Рядом

Санджи видел несколько раз, как Усопп подвешивал себе под одежду шарики с чем-то жидким и красным, очень похожим на кровь. Если кто-то задевал его, шарики разрывались, выплёскивая содержимое, и Усопп легко мог притвориться смертельно раненым, чтобы усыпить внимание противника и в самый неожиданный момент атаковать. Хотя обычно он так и притворялся мёртвым до самого конца сражения. Зоро, впрочем, едва бы выбрал один из этих сомнительных способов. В таком случае, кровь, разбрызганная вокруг, была настоящей, и больше того, была его собственной, потому что киборг Кума больше не умел кровоточить. В это было так трудно поверить, что ещё одну лишнюю, драгоценную минуту Санджи пытался найти всему этому сколько-нибудь разумное, реалистичное, иное объяснение. Когда другого объяснения не нашлось, Санджи позвал Чоппера во всё горло — тот должен был оказаться рядом как можно скорее, прямо сейчас, немедленно, потому что… потому что его наверняка заинтересовал бы этот редкий медицинский феномен. Так много крови не может содержаться в одном человеке, внутри нет для неё столько места. Может быть, это чудо даже заслуживало отдельных страниц в какой-нибудь энциклопедии. Санджи сорвал голос, пытаясь дозваться до судового врача, только из этих соображений, честное слово. И когда первый отчаянный крик обжёг ему горло, быстро осёкся и посмотрел через плечо: услышал ли Зоро, как он тут горланил на весь остров? Но Зоро уже ничего не слышал. Санджи должен был вздохнуть с облегчением, но вместо этого почему-то получилась какая-то нервная дыхательная судорога, сопровождаемая болезненным спазмом в боку — там, куда Зоро ударил его рукояткой меча. Вот же гад. Санджи хотелось ругаться всеми имеющимися проклятиями. Когда от удара Зоро у него потемнело в глазах, он поклялся, что никогда не простит тупоголового выскочку. Взваливая его неподвижное тело на плечи, он подумал, что всё-таки простит — но только после того, как отлупит как следует, и каждым ударом в лоб выбьет из Зоро капельку дури. Он потерпит, если этот процесс окажется слишком долгим. Но для начала придётся потерпеть, пока тот придёт в себя достаточно для того, чтобы хотя бы удержать меч. Избивать беззащитного казалось соблазнительной, но скучной перспективой. Санджи остановился, чтобы поправить норовящее соскользнуть с его спины на землю бездыханное тело, и замер, пытаясь ухватить промелькнувшую ужасную мысль. Бездыханное… тело. Быстрее молнии он уже совсем бесцеремонно опустил Зоро обратно на землю, приподнял, вцепившись в обрывки одежды и поднёс ладонь к его рту и носу, прямо-таки облепил их, как будто мог что-то изменить силой своей хватки. Конечно же, ему всего лишь показалось. Этого дурня так просто не отправишь на вечный покой. Короткий приступ испуга быстро сменился злостью, рождённой в смущении, и следующий крик в адрес Чоппера получился, пожалуй, излишне резким, зато на этот раз он возымел действие, и вдалеке уже раздался топот маленьких копыт. Давно пора. Наконец-то можно передать несчастного дурака тому, кто сможет о нём позаботиться. Тому, кто действительно сможет о нём позаботиться. Кто не будет бесполезен, не переоценит себя и будет способен хоть на что-то полезное. Санджи стиснул зубы с такой силой, что раздавил очередную сигарету, и горький табак попал ему в рот, пробуждая тошноту. Вкус табака и запах крови. Бедный Чоппер. Его нос такой чувствительный, как он мог выдерживать этот запах? Должно быть, он боролся со своей природой, чтобы исполнить предназначение; он не мог позволить себе отвлекаться, пока перед ним лежал пациент. Почему Санджи не мог сделать так же? Почему позволил себе отключиться от одного-единственного тычка под рёбра? Запах не становился менее явственным, пока Санджи плёлся прочь. Кровь хлюпала под его ботинками, струями сползала по спине, насквозь промочив костюм. Он стянул с себя то, что осталось от пиджака, и отбросил подальше. Ему хотелось и самому броситься в океан, чтобы отмыться. Вместо этого он закурил ещё одну сигарету. Даже две сразу, а потом добавил третью и поджёг все разом. Потому что тошнило его вовсе не от табака. Санджи всегда говорил, что присутствие Зоро раздражает его, даже если тот обедал за противоположным краем стола или дрых в самом укромном уголке корабля. Как оказалось, его отсутствие могло раздражать ещё сильнее. Впервые за долгое время он мог посвятить всё своё внимание щиколоткам Робин или заманчивому декольте на груди Нами, чем и занимался, занимался изо всех сил, пока его периферический взгляд блуждал, пытаясь уцепиться за два зелёных пятна. Зелёные волосы и зелёное харамаки. Он заметил, что зелёных пятен не хватало уже через мгновение после того, как очнулся на Триллер Барке. Не хватало их и теперь. Оказывается, даже к их присутствию можно привыкнуть — так сильно, что отсутствие рядом зелёного может вызвать такую странную, неуютную пустоту. Чоппер сказал, что если им и стоит беспокоиться, то умеренно, и Санджи повторил про себя, что с самого начала испытывал именно это — умеренное беспокойство, ничего более. Но сейчас даже в нём не было никакого смысла. В конце концов, хоть Зоро и не был у всех на виду, он был рядом, спал в соседней комнате, спал и видел сны про выпивку и дуэли на мечах. Какие ещё сны могли сниться такому идиоту? Слово рядом застряло у Санджи в голове. Он был рядом тогда, один из всех. Был рядом, так близко, что можно было дотянуться. Ему не за что было винить себя, и он не винил, это было что-то совсем другое. Сожаление с лёгкой толикой запоздалого страха и крошечной, почти невесомой щепоткой унижения. Повар лучше всех знает, как одна щепотка любое блюдо может превратить в несъедобный яд. Он не чувствовал бы себя так плохо, не окажись он тогда рядом. Кто просил Зоро вступаться? Кто просил вступаться его самого? В конце концов, они вели себя слишком похоже. Санджи сполз по стене и ударился об неё затылком, второй раз, третий, кипя от злости — почему он должен был страдать, пока виновник его страданий отсыпался всласть, ни о чём подобном не беспокоясь? Робин бросила нечитаемый взгляд в его сторону — должно быть, случайная попытка проделать дыру в стене собственной головой привлекла слишком много внимания. Могла ли Робин знать лишнего? По какой-то непостижимой причине этот вопрос занимал Санджи больше, чем соблазнительный разрез на её юбке. — Я в порядке, тупой кок. — Да наплевать мне три раза. Огрызаться было легко и приятно, почти естественно — жизнь входила в свою обычную колею. — Тогда верни мне катаны. Я знаю, ты их спрятал. Санджи скорчил гримасу. — Не могу, — сообщил он нарочито серьёзным тоном. — Приказ капитана. — И добавил куда более оживлённо: — И к тому же, я не могу упустить шанса тебя позлить. — Тебе хорошо удаётся, — отозвался Зоро, и одна из его бровей задёргалась в нервном тике. — Впрочем, это то немногое, что удаётся тебе хорошо. Санджи посчитал, что ниже его достоинства было ввязываться в дальнейший спор. Самое время было развернуться и уйти, не удостоив своего оппонентам ни одним словом, ни одним лишним взглядом, но он упустил момент, застыв как истукан. Зоро сбил его с толку. Искать катаны, едва размотав со своего тела бинт длиной примерно в три мили, было вполне в его духе, вполне предсказуемо, но подозрительным было другое. Его голос казался недостаточно громким, движения — недостаточно быстрыми, и весь он был словно лишён привычного напора. Спохватившись, Санджи поспешил удалиться; оказавшись за дверью, рассеянно положил в рот сигарету, забыв её зажечь. Зоро всегда порывался вступать в новые сражения, едва его раны переставали кровоточить, но отчасти — потому что и впрямь обладал удивительной выносливостью, потому что даже самые серьёзные повреждения быстро переставали стеснять его. Санджи сам не понимал, откуда знал всё это, но он знал точно; он успевал наблюдать и подмечать, потому что ему было не всё равно — к чему натужное отрицание? На этот раз Зоро вступал в извечные перепалки, потому что так было заведено, потому что он делал так всегда и не хотел навлечь подозрений. Не мог дать слабины. Какая несусветная глупость. Какая отчаянная, нелепая, невероятная, прекрасная глупость. Санджи мог оценить её, потому что сам знал в них толк.  — Эй, маримо, ты разве не знаешь, что уходить, не доев, неприлично? Что этим ты меня оскорбляешь, а я не потерплю таких оскорблений? — Заткнись, кок, я всегда говорил, что готовишь ты ещё хуже, чем дерёшься. Такой диалог почти готов был состояться, но Санджи отменил его тем, что промолчал. Почему он вообще продолжал следить так пристально? Уж если Чоппер, их верный врач, наконец-то перестал окружать Зоро своей непрерывной опекой… Санджи не был врачом, он был коком, и в его привычки входило безотчётно наблюдать за тем, как опустошаются тарелки членов его команды. Такая вот безобидная профессиональная деформация, обычно не приносящая никаких плодов: всё, что готовилось на его кухне, съедалось подчистую. Сейчас тарелка Зоро была наполовину пуста, и то лишь потому, что Луффи ловко успел перехватить у него несколько кусков мяса. Такая мелочь. Санджи и самому было противно зацикливаться на ней — какая разница, что там ест Зоро, пусть хоть с голоду помирает! Но разница, как оказалось, всё же была. В конце концов, кок обязан подмечать такие вещи, а плохой аппетит может означать многое. А может и не означать ничего. Уходя, Зоро покачнулся и схватился за переборку, и, как назло, никто кроме Санджи, не смотрел в его сторону. Если бы это заметил Чоппер, всё стало бы намного проще, но Санджи знал, что не мог выдать Зоро так легко. Пока не мог. Чёртов мечник, как он сумел перетянуть его на свою сторону? И значит ли это, что Санджи теперь придётся приглядывать за ним, пока всё не образуется? Его уже тяготила одна тайна, тайна произошедшего на Триллер Барке, а теперь к ней прибавилась ещё одна? За что ему всё это? Неужели только за то, что в самое неподходящее время в самом неподходящем месте он оказался рядом?