В свете софитов

Этого мальчика Олег заметил сразу — он выделялся из невнятной толпы других, будто на него были направлены лучи софитов, а все окружающие оставались в тени. Он был… ярким. Ярко улыбался, сиял своими невероятного цвета глазами, и улыбка у него тоже была яркая и очень искренняя. Едва увидев его на сцене, Олег, не задумываясь, решил — ему нужен этот мальчик. В театре. В роли Гамлета, всенепременно. — Олеж, ты уверен? — хмыкнул сидящий рядом Татаренков. — Он же зелёный совсем, какой Гамлет? И потом, ты его бы сначала спросил, а то он, может, и не захочет к тебе в театр... Такая мысль Олегу в голову как-то не приходила — хотя бы потому, что ещё ни один молодой актёр от подобных предложений не отказывался, да и не то чтобы Олег часто их делал. Обычно это к нему приходили, не наоборот. Приходили, трясясь из-за рассказов о “злом и страшном Олеге Меньшикове”, отчаянно надеясь, что всё-таки не прогонит… Надо сказать, он не прогонял — его забавляли слухи о том, какой он страшный и ужасный, и не меньше забавляло удивление юных смельчаков, когда они вдруг понимали, что волчара-Меньшиков, оказывается, даже не кусается. В этот раз, для этого молодого актёра, Олег готов был сделать исключение и пригласить его лично — он просто уже видел юного талантливого мальчишку в стенах театра Ермоловой, на сцене, видел его Гамлетом, и только на него сегодня был направлен яркий свет софитов. Можно было назвать это чутьём, а можно причудой, как угодно, но Олег знал, что не прогадает. — Ну, — весело сказал он Никите, — откажется — сам дурак, бегать за ним я не буду. — Ммм, ну да, — скептически проворчал Никита. — Конечно, не будешь. Просто на плечо закинешь и утащишь, и никто его потом не найдёт. Меньшиков от души влепил этому человеку-ехидне, почему-то зовущемуся его другом, очень даже дружеский подзатыльник и решил не спорить дальше. Потому что действительно был уверен — без лишней напускной скромности — в том, что от таких предложений не отказываются. Сразу после спектакля он уже ждал за сценой, заблаговременно переговорив с коллегой из театра Эстрады и заручившись его предварительным согласием. — Олег, — улыбнулся он, пожимая Саше руку. Молодой актёр, взъерошенный и ещё не вполне отошедший от спектакля, смотрел на него немного растерянно, немного восхищённо, и взгляд был слегка расфокусирован, будто он вот-вот ожидал проснуться и не до конца верил в реальность происходящего. Но страха в его глазах не было совсем, и рукопожатие было уверенным. — Саша… — выдохнул он. — То есть, простите, Александр. Петров. Для меня честь с вами познакомиться, Олег Евгеньевич! — его восхищение было таким искренним, что хотелось смеяться — но не потому, что это было смешно, а потому, что было… трогательно, что ли. — Мне сказали, вы хотели со мной поговорить?.. — Хотел. Что бы ты сказал, Саша, если бы я предложил тебе служить в театре Ермоловой? Рубить, так с плеча. Татаренкова, слава богу, тут не было, иначе он, конечно, потом долго возмущался бы, что Олег не дал человеку ни подумать, ни в себя прийти после спектакля, и вообще, кто же такие дела на бегу решает, надо хотя бы в тишине за чашкой чая, а не так, в коридоре… Поэтому его тут и не было. Олег заверил его, что уже не маленький, и вообще, если кто не заметил, старше и умнее, и вполне способен сам решить рабочие вопросы. “Я бы и не волновался, — сказал Никита, — если бы речь шла о рабочих вопросах”. На резонный вопрос, о чём же тогда речь на этот раз, если не о работе, он только рукой махнул и отвечать не стал. Иногда Олег правда не понимал, почему его любит, но точно знал, что эту дружбу не променяет ни на что на свете. — Ч… что? В вашем театре? — кажется, молодой человек не поверил своим ушам. Тоже, что ли, баек наслушался? — Именно. — Подождите, то есть... вы это серьёзно? — Более чем, — Олег чуть склонил голову набок, с интересом наблюдая за юношей. — Я… если честно, — Саша резким движением взъерошил и без того находящиеся в полном беспорядке волосы на затылке, — я даже не знаю, что сказать… — Либо “да”, либо “нет”, — улыбнулся Олег. — Тогда, — Саша глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, — да. Конечно да. Это… это честь, Олег Евгеньевич! — Ну вот и ответ. Тогда жду тебя завтра к десяти утра. Все формальности уладим, и можно приступать к работе. Они снова пожали друг другу руки, и Олег, хлопнув Сашу по плечу, направился к выходу, оставив молодого человека осознавать, на что он только что подписался. Злым и страшным серым волком художественный руководитель театра Ермоловой не был и детей на завтрак не ел, но вот загонять до седьмого пота — мог. И непременно гонял, особенно ведущих актёров.

***

Саша влился в коллектив так, будто провёл в театре Ермоловой всю жизнь. Даже роль Гамлета, выданная с порога, его хоть и ошарашила поначалу, но не отяготила, и он справлялся на ура. Кто бы мог подумать, да? А вот Олег мог — чутьё в этот раз сработало, он в мальчишке не ошибся. Даже Никита перестал иронизировать, признав, что спонтанное решение друга было верным. Саша быстро стал своим не только в театре — скоро сам Олег не мог представить свои будни без него, яркого, притягивающего взгляды, улыбчивого, подвижного, как ртуть. Он ни секунды не мог усидеть на месте, так же как не мог, кажется, ни секунды молчать, и, увлекаясь, жестикулировал как сумасшедший итальянец, — а увлекался он частенько, — но почему-то это не раздражало, хотя Олег, как правило, быстро уставал от таких людей. Их было просто слишком много в его личном пространстве. Но в этот раз что-то пошло не так — много не бывало никогда. Напротив, казалось всегда недостаточно. Может, дело было в том, что Саша, совершенно не скрывая искреннего восторга, при этом не боялся, не смущался, не пытался угодить, не лебезил, как многие другие, — он просто был собой. Он всегда был собой. Тем удивительнее казались его преображения на сцене или на экране — там он становился кем-то другим, да так виртуозно, что Олег каждый раз пугался — а вернётся ли Саша? Или навсегда останется только этот чужой человек? Но Саша всегда возвращался. Сиял своей невозможной улыбкой и совсем по-детски спрашивал: — Ну как вам, Олег-Евгенич? Прокатит для детского утренника? Олег-Евгенич только руками разводил. Жизнь в шоу-бизнесе была трудной, нервной, выматывающей и вовсе не такой безоблачной, как представляли многие. Когда-то, целую жизнь назад, Олег на своей шкуре испытал, что это такое. Теперь он был идолом, его знала в лицо вся страна, его наперебой звали в свои проекты самые известные режиссёры, и он мог даже выбирать, с кем работать, а с кем нет. Но знал бы кто-нибудь, какой путь этому предшествовал, сколько было падений, синяков, бессонных ночей и удушливого отчаяния, когда он цеплялся за воздух днём и выл в подушку ночью, и вообще не знал, зачем ему нужен следующий такой же кошмарный день, и нужен ли он, Олег Меньшиков, никто и звать никак, хоть кому-нибудь в этом дне… И если он мог облегчить этот путь для кого-то действительно талантливого — он это делал. Но делал не просто так — в обмен требовал с талантливого юноши вдвое, втрое больше, чем с кого-либо другого. Гонял до седьмого пота, разбирал каждую сцену, каждый жест, оставлял после основных репетиций для репетиций дополнительных… И надо сказать, Саша ни разу не возмутился и не попробовал ни сбежать, ни уговорить сделать нагрузку меньше. — Олег-Евгенич, вы столько для меня делаете, — сказал он однажды, устало растянувшись прямо на сцене и глядя снизу вверх. — Почему? — Потому что я вижу в тебе потенциал, — честно ответил Олег. — Поверь, я не стал бы возиться, если бы не был уверен, что ты можешь много, много больше. — Вы так в меня верите, — тихо сказал Саша, — что мне страшно. А если я вас подведу? — Ты как минимум сделаешь всё, чтобы не подвести. Пока этого достаточно. — Пока? — А потом увидим, — улыбнулся Олег и протянул руку, помогая подняться. Он не сомневался, что Саша не подведёт. Определённо, Саша стоил всех затраченных усилий. Его талант был виден невооружённым глазом, а уж если огранить… Этим-то Олег и занимался чуть ли не всё время, сам не замечая, что мальчишка вполз под кожу, как наркотик. Все эти репетиции и разборы полётов стали почти необходимостью, и когда Саша не был занят в театре, Олегу всё казалось, что что-то не так, чего-то не хватает. Работал он ничуть не меньше, появляясь дома к полуночи и уходя в раннюю рань, но ощущение пустоты не отпускало. А потом Саша возвращался с очередных съёмок, и Олег снова перекраивал своё и без того забитое расписание, чтобы вместить индивидуальные репетиции, и всё вставало на свои места. Другие молодые актёры, видя особое расположение худрука к Петрову, не могли удержаться от удушливой, колкой зависти, столь часто встречающейся в их среде, но мало кто из них задумывался о том, что такое расположение — это не только привилегии, но и огромная ответственность, и бесконечная работа. Саша, к его чести, всё прекрасно понимал и даже не думал “звездить” и задирать нос — уж за этим Олег следил очень внимательно, готовый, если нужно, осадить немедленно, ударить больно, наотмашь, чтобы и мысли не возникало... Но нет, Саша только работал, работал и работал, без жалоб, но с бешеной самоотдачей, и это всё больше убеждало Олега в том, что он в мальчишке не ошибся.

***

— Я понимаю, мы все тут люди занятые, но ты в последнее время как президент какой-то — не дозвонишься, не выцепишь, — бурчал в трубку Никита, поймав Олега звонком где-то посередине репетиции с основным составом “Гамлета”. — Всё с молодёжью своей возишься? — Вожусь, — ответил Олег, не отрывая взгляд от сцены. — Не отвлекаемся там! — прикрикнул он, заметив, что Офелия и Горацио о чём-то шепчутся. Ну как школьники, честное слово… — Мы месяца два уже никуда не выбирались, — заметил Никита. — Может, хоть сегодня встретимся? — Извини, — рассеянно ответил Олег, — сегодня никак, допоздна репетируем. Надо Саше помочь кое с какими сценами… — Так он теперь Саша? — хмыкнул Татаренков. Показалось, или в голосе его сквозила лёгкая ехидца? Хотя да, это же Татаренков, так что определённо не “показалось”. Олег пожал плечами, забыв, что собеседник не может видеть этого через телефонную трубку: — Он всегда был Сашей, не Александром Андреевичем же мне его звать. — А, ну да, и правда. Ты там поосторожнее, Олеж. Я волнуюсь за тебя. — Думаешь, сгорю на работе и слягу с инсультом? Не настолько я ещё старая развалина, как ты думаешь, нахал, — улыбнулся Олег. Забота Никиты приятно согревала, но он действительно не чувствовал себя уставшим — наоборот, работа воодушевляла как никогда, Олег даже чувствовал себя чуть ли не юнцом. — Да нет, я… ладно, — перебил сам себя Никита. — Я думаю, ты знаешь, что делаешь. — Разумеется, знаю. Никит, серьёзно, всё хорошо. Даже отлично, я бы сказал, работа кипит, и, поверь, я не устаю. — Ну хорошо, стахановец. Ты звякни, что ли, тогда, как сможешь выкроить пару часиков для друга в своём суперзанятом расписании. Ну и… ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной обо всём, правда? — Конечно, — Олег немного растерялся, не совсем понимая, что нашло на Никиту. Да, в последнее время работы много, ну так что же, не в первый раз. Никита чрезмерно волновался, как ему казалось, и словно бы недоговаривал чего-то, но тянуть из него информацию клещами Олегу не хотелось. В конце концов, они договорились созвониться на следующей неделе, и Олег положил трубку со странным ощущением, что они с Никитой говорили каждый о чём-то своём. Но долго размышлять об этом было некогда, — на сцене Гамлет общался с тенью отца, и Олег всё своё внимание обратил туда. Мальчик молодец, не отвлекается. Отголосок гордости толкнулся в сердце тёплой волной, и Олег спрятал улыбку. Репетиции — ещё полдела, боевое крещение-то впереди… Кроме того, был один проект, в кино, не в театре, на который Олег уже дал согласие, и ему хотелось позвать Сашу и туда — в конце концов, если у мальчишки талант, то почему нет? Это действительно обещало быть интересным.