот полк.       – А что вы натворили?       – Выступил против плана, который погубил пятьдесят тысяч солдат.       – Не слушай его, он проиграл двадцать тысяч в покер.       – Эй, капитан, ну зачем? – Лейтенант улыбнулся. – Сам говоришь, нужно поддерживать свой авторитет среди солдат.       – Нужно, но я не твой отец, твои деньги не производят на меня впечатление. Как и на немцев. Ты же знаешь, как нужно заслуживать уважение. Здесь, в окопах.       – Вот что значит сын плотника. – Лейтенант скрестил руки на груди. – Вечно ты рубишь правду-матку.       – Да.       – В блиндаже наступила тишина. Если вслушаться, то был слышен треск радио, из которого играла "О, Джонни, Джонни", скрип металлического пера, которым капитан подписывал документы, и дождь, конечно же, дождь, который шел не переставая.       "Тихо, очень тихо, – пронеслось в мыслях капитана. – Жаль, так не может быть всегда".       Стоило об этом подумать, как сразу же раздался взрыв, за ним ещё и ещё. Капрал выскочил на улицу. А капитан спокойно отложил перо, надел плащ и вместе с лейтенантом вышел под дождь, который все шёл и шел, шел и шел.       – Сегодня довольно быстро, – сказал лейтенант, бросая на стол кольт. – Фух, я думал, будет тяжелее.       – Плащ бы хоть снял, – сказал капитан, раздеваясь. – Сейчас все документы перепачкаешь. Кстати, а где капрал?       – Капрал? Я думаю тебе надо спросить у немецких артиллеристов. – Лейтенант улыбнулся краем губ.       – Понятно. Что ж, позаботься о том, чтобы пенни достигли родственников. – Капитан вернулся к документам, слегка прибавив радио, из которого на сей раз играла "Роза Пикардии". А за окном по-прежнему шел дождь.       Пашендейль – битва, что шла в течении нескольких месяцев в невыносимых условиях под проливным дождем, битва, что стала символом солдатского страдания. Ради десяти километров более полумиллиона солдат Антанты отдали свои жизни в грязевом месиве полей Пашендейля.       Сложно сказать, что чувствовали люди, которые прошли через это. Но задайте себе один вопрос: какова цена одного километра, что были завоеваны тогда, под проливным дождем на полях Пашейдейля?