Не пиши после эпилога

Далёкие призраки самолётов расчертили потухающее небо. Всё бы ничего, только одна беда — Тодду Бротцману негде переночевать. Он уже который день добирается до родного города попутками, ведь деньги тоже почти закончились и остались буквально какие-то копейки на еду. Уставшее плечо оттягивает набитый рюкзак и верная гитара, потому что всё, что он брал с собой в дорогу, была пара консерв, сменная одежда, обувь, несколько рубашек и любимый инструмент с тетрадкой в боковом кармашке, для записи мыслей в рифмованной форме. Ну и какой-то минимум на проживание. Вообще, что сподвигло мужчину вот так безрассудно смыться, последовав примеру Аманды, он и сам толком не мог ответить. Просто всё настолько обрыдло, настолько въелось в кожу несмываемым налётом, запахом рутины, что в какой-то момент мозг не выдержал такой серости, и Тодд внезапно проснулся в холодном поту от мысли, что надо что-то менять. Проснулся часа в четыре утра, когда даже рассветные лучи только-только начинали появляться на горизонте, после чего Бротцман не мог уснуть до шести, за эти сто двадцать минут пересмотрев многое в своей никчёмной жизни. А потом быстро собрался, написал сообщение родителям, что отправляется отдыхать, и, сев на первый попавшийся автобус за город, уехал, отчего-то даже не сожалея о столь нерациональном поступке. Да, впрочем, ему было как-то всё равно. Что хуже: если он повесится в своей квартире от состояния — вышел на улицу и уже заебался — или его убьют какие-нибудь бандюки в соседнем штате? Если уж выбирать, то Тодд всё же выбрал второе. К тому же, пожалуй, единственное объяснение — он сам себя тешил, называя это объяснением — была пропажа его друга. Точней не друга… Точнее… Да тут точнее и не скажешь… Они толком-то и не знал его, помнит, что звали Дирк Джентли, что он навязался ему в друзья, втягивал в какие-то ненормальные авантюры, которые Тодду приходилось в последствии распутывать, пока его «друг» восхищался его мужественностью. И вот спустя чуть больше недели такой безумной чехарды событий Дирк бесследно пропал, отчего жизнь Бротцмана приобрела свои привычные серые оттенки. И вот теперь он, намотав нехилый километраж пешком, пытается дойти хотя бы до какого-то захудалого придорожного хостела, в котором один обоссаный туалет на два этажа и пятнадцать человек на одну комнату. Да ему даже на лавочке было бы уже нормально, лишь бы более-менее безопасно. Просто от полицейских участков его гонят, а в парках всё занято бомжами. — Ну и надо было вот такую хрень проворачивать? — периодически вопрошал музыкант сам себя, чувствуя, будто к векам привязали пудовые гири, а мешки под глазами скоро можно будет складывать картошку. Тодд устал. Очень сильно устал. Возможно, сбился с пути. А ещё не исключает, что самым тупым решением было идти на ночь глядя пешком из города в город. Там и расстояния-то с какой-то десяток километров, однако, решение было действительно неразумным. Когда Бротцман добрёл до посёлка, стояла уже глухая ночь. Трудно сказать, сколько времени он шёл, но желание свалиться и заснуть под ближайшим кустом возрастало с каждым шагом. Самый первый двухэтажный дом с краю выглядел очень старым, особенно оплетённая густым плющом вся стена вместе с окнами. Рассудив, что раз он не очень ухожен, значит, там должны жить старики или, ещё лучше, кто-то один, дети которых давно разъехались по крупным мегаполисам, а следить за домом никто уже не в состоянии. В любом случае, есть шанс, что Тодда пустят переночевать. Нет — пойдёт дальше, хотя ломиться к спящим людям чревато выстрелом из дробовика. Если честно, Тодд даже не сразу узнал в молодом парне Дирка. Нет, точнее сначала он больше удивился молодому парню, что открыл слишком бодро для столь позднего времени дверь, а уже потом охренел от поворота, когда им оказался тот самый пропавший безвести знакомый. — Тодд? Кажется, Дирк растерялся не меньше, чем горе путешественник — видимо, его друг последнее, чего он ожидал увидеть в этом месте равно как тот его. — Какого хрена, друг? — не выдержал Бротцман. — Ты куда пропал тогда? — Ты обо мне волновался? — удивлённо-недоверчиво поинтересовался парень, поспешно спохватившись, приглашая внутрь. — Ты как оказался в этом богом забытом месте? — А ты как? Предчувствуя длинный разговор, Тодд устало вздохнул — наверное, не судьба ему сегодня отдохнуть, однако, теперь появляется возможность зависнуть тут на некоторое время, что несказанно радовало. Ну, он надеется на гостеприимность, конечно. Дирк оказался очень заботливым. Стоило Тодду дважды чуть не разлить на себя чай, хозяин дома понял, что беседу стоит отсрочить хотя бы до завтра. Вообще, перед тем как отключиться, не долетев головой до подушки, музыкант успел мысленно поблагодарить Вселенную за столь приятный сюрприз в лице его друга. Пожалуй, теперь он точно может обозвать Джентли другом. Просыпаться не хотелось от слова совсем. Но пришлось. Вторым злейшим врагом, что следовал за усталостью после сна, оказался голод. Всё-таки не зря Мор один из Всадников Апокалипсиса… Дирка не было ни видно, ни слышно. Наверное, вышел, подумал Тодд, спускаясь на первый этаж. Не сказать, что дом большой… просторный. Действительно есть где разгуляться в отличии от убогой квартирки Бротцмана в Риджли. Не особо занехаянный, как ожидалось, однако видно, что живут тут либо из-за необходимости, постоянно исчезая, либо по факту не сильно следят за порядком. Со старой мебели не везде даже нормально убрана плёнка, только сдвинута, чтобы сесть можно было; удивило то, что пусть и попахивало старьём, дышать было достаточно легко, векового слоя пыли нет, а некоторые окна даже помытые, вот только почему-то выходящие на задний двор. Лазить по чужим вещам у Тодда привычки не было, его воспитывали так не делать и всё такое, да и он сам не всегда горел желанием это делать, однако отсутствие хозяина на неопределённое время и скручивающий в голодном спазме желудок двигали его в сторону кухни. Приличия ради мужчина даже подождал минут пятнадцать в надежде, что он не умрёт голодной смертью, истекая слюнями, и Дирк в конце концов объявится, но чуда не происходило, друга всё не было, а последний раз музыкант ел сутки назад. Поэтому, рассудив здраво, что скажет правду, ибо действительно не удержался, Тодд, воровато оглянувшись на дверь, полез в холодильник. Признаться, он думал, что сюрпризы уже закончились. Но нет — Бротцман ожидал увидеть что угодно в холодильнике, но не… кровь. Ничего кроме крови, не считая мяса в морозилке и подсохшего лимона в чай. И всё. Не зная, что шокировало его больше — отсутствие нормальной еды или явно сцеженная кровь в трехлитровой банке — Тодд закрыл дверцу. Сложно вообще думать что-то адекватное от сего зрелища. Конечно, самое разумное объяснение всему этому было таким: кто-то резал свинью или корову, Дирк помогал, и ему за помощь заплатили мясом и кровью, которая пойдёт… куда-нибудь, а так как Дирк, скорее всего, не работает на постоянной работе, вероятно, у него просто нет денег на что-то ещё. Да и зачем? Есть же мясо! Но вот хотя бы хлеба… Однако сама ситуация показалась странной. Бротцман деликатно умолчал о своём не совсем культурном поступке, когда друг вернулся с — неужели? — покупками, со словами, что пирушка специально для гостя, пусть тот простит долгое отсутствие — ближайший магазин только в центре, почти в получасовой ходьбе отсюда в одну сторону. — Так, а чем ты тут занимаешься? — всё-таки спрашивает мужчина, с каким-то смешанным чувством глядя, как друг резво готовит что-то вроде бутербродов с чаем, а потом откуда-то достаёт коробку с пиццей. И, что самое подозрительное — Тодд невольно стал подмечать такие детали — сам не притронулся к еде. — Да так, — неопределённо отмахивается Дирк, — то там, то тут. Заказы всякие выполняю и всё такое. Так, а тебя-то сюда как занесло? Или ты путешествовал, гонясь за своей судьбой, внезапно почувствовал тягу в этот город и понял, что стоит зайти? Или нет! Ты вычислил, что я тут живу и, странствуя по миру, решил заскочить потому что… — он вдруг запнулся, будто не решаясь озвучивать дальше, — можешь остановиться у меня?.. — Господи, я уже и забыл, каким надоедливым ты можешь быть из-за незакрывающегося рта с бредовыми вариантами, — Бротцман устало потёр переносицу. — На сколько я могу остаться у тебя? — Да сколько хочешь! — радостно отзывается хозяин. — Мне всё равно тут скучно. Ты не представляешь, как я скучал, когда пришлось уехать! Тут нет никого, кто бы мог спокойно меня воспринимать. Ну… или терпеть по крайней мере. — А почему ты так резко уехал? — ненавязчиво так. — Дела, — лаконично отзывается Джентли, и что-то в чертах его лица проскальзывает строгое. Но тут же смягчается, переводя тему. — Ты уже дом изучил? Тут вроде как не заблудишься, но всё же, если ты хочешь тут пожить, то, думаю, будет невредно провести экскурсию. Тодд сообщил, что не изучал. А ещё спросил, чего это Дирк не ест. — Не хочется, я уже поел, спасибо. А потом подшучивает над другом, что тому лишь бы пожрать. И вроде бы всё нормально — и вправду, чего это музыканту всё резко странным стало казаться? — Дирк отвечал буднично, с удивлением; наличие крови и мяса в холодильнике пояснялось тем самым примером с забоем свиньи, и самым подозрительным тут как раз был Тодд со своей паранойей. Он всё списывает на усталость. Однако, буквально через пару дней, что-то заставляет его проснуться с чувством необъяснимой тревоги посреди ночи. Что-то, будто выползшее из детских страхов подкроватных монстров, когда боишься не то что в туалет выбежать, а ногу высунуть из-под одеяла. Бротцман не понимает, что не так с ним? Неужели переутомление так сказалось на психике, что боязнь темноты родом из далёкого прошлого дала о себе знать? Или это сон? Или… Тодд некоторое время просто лежит, прислушиваясь к ощущениям — тревога никуда не исчезает — это напоминает инстинкт, когда подсознательно чувствуешь присутствие чего-то опасного рядом, чего-то непонятного, чего-то, которое могло бы испугать, восхитить и убить одновременно. Трудно сказать, с чем это можно сравнить точнее. Бессонницы у мужчины нередкий гость, а Дирк, по-видимому, вообще полуночник, так как Тодд ни разу ещё не видел, чтобы тот ложился спать раньше него. То есть, есть вероятность, что он также ещё не спит, и, решив, что компания болтливого товарища всё же лучше, чем беспочвенная тревога в одиночестве, музыкант бесшумно спускается на первый этаж. Действительно, на кухне горит свет. И вдруг слышно стук, звук разбитого стекла и тихие ругательства. — Тебе по… мочь?.. Вопрос повис в воздухе. Лицо, руки, одежда на груди Дирка перепачканная кровью, той самой, которая была в разбитой трёхлитровой банке, а на столе лежит огромная, свежая голова свиньи. Всё-таки он не ошибся в догадках — свинья. — Я сам, — выдавливает из себя друг, поспешно ныряя под стол с тряпкой. — Эй, Дирк, — интонация Тодда недоверчивая как бы он этого не скрывал. — Всё нормально? — Лучше не бывает! Иди спать, я, наверное, тебя разбудил? Извини, сейчас я уберусь и больше шуметь не буду. То, что Джентли странный — это факт. А вот то, что он ведёт себя сейчас странно… по-другому — не может не вызывать вопросы. К тому же, тревожное желание панически бежать отсюда тоже вводило диссонанс. Вопреки кричащему нутру, Тодд осторожно подходит ближе. — Иди спать, пожалуйста, — как-то обречённо говорит Дирк из-под стола — голову не поднимает, будто прячется от гостя… — Эй… — Иди спать! — и, будто через время только осознав, что накричал на друга, тут же рассыпается в извинениях в своей манере. Бороться со страхом тяжело, поэтому Бротцман только неопределённо кивает, поднимается, на деревянных ногах плетётся в спальню — там спокойней, но хочется закрыться на ключ, посыпать всё солью, а потом с головой накрыться одеялом и ждать утра, потому что время нечисти — до первых петухов.