Не пиши после эпилога

— Давай подумаем логически, — с ноткой паники предлагает Дирк, и от него слышать подобное означает очередную сомнительную авантюру, — круги появляются разными способами. Это не обязательно должны быть инопланетяне. К тому же, плюшевый заяц был вполне милым! — Вампиров тоже быть не должно! — Кривляет Тодд. Хватается за друга, чтоб ни его, ни себя не унесло ураганным ветром. Выйти на улицу было самой тупой и опасной затеей, до которой можно было додуматься, однако Джентли додумался, и вот теперь они здесь, возле ржавой кабины грузовика, вцепившись друг в друга, смотрят на надвигающийся фронт и то, как вихри закручивают мятую траву. Прямо на них надвигался зародыш смерча. — Напомни, что мы делаем?! — орут в ухо остолбеневшему от страха Дирку, в то время как Тодд едва ли не на низком старте. — Возможно, ставим точку в моём последнем расследовании?.. Звучит Дирк нихрена не уверенно. Тодд почти кожей ощущает его страх — он понял, что чем больше тот что-либо переживает, тем яснее проецирует это на внешний мир. Желание бежать возникает ровно в момент голода. — А если ничего не получится? — Ты должен спастись, — решительно заявляет тот. — Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то ещё пострадал. — Дирк, мир не без жертв, он так устроен, понимаешь? — Честно, Бротцману с трудом даётся вся философия сейчас, однако в стрессовых ситуациях мозг начинал работать качественней. Он собрался с силами: сейчас или потом может быть поздно. — И я тебя не брошу, потому что ты мой друг, потому что я тоже!.. — Что?! — перебил детектив, перекрикивая вой ветра. — Говорю, потому что я тебя тоже лю!.. — Тодд, держись! Он схватился за руку, и это, скорее, какой-то защитный жест — возможно, он был автоматически, с перепугу, но Бротцман чётко рассмотрел в этом попытку защиты. Его, Тодда. А дальше стало не до того: плотный вихрь подхватил кабину, с душераздирающим скрежетом протащив несколько метров, пропахав ею землю, перевернул, и с четвёртой попытки поднял в воздух, закручивает, попутно захватывая комья грязи, превращаясь из простого смерча в настоящего бурого монстра. И это чудовище двигалось каким-то совершенно непредсказуемым маршрутом, то виляя, то будто бы замирая, резко уходя в сторону. Поведение можно было бы объяснить хаотичными воздушными потоками, но эта дрянь прошлась в каком-то десятке шагов от друзей, направившись в сторону могилок, и Тодд ощутил, что ещё чуть-чуть, и пришлось бы его искать по горячим следам. — Не бойся, — дрожащим голосом смешно заверил Дирк. Сжал руку сильней. — Смотри. И Тодд смотрел во все глаза, потому что кабина грузовика упала чётко на разрытую почву, как оттуда, как в каком-то древнем фильме ужасов, появилась сначала рука, а потом всё остальное тело; как мертвецы вставали из могил, выглядя не совсем… мертвецами. Возможно, это был шок, а может просто что-то творили существа, однако шторм как будто бы утих, пройдя стороной; теперь детектив с помощником стояли в глухом штиле посреди бушующей стихии. «Может, я уже умер?» — подумалось Тодду. «Но если я мыслю, следовательно, существую?..» Существа помахали Дирку, что-то сказали — по крайней мере, издали приветливые звуки — и, зайдя в кабину, исчезли, оставив после себя тяжело оседающие куски грязи. Дирк улыбнулся. Возможно, это было нервное. На душе снова появилось то самое странное чувство лёгкой радости. — Что они тебе сказали? — спрашивает Бротцман — то самое состояние отходняка после стресса сейчас сделало из него едва ли не постигшего дзен. — Понятия не имею, — честно отвечает тот. Смотрит на погром на заднем дворе, на широкие рытвины, на свернувший в сторону циклон, на своего друга. Наконец. — Я не знал, честно, — сразу же говорит Дирк, и Тодд не сразу вообще понял, о чём он. — Я никогда не знаю, чем всё закончится, я не был в сговоре с инопланетянами, я всего лишь нашёл записку в спальне покойной миссис Сандерс и… — Дирк. Если ты оправдываешься заранее, то не нужно, — Тодд только сейчас замечает, что они за руки всё ещё держатся, сжимает чужую ладонь сильней, и как-то странно, нечитаемо смотрит. — Я тебе верю, хорошо? Вот… заранее верю. Я многое понял и решил… Очень сложно смотреть во всё ещё широко раскрытые после пережитого страха глаза Джентли, особенно, когда собираешься сказать нечто очень важное. Так, по крайней мере, кажется. Тодд выкашливает застрявшие в горле слова. — Ну? — спрашивает второй. — Что ты решил, Тодд? Музыкант неосознанно переминает в пальцах мягкую ладонь Дирка; раздражает эта простота. Почему ему так сложно даже сказать что-либо? — Знаешь… неважно. Джентли хмурится, не отрываясь глядя на друга. Внимательно, недовольно. — А мне важно, Тодд, — наконец выдыхает он. Небо над ними перестало грозиться упасть. — Мне важно знать, что ты там решил. Иначе как я тебе помогу? Тодду смешно и неловко, он снова мысленно себя дерьмом поливает за тупость. Смотрит опять на Дирка и создаётся ощущение, будто его видят насквозь, и Дирку увиденное совершенно не нравится. — Да чёрт с тобой! Я за эту неделю понял, что… люблю тебя? Да, наверное, это так называется. Не знаю. Просто… просто тянет и всё. Дирк, не пойми неправильно, ты очень классный — достал, правда, своей болтовнёй, но так даже интересней, но у меня вот… чувство, что мы должны быть вместе. Не просто как напарники, хотя и знаю тебя суммарно не больше месяца. Вот и… На душе стало как-то легче. Тодд зажмурился, успокаиваясь, как вдруг рядом тихий смешок слышит. Открывает глаза, натыкается на острые зубы и широкую, радостную улыбку. — Я знал, — самодовольно заявляет Джентли. — Я был прав, о, да. Ты тоже меня любишь. И обнимает — крепко-крепко. — То есть… как знал? Слишком заметно, что ли? Или… погоди, — Тодд вдруг вспоминает то самое чувство, будто рядом с ним кто-то страшный, будто за ним подсматривают, причём изнутри. Если это правда, то стыдно-то как… — Ты видел мои мысли? — Ну… да… Знаешь, — Дирк неловко поковырял носком ботинка жижу с травой, — тебя я люблю во всех смыслах; я мог бы как всегда вытащить из тебя какое-то признание, заставить полюбить себя и так далее — не даром вампир; я могу это сделать с любым. Могу. Но не хочу. Зачем? Мне важно, чтобы ты сам дошёл до этого, сам себе признался в чувствах — тогда есть смысл, и, Тодд… Я очень рад, что ты… Он заткнулся. Его заткнули. Поцелуем. Бротцман практически повис на нём, дотягиваясь до губ, пытаясь этим сказать всё, чего не скажет вслух. Царапается о клыки, замирая. — Как-то так, — скомкано говорит он, не решаясь встречаться взглядами. Дирк облизывается, и это кажется Тодду сущим издевательством — как-то пошло, и совершенно невинно одновременно. Так бывает? — Я рад. Очень сильно. Можно тебя ещё раз поцеловать? И Тодд бы сказал да, но оглядывается на разрушения и снова оживший ветер. — Да, точно, ты прав. Думаю, стоит зайти в дом, — куда-то на ухо бормочет Дирк, а самого почему-то шатает. И где-то на крыльце его вдруг ведёт в сторону, в косяк, по которому он сползает на мокрые доски. Возможно, Тодд бы запаниковал, как обычно, но теперь решительно взваливает на плечо друга, затаскивая в спальню. Признаться, он ещё ни разу тут не был, поэтому, когда среди барахла находит старое их фото — случайное, сделанное ещё на старый фотоаппарат уличным фотографом — становится как-то даже стыдно. Но Тодд намерен хоть что-то, да исправить.