Liebe Suende & Drei Herzen

Наверное, было уже около пяти утра, когда Тилль вернулся домой, в квартиру, которую он делил с Флаке. Он провёл ночь на одной из этих шикарных вечеринок в честь презентации очередного фильма. Флаке не захотел идти с ним, на что Тилль лишь пожал плечами. За долгие годы их отношения заметно охладели. Тилль повернул ключ в замке, осторожно, чтобы не разбудить Флаке, который, скорее всего, в этот час уже десятый сон смотрел. Он неспешно распахнул дверь и чуть было не улыбнулся, обнаружив Флаке сидящим на диване. Чуть было не улыбнулся. Флаке держал револьвер у головы, надавливая дулом на висок, а глаза его были красными от слёз. Он всхлипнул, и Тилль бросился к нему, увидев, что Флаке собирается выстрелить. Ему удалось выбить оружие из рук любимого (или любовника?) как раз в тот момент, когда тот нажал на курок. Пуля не задела голову стрелявшего, но срезала прядь его коротких тёмных волос. Оба завалились на пол, и Тилль (как всегда) оказался сверху. Он сжал руку Флаке с такой силой, что почувствовал боль в собственных пальцах. Флаке накрепко вцепился в орудие, но было очевидно, что ему больно, а рука готова разжаться. Он начал кричать. Не выкрикивать слова, а просто громко кричать. В итоге Тиллю удалось вырвать револьвер и отфутболить оружие в дальний угол гостиной. Он продолжал нависать над Флаке, удерживая его в неподвижном состоянии, пока тот не успокоился, на что потребовалось около полутора часов. Когда Тилль, наконец, слез, Флаке поднялся и отошёл в угол комнаты, скрестив руки на груди. Его тонкая тёмная фигура напоминала какого-то персонажа городских легенд. Кажется, Слендермена. Бросив взгляд на стол, Тилль тяжело вздохнул. На столе он заметил пустой шприц, следы белого порошка и лезвие. — Снова наркотики, Кристиан? — спросил он, хотя ответ и так был очевиден. — О чём ты только думал, когда решил свести счёты с жизнью? Флаке лишь взглянул на него и фыркнул. — Ты говоришь, как поэт. Но нет, ты не поэт. Я читал твои стихи, я… — Флаке весь скривился, пытаясь подобрать верное определение. Похоже, безрезультатно. — Думаешь, я ничего не знаю? Но ты очень сильно ошибаешься! Тилль сглотнул. Значит, Флаке уже в курсе. И это больше не тайна, известная лишь ему и... — Не понимаю, о чём ты, Кристиан. Ты под наркотой, да к тому же чем-то расстороен, я даже не знаю чем… — Не делай из меня идиота, Линдеманн! — Флаке усмехнулся, тыча в него пальцем. — Я видел тату на шее… — Его речь прервалась непроизвольной громкой икотой. Было больно. — Флаке, — Тилль попытался его обнять, но тот, чьи глаза были полны слёз, замотал головой и с силой его оттолкнул. — Ах, Тилль, — голос Флаке стал мягче, — скажи, ведь это не зашло слишком далеко? — Что… — У нас же было соглашение, что время от времени ты можешь потрахивать группиз. Секс, только секс, — Флаке несмело улыбнулся. — Но не заводить же с кем-то из них отношения! — София не… — Тилль сразу осёкся, осознав, что произнёс имя любимой. Ярость вспыхнула в глазах Флаке, заставляя его с силой сжимать кулаки и челюсти. — София? Значит, так зовут эту сучку?! — зарычал он на Тилля. — Она не сучка! — крикнул Тилль и со всей силы врезал Флаке по лицу, от чего тот застонал и упал навзничь. Увидев своего друга на полу, дрожащим, как щенок на холоде, Тилль невольно почувствовал раскаяние. — Кристиан, — он наклонился, чтобы дотронуться до него, но Флаке отшатнулся, отползая в сторону. — Я уже понял! — Флаке поднялся, весь в слезах. — Ты меня больше не любишь! Но ты хотя бы мог мне обо всём рассказать! Ведь прежде всего, я твой друг, Тилль! Друг… — Я по-прежнему люблю тебя, дорогой, — мягко произнёс Тилль. И это было правдой. Более или менее. — Нет, ты променял меня на… — Флаке прикрыл глаза ладонями, и его слова прервались громкими рыданиями. Тилль подошёл к нему и обнял, чмокнув при этом в макушку. Тот оставался неподвижным и только плакал. — Ты всегда будешь занимать особое место в моём сердце, любимый, — прошептал Тилль. Его шёпот, низкий и звучный, обычно заставлял Флаке вздрагивать. — Нет, — прошептал Флаке в ответ. — Ты знал, как сильно я тебя люблю, и всё же решил поиграть с моей любовью. Я — всего лишь игрушка, не так ли? Кукла для удовлетворения твоих сексуальных потребностей. — Это не так. Почему он не позволил ему просто убиться по-быстрому? — Я соберу вещи. Я ухожу, не желаю больше жить с тобой. Словно удар под дых. — Ты не можешь уйти, Флаке, — голос Тилля задрожал. — Ты мне нужен. — Думаю, что нет. Если бы я был тебе нужен, ты бы не спутался с девчонкой. Флаке сбросил с себя руки Тилля, удалился в свою комнату и принялся укладывать пожитки в большой чемодан. Тилль пытался было ему помешать, но Флаке уже принял решение. Он не собирался больше страдать из-за таких, как Тилль. Тилль оказался лжецом. Мужчины — нет. Это и было их договорённостью. Они могли позволить себе разок затусить с группиз после шоу, но с мужчинами — никогда. Но для Флаке это оказалось слишком трудно. Не только потому, что едва ли какая-то группи могла заинтересовать его самого, но скорее потому, что его сердце билось только ради Тилля. Ему пришлось дважды пожертвовать своим браком для того, чтобы быть с ним, ведь без него он просто не мог! Но для Тилля Флаке был лишь бонусом, запасным вариантом, бесплатным сексом, милым дурачком. Достаточно бессмысленных слов любви — слов, от которых таешь. Пришла пора покончить со всем этим. Даже не попрощавшись, Флаке спустился на лифте и покинул здание. Несколько слезинок упали из зелёных глаз Тилля, пока он наблюдал скелетоподобную тёмную фигуру, спокойно бредущую прочь от дома. До его слуха донёсся звук хлопнувшей металлической двери. Пока. Вибрация и рингтон мобильного, раздавшиеся из сумки, заставили Тилля вздрогнуть. Он схватил трубку, чтобы ответить на звонок. — Кто это? — рявкнул он. В такой час он меньше всего хотел, чтобы его беспокоили. — Привет, милый! Как ты? Что-то случилось? — зазвучал в трубке весёлый бархатистый голос Софии. — Ничего не случилось, я в порядке, — сдерживая слёзы, Тилль прикусил язык. — А, ок. Могу я к тебе приехать? Я соскучилась. Он тихо рассмеялся, хотя внутри всё болело; скрывать боль ему хорошо удавалось — ведь так он делал годами. — Можешь приехать, я ничем не занят. — Ок. Буду у тебя через час. Целую, люблю. — Я тоже, — Тилль улыбнулся и отключил телефон. Прошло меньше минуты, и он разрыдался. Тем утром он видел рождение солнца, сидя на веранде, записывая, как обычно, свои стихи в лежащий на коленях блокнот. "София опаздывает на десять минут", — улыбаясь, подумал он. Но вскоре мысли его вернулись к Флаке, к тому, кто более десяти лет был его лучшим другом и, возможно, даже возлюбленным. У него голубые глаза. А у Софии глаза зелёные и прекрасные. И всё же не такие, как у Флаке. От тех ему уже нигде и никогда не скрыться. Две слезинки упали на бумагу, когда он записывал эти слова: "Ничего для тебя нет, Ничего для тебя не было, Тебе ничего не останется, Навсегда."